О моем перерождении в сына крестьянского 2 (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович - Страница 18

— Ломать⁈

Целительница, продолжающая жевать, лишь молча повела плечами.

— Да, — киваю. — Потому что — но это уже чисто мой взгляд — избыток жёсткой вертикальности в отношениях, как любой избыток, скорее вреден.

— Ну, если так посмотреть… — Шелари всерьёз задумалась. А я озадачился вопросом, каков профиль её грани разума и конкретно — гибкость. Похоже, там число не маленькое… хотя едва ли такое же, как у Лейты: моя боевая подруга по этой части уникум.

— Посмотри. Особенно обрати внимание на конфликт, привносимый помянутой вертикальностью в горизонтально организованную группу.

— Я глупая. Можно мне на примерах?

Улыбаюсь. Нет, ну разве не прелесть? И, кстати, первейший признак умного человека — готовность признать свой… недостаток ума в каком-то вопросе. Только дурак пыжится, стараясь делать вид, что уж он-то всё-всё понимает! Ха. Ни одно ограниченное существо не понимает всего. Причём добрая половина того, что им всё же худо-бедно понимаемо, понимается неправильно. В лучшем случае неполно, в худшем — имеем очередные вердикты Французской Академии Наук о том, что в небе камней нет.

Что касается Ершицы — ум у неё работает будьте-нате. Мозги отменные, генетика с воспитанием постарались на славу. А магическая еда добавила бонусов и эликсиры заполировали. Штука в том, что она мыслит скорее вширь, чем вглубь, и скорее быстро, чем как-то особенно последовательно. Но… главное, что мыслит. Остальное придёт с опытом.

И я не прочь ей помочь.

— Ну, возьмём в качестве примера группу гильдейских ходоков. Скажи-ка: это вертикально или же горизонтально организованное общество?

— Скорее горизонтально. Но меня смущает фигура Лидера. Он ведь вроде как выше остальных?

— Он именно вроде как выше. То, что на Лидере лежит тактическое командование и ещё некоторые иные функции, иногда, — не делает его или её начальником. Если на то пошло, с не меньшими, а то и большими основаниями можно назвать командиром также Советника. Именно за ним (или за нею) анализ обстановки, за ним стратегические решения, а Лидер просто выбирает для очерченных Советником условий оптимальную тактику. Две типичных, в зубах у всех навязших ошибки, которые могут совершить члены группы: передоверить тактическое руководство Советнику или отдать стратегию на откуп Лидеру. И заметь: обе эти ошибки в равной мере являются итогом одного и того же шага…

— Отказа уступить власть, — Шелари аж в струнку вытянулась, полыхнув глазами. — Установления жёсткого единоначалия. Вторжения вертикали власти туда, где ей не место!

— Ты поняла.

— Ладно, а ещё примеры?

— Да легко. Мы возвращались в Мелир на каботажнике, так вот там в команде тоже имеет место примечательная симфония ролей. Да, есть капитан, и он вроде как главный. Ключевое: вроде как. Ту же в точности функцию в свои вахты выполняют старпом и вторпом. Не менее, а может и более важна роль менталист-навигаторов. Сложно вывести за скобки и корабельного алхимика, и даже шеф-кок в своей как бы не сильно важной роли совершенно необходим — и столь же совершенно незаменим.

— Тебя послушать, так вертикальные иерархии вообще нигде и ни для чего не нужны.

— Ну почему же? Армейский либо легионный порядок без именно вертикального командования — немыслимы. И, кстати, на боевом корабле вместо симфонии ролей предпочтительней иметь то самое жёсткое единоначалие, притом ещё и с прозрачными, всем понятными правилами передачи прав командования. Догадываешься, для чего и почему?

Шелари зябко повела плечами:

— Потери. Война — это всегда про смерть, причём умереть может и командир. И чтобы нормально переживать эти потери, не теряя управляемости группой либо организацией… — пауза. Хмурая чёрточка меж бровей, задумчивый прищур. — Но тогда получается, что вертикальная организованность — не самая оптимальная, зато самая устойчивая?

— Да. Всилу своей простоты как раз. Но с запланированными потерями, кроме армейцев, имеют дело только политики; а вот нам, ходокам, лучше подгонять нити управления так, чтобы не терять никого. Не рисковать. Не терять головы — в любом из смыслов. Каким бы роскошным призом ни манил нас Лес Чудес, жизни высокоуровневых добытчиков многократно дороже, чем этот приз. Всё равно всех ресурсов не собрать, всех сокровищ не подгрести, всех монстров не убить… а если даже собрать, подгрести и убить, то нам же хуже. Даже если забыть про фактор чудищ и Великого Безмолвного Пакта — что слишком жадные идиоты стали бы делать на истощённой, голой земле?

