Сатисфакция (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 11

Видимо, оттого, что материала для сомнительных статеек и так хватало выше крыши. Примерно половина изданий и на бумаге, и в сети писали про грядущее венчание великой княжны Елизаветы и Матвея Морозова. Вторая половина — про то, каким отважным, благородным, мудрым и во всех смыслах прекрасным человеком является Георг из рода Вельфов, герцог Брауншвейгский. А про нашу бравую четверку из Морского корпуса все, кажется, уже успели забыть.

К счастью.

— Папа в кабинете. — Алена огляделась по сторонам и, приподнявшись на цыпочках, чмокнула меня в щеку. — Возвращайся скорее, ладно?

Я молча кивнул, взялся за ручку и открыл дверь. Глаза не сразу привыкли к полумраку — поначалу я разглядел только силуэты мебели. Диван у стены, изрядных размеров стол, кожаное кресло с подлокотниками, пара шкафов и полки с книгами. Все аккуратное и лаконичное, однако наверняка запредельно дорогое. Интерьер кабинета непостижимым образом буквально воплощал в себе синтез классики и чего-то ультрасовременного.

Как и сам его хозяин, который до сих пор стоял лицом к окну, хоть наверняка и слышал, как я вошел.

— Доброго дня, ваше сиятельство. — Я без спешки сделал пару шагов вперед, мягко ступая по ковру. — Вы желали меня видеть?

— Как и любого в этом доме сегодня. Впрочем, нет. — Гагарин с привычной легкостью развернулся на каблуках ботинок. — Вас я все же рад видеть несколько сильнее, чем остальных.

Судя по голосу, старик улыбался. Радушно… а может и с каким-то особенным хитрым удовольствием — прямо как тогда, на складе. Теперь, когда он стоял спиной к окну, я видел лишь черты лица, но не взгляд — наверняка и это было задумано специально.

— Благодарю. — Я склонил голову. — И за приглашение — тоже.

— Право же, не стоит, друг мой… Желаете виски? — Гагарин неторопливо прошагал к ближайшей полке. — Или, может быть, коньяк?

— Пожалуй, откажусь. Если ваше сиятельство позволит. Для важных разговоров я предпочитаю сохранять трезвую голову, — усмехнулся я. — А вы не тот человек, что стал бы назначать встречу по пустякам.

— Это верно. Разговор и правда предстоит серьезный. И вряд ли он будет коротким. — Гагарин занял свой трон за столом и указал на кресло напротив. — Так что устраивайтесь поудобнее, Владимир Федорович.

В его возрасте старик вполне мог называть меня и просто по имени, не боясь оскорбить или нарушить какие-то там правила приличия. Однако зачем-то предпочел полную форму. Разговаривал учтиво, но без излишних витиеватостей. Как равный с равным — и в его голосе не было даже намека на издевку или едва заметную иронию, с которой он встречал меня на Крестовском — в тот самый день, когда сказался больным и всю беседу просидел в махровом домашнем халате.

Прощупывал: и тогда, и сейчас — изменился только метод.

На этот раз его сиятельство облачился в строгий черный костюм. Чуть приталенный по фигуре, с белоснежной рубашкой и запонками, но все же без галстука — видимо, вольная натура никак не желала терпеть удавку на шее. И изволила хоть таким образом похулиганить, нарушая железобетонный официоз всего происходящего.

— Могу ли я поинтересоваться — насколько вы осведомлены о том, что сейчас происходит в столице? — негромко проговорил Гагарин. — И каково ваше отношение к происходящему?

— Полагаю, осведомлен я куда хуже вашего сиятельства. — Я пожал плечами. — Однако только слепой не заметит, что мы на пороге событий, которые могут вылиться в гражданскую войну в считанные недели.

К счастью, Гагарин не стал требовать объяснений или задавать наводящие вопросы про то, как со всем этим связано появление герцога Брауншвейгского. В обсуждении подобной ерунды он, похоже, не нуждался.

Как и я сам.

— А что до моего отношения, — продолжил я. — Тут все еще проще. Как и любой здравомыслящий человек, я от происходящего не в восторге. Хотя бы потому, что любой из двух наиболее вероятных исходов не несет стране ничего хорошего.

