Запретный плод (ЛП) - Ричардсон Аманда - Страница 10

Да, это решено. Я действительно чертовски ненавижу этого парня.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь отвести взгляд, Зои наклоняет подбородок вверх, а рука Скотти скользит мимо ее уха к шее и притягивает ее к своим губам.

Поцелуй получился небрежным, и он не предложил ей взять тяжелый рюкзак, поэтому она неловко наклонилась в одну сторону.

Свободной рукой она к нему не прикоснулась. На самом деле, если прищуриться и хорошенько сосредоточиться, то можно увидеть, как она неловко сжимает кулак на боку.

Хватит.

Я встаю так резко, что мой стул с силой ударяется о стену позади меня, и в считанные секунды спускаюсь по лестнице и громко открываю входную дверь.

Капитан Суши, мой большой сервал, идет за мной по пятам.

Голубки уже закончили целоваться и направились к двери, когда я взял их на прицел. Пока я смотрю на пальцы Зои, переплетенные с пальцами Скотти, ярость продолжает кипеть.

Нет, она закипает.

Потому что этот ублюдок заходит внутрь.

— Привет, мистер, — говорит Скотти, одаривая меня однобокой ухмылкой и используя прозвище, которое я ненавижу.

Я не улыбаюсь и уж тем более не удостаиваю его ответом. Тем временем капитан Суши шипит на Скотти.

Мой взгляд переходит на Зои.

— Уже поздно, — рычу я, скрещивая руки и загораживая собой дверной проем.

Скотти приходил к нам и раньше, но никогда после наступления темноты. Обычно они внизу смотрят кино в воскресенье днем или хихикают в ее спальне перед одной из его смен - последнее заставляет меня покинуть дом и сердито рубить дрова на заднем дворе.

Видимо, я ходячее клише.

— Я ненадолго, мистер. Просто хотел провести немного времени с Зо.

Зо. Как будто второй слог ее трехбуквенного имени слишком громоздкий, чтобы его произносить.

Мои ноздри раздуваются, когда я впускаю их внутрь, а Зои бросает на меня сердитый взгляд, прежде чем они проходят на кухню.

Капитан Суши уходит, явно раздраженный.

Я тоже, приятель. Я тоже.

— Я приготовил курицу, если ты голодна, — говорю я Зои.

— Да, черт возьми, — бормочет Скотти, открывая холодильник.

Мои глаза вспыхивают от возмущения, когда он угощается, как язычник с нулевыми манерами.

— Мы с Скотти работает вдвоем, — объясняет Зои, доставая две тарелки для них. Похоже, она не замечает моего холодного, жесткого взгляда, устремленного на Скотти. — У него не было времени поужинать.

Обычно я довольно отзывчивый парень. Мне приходится быть таким, учитывая, что я целыми днями работаю с гормональными молодыми людьми. Но это сочувствие куда то делось, когда речь зашла о Скотти. Мне плевать, если он умрет от голода.

Я говорю себе, что это потому, что Элиас тоже возненавидел бы его, так что ненависть, по крайней мере, кажется оправданной.

Зои была слишком молода, чтобы встречаться, когда умерли ее родители, так что им никогда не приходилось преодолевать эти трудности, как мне. Это мне приходится быть строгим, проверять ее парней и следить за тем, чтобы они не проявляли неуважения к моему дому всеми способами, которые приводят меня в ярость. Именно мне приходится присматривать за ней, чтобы убедиться, что она в безопасности.

Это изматывает и, честно говоря, выводит из себя. Я чертовски ненавижу это, но не могу сказать ей об этом. Не могу признаться, что наблюдение за тем, как кто-то другой прикасается к ней, съедает меня изнутри. Особенно тот, кто старше ее на десять лет и совершенно лишен амбиций.

Чтобы заглушить свою ненависть, я по возможности не общаюсь со Скотти.

С глаз долой, из сердца вон.

Громкий шлепок разносится по кухне, и мои глаза во второй раз фиксируют руку Скотти на заднице Зои, а на лбу пульсирует вена. Я уже собирался оставить их наедине, но к черту.

Вместо этого я хватаю табурет.

Мой взгляд задерживается на руке Скотти, засунутой в задний карман Зои, когда я сажусь, и прежде чем я осознаю, что делаю, я прочищаю горло.

Громко.

