Лебедевы. Начало пути (СИ) - Коткин Андрей - Страница 18

А теперь снова к делам школьным. Окончание хлопот с внедрением магических заклинаний среди членов нашей семьи каким-то совершенно случайным образом совпало с некоторыми сложностями в отношении с одноклассниками. Дело в том, что в нашей гимназии изначально так сложилось, что основной тон задавали выходцы из торговой городской верхушки. А если еще точнее, детишки из богатых греческих семей, уверенно державших львиную часть городской торговли в своих руках. Они и держались всегда наиболее дружно и в деньгах, благодаря своим родителям, стеснены не были.

И наш класс отнюдь не был в этом сложившемся общегимназическом миропорядке каким-то особенным исключением. Непризнанным, но оттого не менее реальным классным лидером в нем был сын крупного греческого торговца, Гектор Георгади, с еще тремя своими подпевалами, разумеется, тоже из числа его соплеменников. Мы, с моим мускулистым братцем, с самого нашего появления в стенах Павловской городской гимназии, оказались в рядах этаких нейтралов, которых греки, конечно, не боялись, но без нужды на наши интересы тоже не покушались. Совсем иное дело Афоня… Мелкий, щуплый, но очень живой, подвижный и временами даже злоязыкий Афанасьев просто-таки всем своим ехидным видом напрашивался на тумаки с подзатыльниками.

Собственно с Афони все и началось. Получив на перемене от одного из греков пинок под зад, наш товарищ не стерпел его молча, как это случалось с ним в прошлые годы, а, нимало не сомневаясь, пробил обидчику боковой прямо в челюсть. Его заметно более крупного противника словно ядром снесло. А и то: вот те от одной до трех единиц в каждую из физических характеристик, которые заработал каждый из нашей тренирующейся в атлетическом зале ватаги, — это много или мало? На первый взгляд, так не очень-то и много. Но только не для молодых парней, физическое развитие которых, в сущности, еще только начиналось. Для нас две-три единицы характеристик — это примерно половина того, чем мы располагали раньше.

И, разумеется, такое попрание основ со стороны мелкого шибзика не могло пройти мимо остальных горбоносых молодчиков, держащих свою масть в нашем классе. Подобно стае дворовых псов набросились они на мелкого Афоню, попытавшись схода задавить его морально. Однако, как набросились, так и сразу же остановились. А просто я не остался стоять в стороне, заняв место рядом с товарищем. И почти тут же и Пашка тоже присоединился к нам.

— Лебедевы, а не ох…ели ли вы? — Скорее изумленно, чем агрессивно вытаращился на нас, с Пашкой, Георгади, вступаясь в свою очередь за своих подручных. — Вы, конечно, детки полковника, ну, так и мы тут вам не серая солдатская скотинка. Мой отец вообще знаешь, кто?

— Афоня — наш друг, — объявил я, заметно волнуясь и вполне явственно понимая при этом, что добром это вот наше неожиданное заступничество может и не закончиться, — и мы его в обиду не дадим. И наплевать нам, кто там твой папаша, Георгади.

— Зря вы так. А ведь могли бы и дальше жить мирно, — демонстративно сплюнул нам под ноги предводитель гордых греков, но в драку покамест не полез, ушел, сопровождаемый своими приятелями, в свободный конец класса, где они и начали о чем-то шушукаться, искоса кидая время от времени в нашем направлении злобные многообещающие взгляды.

До самого окончания занятий все было тихо, я даже, грешным делом, подумал, что все так вот, само собой и рассосется. В конце концов, мы ж, в принципе, нашего главного классного предводителя не оскорбляли, просто поговорили вежливо. Однако, похоже, у греческой диаспоры по этому поводу оказалось совершенно иное мнение. Стоило только нам, вместе с остальными детьми офицеров, унтер-офицеров и просто детей гражданских обитателей Слободы, учащихся в Павловской мужской гимназии, выйти с территории учебного заведения по направлению к базарной площади, на пустыре возле которой нас дожидались наши телеги с охраной, как тут же с противоположного конца улицы вывернула довольно большая ватага парней возраста как примерно равного с нами, так и явно более старших. Хотя, в принципе, не так уж и много их, по крайней мере, нас, если всех, даже без малышей из начальных классов, посчитать, так окажется ничуть не меньше, а скорее даже чуть больше.