— М-да. Не смотрела на всё это… вот так.

— Посмотришь ещё, — я поощрительно улыбнулся. — Какие твои годы?

— Ой-ой, старичок нашёлся!

— Только возраст, Ершица, меряется числом лет. Опыту же мерило — его разнообразие. И ещё, как косвенное выражение, достигнутая ступень.

— А…

— Хочешь спросить, какая у меня?

— Да. Но…

— Не трепещи. Во-первых, ступень — штука переменная, в нашем возрасте так особенно. А во-вторых, я её не особо-то скрываю. Как и ранг… — Лейта очень смачно и очень скептически хмыкнула, так что я поторопился уточнить:

— Не от соратников уж точно. Сейчас у меня сорок третья, при классе золотого ряда.

— Серьёзно?

— Да. А с чего бы мне врать?

— Но золотой ряд… сорок третья…

— Вот поэтому-то и не принято козырять такими вещами. Чтобы пустую зависть не плодить. Мои ранг и ступень — только мои. Честно выстраданные… хотя разок я хапнул ступеней чисто по глупости.

— Как?

— Новые чары испытывал. Сумел не умереть, не покалечиться, даже почти не сошёл с ума. Четыре ступени разом перепрыгнул. Повторять не рвусь.

— Это ты летать учился, что ли?

— Нет. За обучение полёту я взял примерно одну ступень… и куда медленней. Не разом.

— И про те чары, на которых ты четыре ступени взял…

— Не расскажу. Это уже для всех секрет.

— Даже для Лейты?

— Для неё нет. Но и она не знает деталей. Магия — штука очень интимная, Ершица.

— Знаю. Но… сорок третья ступень! А я ещё считала себя равной талантом господам…

— Ты равна, — сказала Лейта. — Тебе восемнадцать календарных, но ты уже пересекла планку трёх десятков ступеней и на двадцать пятой улучшила класс в серебро. Это хороший темп развития.

— Откуда ты знаешь⁈

— Моя боевая подруга — духовный целитель, Ершица. Меру развития твоего тела и духа она может оценить просто на вид. Я, кстати, тоже: маг-Наблюдатель, как-никак. Просто у меня опыта поменьше.

— Я пересекла порог третьего десятка, — добавила Лейта, — когда мне исполнилось тридцать два. Почему и считалась отбросом… по меркам высокого рода Ассур. Но посмотри, где я сейчас! Поэтому не завидуй: это лишнее. Ты поднимаешься быстрее меня, Шелари, так не считай себя отстающей. Лучше лови моменты прозрения, ищи импульсы вдохновения, расти свободно и легко.

— А мы тебя подстрахуем, — подытожил я.

Раньше, наблюдая схватку высокоранговых воинов глазами Тени, я безбожно отставал. Раньше. Но теперь, не в последнюю очередь благодаря урокам Лейты, я умею выставлять правильные фильтры.

То есть нет, не фильтры. Это слово подразумевает: нечто излишнее окажется остановлено и отфильтровано. А в нашем случае нужно, скорее, выбрать правильный угол зрения. Видеть всё то же самое, но иначе. Не с привычной шириной и глубиной, но резче. Жёстче. Контрастней.

И в итоге — быстрее.

Воздух и чуть ли не само пространство становятся подобны воде, а может, и более вязкой жидкости. Но идеально прозрачной. Аурное восприятие отодвигается в сторону, уходит в настраиваемые спектры слуха и обоняния. Зато сполохи духа обращаются волнами, лентами, мембранами и другими фигурами, сотканными из тысяч градаций серого. Любые воинские приёмы, включая и манипуляции энергией внутри их физических оболочек, протаивают этакой дымной дрожью…

К чёрту. Всё равно это почти неописуемо простыми словами для тех, кто не умеет не просто видеть, но ещё и настраивать своё видение. Мир глазами Наблюдателя всегда индивидуален для каждого из нас. Я, к примеру, воспринимаю всё совершенно не так, как Лейта, а ей приходится предпринимать немалые усилия для того, чтобы хоть немного приблизиться к моему пониманию — и это с её-то запредельным в своей гибкости духовным метаморфизмом! А ведь дальше станет хуже: по мере подъёма от ступени к ступени каждый человек становится всё более индивидуален, дух его (или её) развиваются не так, как у всех прочих людей. Даже ближайших родственников. Иногда — кардинально не так.