Мой дом, мои правила.

Скотти дарит мне извиняющуюся ухмылку, чертов ублюдок, а Зои совершенно не замечает всего этого, потому что она слишком занята тем, что готовит своему парню тарелку с едой.

Он должен был бы сделать ей тарелку с едой, но что, блядь, я знаю о рыцарстве? Не то чтобы за мной в очередь выстраивались женщины.

— Я слышал, у тебя новый ученик, — вмешивается Скотти, который выглядит как дурак, отряхивая волосы с лица.

Зои напрягается, едва заметно, но я замечаю, как выпрямляется ее позвоночник, как крепче сжимаются ее пальцы вокруг ножа, который она держит.

— Сюрприз всей жизни, — ворчит она, закончив раскладывать еду и поставив одну тарелку в микроволновку. — Но, полагаю, это будет легкая пятерка, — добавляет она, поймав мой взгляд, когда оборачивается и подмигивает.

И это подмигивание... что-то делает с моим членом.

Черт.

Я вытесняю из головы образ ее чувственного выражения и перефокусируюсь.

— Посмотрим, — отвечаю я Скотти, скрещивая руки. — Я попрошу коллегу оценить ее стихи, так что она не получит преференций. Но да, скорее всего, она получит легкую пятерку, — добавляю я, глядя теперь на Зои.

Клянусь, я вижу слабый розовый оттенок на ее щеках.

Вчера для меня стало сюрпризом всей жизни, когда она сообщила мне, что будет одной из моих учениц в этом семестре, и я быстро понял, что ее присутствие в моем классе станет для меня смертью.

Медленной, мучительной смертью.

Что, собственно, и происходило со мной последние двенадцать месяцев.

Все изменилось между нами той ночью в Каталине. Я много раз прокручивал в голове все события той ночи, но детали всегда оставались такими размытыми. Однако чувство вины не покидало меня, и я полностью уничтожил все шансы на повторение: я не пил рядом с ней, а также следил за тем, чтобы мы никогда не оставались наедине слишком долго.

Воздушная атмосфера между нами была похожа на бомбу замедленного действия, и каждый взгляд, жест или прикосновение возвращали меня к той ночи, угрожая моему самоконтролю.

Большую часть времени мы общались как обычно - сердечно, дружелюбно, комфортно. Но время от времени я ловил на себе ее взгляд. Не в сердечном смысле.

Мы никогда не говорим о той ночи, и она меняет тему, как только речь заходит о поездке. Я не собираюсь настаивать на этом. Очевидно, мы слишком много выпили, так что кто может нас винить?

Но что-то между нами изменилось.

Алкоголь делает губы свободными, а свободные губы топят корабли.

Да и гребаные съестные приправы не помогли.

Зои меняет тарелки местами, а мы со Скотти смотрим друг на друга. У меня такое чувство, что он знает, что он мне не нравится. Когда я рядом, он часто ерзает, что всегда вызывает у меня прилив адреналинового триумфа.

Наконец он разрывает зрительный контакт и прочищает горло.

Опять.

Когда вторая тарелка заканчивает разогреваться, они вдвоем начинают есть у стойки.

— О боже, — стонет Зои, откусывая кусочек курицы. — Твоя жареная курица - моя любимая, Лиам, — добавляет она, улыбаясь мне.

— А как же моя курица? — Скотти хнычет, имея в виду киоск с жареными цыплятами, где он работает.

— О, детка. Твоя курица тоже хороша.

Она встает на носочки и коротко целует его, хотя я никогда не видел, чтобы так поступали.

Скотти откусывает огромный кусок.

— Черт. Этот цыпленок просто великолепен. Отличная работа, мистер, — бормочет он между жеванием.

Ноль манер.

Я бросаю взгляд на идиота, который ест мою курицу, и Зои ухмыляется. Наши глаза встречаются, и только тогда я замечаю фиолетовые мешки под ее глазами и то, как ее волосы откинуты назад и намотаны на одну из ручек, которые она постоянно у меня крадет.

— Как прошел день? — спрашиваю я Зои, наблюдая за тем, как она поглощает свою еду.

— Отлично, — отвечает она, проглотив кусочек. — Почти закончила эссе по политологии, — добавляет она, вытирая рот салфеткой. — Но кто-то отвлек меня, — добавляет она, закатывая глаза на Скотти.