— Боюсь, на этом месте я попрошу уточнить, — улыбнулся Гагарин, — что именно вы имеете в виду, Владимир Федорович?

— Если Георг заявит свои претензии на престол — Морозов попытается от него избавиться. Если же свои претензии на престол первой заявит Елизавета, против подобного решения так или иначе выступит вся Европа. Вряд ли даже Иберийское Содружество посмеет напасть сейчас, однако если младший Морозов станет не только мужем правящей императрицы, но и главой Совета безопасности… боюсь, нас ждут не самые простые времена, ваше сиятельство.

— Даже не знаю, что импонирует мне больше, — усмехнулся Гагарин. — Ваша предусмотрительность — или ваше желание говорить обо всем этом прямо, без словесной эквилибристики.

— Я бы сказал — абсолютно ненужной словесной эквилибристики. И более того — даже неуместной. — Я пожал плечами. — У нас слишком мало времени, чтобы тратить его на эзопов язык и прочие выкрутасы. Уж вы, во всяком случае, именно тот человек, с кем можно не бояться говорить честно и прямо.

— Рад это слышать, друг мой… Рад, хоть вы и все еще не до конца откровенны. Впрочем, это можно понять — ситуация, мягко говоря, необычная. — Гагарин едва слышно рассмеялся. — И все же я должен настаивать. Для тех дел, что нам обоим так или иначе предстоят, нужно полное, абсолютное доверие. И чтобы установить его, осталось сделать всего один крохотный шажок, друг мой.

— В таком случае, перестаньте говорить загадками, ваше сиятельство, — проворчал я. — На этот раз я вас не понимаю.

— Полагаю, все же понимаете. В конце концов, вы всегда были и, похоже, остаетесь одним из умнейших людей, которых я когда либо знал. И наверняка уже подготовились и к подобной… скажем так, ситуации. — Гагарин облокотился на столешницу, подался вперед и заглянул мне прямо в глаза. — Разве не так, ваша светлость?

Я почему-то сразу понял, что отпираться или изображать непонимание не стоит — бессмысленно. Да и, пожалуй, глупо. Даже если старик не заметил в полумраке кабинета, как я дернулся, даже если не видел зрачки глаз, которые наверняка на мгновение стали размером с золотой юбилейный империал — он уже и так все знал.

И окончательно убедился, вероятно, еще в тот день, когда сам же вытолкал меня на импровизированную сцену на складе в Шушарах, заставив толкать речь перед столичными аристократами.

Впрочем, ничего удивительного: если мою тайну «раскололи» покойные Распутины, подробности плана десятилетней давности уже всплывали и подобрались слишком близко к поверхности. А значит, их вполне мог разглядеть любой желающий — при наличии внимательности, ума и умения сопоставить… скажем так, некоторые факты.

У Гагарина этого всего имелось в избытке. И сейчас он не раскручивал меня на нужное ему признание, не закидывал удочку наугад, а наоборот — сам желал сообщить, что игры кончились, а маски больше не нужны.

Можно сказать, констатировал факт.

— Давно догадался? — тихо спросил я, разом переходя на «ты».

— Догадался — давно. — Гагарин пожал плечами. — Уверен… Уверен, пожалуй, с того самого дня… Хотя и так все знаешь — ума тебе не занимать.

— Занимать, не занимать — а, похоже, маловато будет, — проворчал я. — Раз уж толком спрятаться не смог. Нет бы тихо сидеть — так все вылезал, вылезал… Вот и вылез.

— Ну, а чего ты хотел, Владимир Федорович?.. Надо ж, даже отчество такое же, — едва слышно усмехнулся Гагарин. — Шила в мешке не утаишь. Хоть молодой теперь, хоть старый, как я — а человека сразу видно.

— Кто сдал?

Я заерзал в кресле, перебирая в уме возможные варианты.

Свои — Корф, Камбулат или Поплавский? Исключено. Если я был уверен в чем-то в этом непростом и суетливом новом мире, так это в преданности товарищей. Слишком уж многое нас связывало, чтобы они пошли продавать меня за тридцать серебренников… И слишком мало у них было доказательств, чтобы так рисковать. Более-менее внятно привести хоть какие-то аргументы смог бы разве что умница Корф, но не стал бы, потому что…