— Эти что ли щеглы тебе грубили, Гектор? — Очень громко, практически на всю улицу, вопросил самый здоровый смуглый, крепкий детина в малиновой атласной косоворотке, штанах-галифе, блестящих хромовых сапогах гармошкой и в картузе с квадратным верхом, наподобие тех, носят поляки, обращаясь к Георгади. И, кстати, наш главный грек тоже каким-то образом оказался в числе этих самых встречающих.

— Да, вон тот, длинный, и еще братец его, что рядом с ним вышагивает, — с ясно воспринимаемыми нотками злорадства начал указывать своих обидчиков наш классный верховод, тыкая в нашем с Пашкой направлении синим, залитым чернилами пальцем.

— Это Колька Мавроди, — тихо, вполголоса, проинформировал нас Афоня, казалось, знавший об окружающих вообще все на свете. — Он в портовом кабаке одним из тамошних вышибал работает. Злобный! Страсть!

— Ну, все, детки, прощайтесь с вашими молочными зубиками, — угрожающе ощерившись, уведомил этот вышибала, надвигаясь в нашем направлении.

Бог его знает, почему, но вдруг весь мандраж, до этого самого момента буквально потряхивающий меня, вдруг разом исчез, оставив вместо себя очень ясное и четкое осознание окружающей действительности. Даже, пожалуй, намного более четкое, чем это было в обычной жизни.

А дальше уже и времени для вообще каких-либо мыслей не осталось. Этот Мавроди, с занесенным для удара кулаком, в три шага вдруг оказался прямо напротив меня.

— На! — Выдохнул забияка. Его кулак промелькнул у меня перед носом. Вроде, быстро, но как-то и не так, чтобы очень. Во всяком случае, увернуться от удара у меня получилось вообще без проблем. Все же дополнительные единицы Ловкости, полученные в результате тренировок от Системы, оказались вовсе даже не иллюзорной штукой!

А в следующее мгновение я и вовсе ухватил этого вышибалу за его роскошную косоворотку. Прием «Мельница» ведь тоже неоднократно отрабатывался на наших тренировках. Здоровый парниша сам, своим телом, не восстановившим равновесие после нанесенного им удара, поспособствовал выполнению этой казачьей ухватки. Оп! И только пыль поднялась в том месте на утоптанном многочисленными ногами участке дороги, куда с разгона, всей своей физиономией рухнул этот забияка.

— Сашка, слева! — Вдруг донесся до меня Афонин крик. А следом и сам Афоня в прыжке заехал кулаком по скуле одному из греков, решивших воспользоваться моим отвлеченным вниманием для своего нападения. М-да, однако, похоже, эти греки ни о каких правилах рыцарских поединков и слыхом не слыхивали.

И все же, нападавшие сильно просчитались! Очевидно, нападая на нас, с братом, они совершенно искренне были уверены, что и противников у них будет только двое, а остальные слободские ребятишки либо разбегутся, либо хотя бы простоят в сторонке, наблюдая издалека за воспитательным процессом. Угу, скорее всего, еще в прошлом году именно так и вполне могло получиться. Но не сейчас. И пусть далеко не все слободские гимназисты занимались вместе с нами в нашем атлетическом зале, но даже пять человек, без раздумий кинувшиеся в драку, смогли увлечь за собой остальных. Хотя… может быть, и то, что нападали именно на сыновей главного полкового командира, немало этому поспособствовало.

После вражеского предводителя я сбил с ног уже двоих, когда тот снова показался в моем поле зрения.

— Ну, все, щенок, амба тебе! — От багровой, грязной и расцарапанной физиономии этого взрослого парня можно было, казалось, без всяких затруднений прикуривать цигарки, настолько он был разъярен первым своим поражением. А, самое главное, теперь, не удовлетворившись так подведшими его кулаками, вышибала извлек из ножен на поясе хищно поблескивающее лезвие ножа, своими размерами уже вполне даже вытягивающего и на намного более грозное наименование «кинжал».

М-да, вот это уже точно не укладывается в понятие обычной школьной драки! Благо еще, что, желая, очевидно, как следует напугать меня, парень не напал сразу, своими криками привлекая к себе всеобщее внимание.