Сосед будет сверху (СИ) - Левина Ксюша - Страница 38

— Значит, теперь ты просто живешь за счет процентов с тех, кому когда-то помог? — отпив кислятины, говорю я.

— Что-то вроде того. — Дантес хватает мою руку и тащит за собой по тротуару.

Романтично!

— Есть и другие?

— Ага, то тут, то там... Я верю в ребят. Все, кто приходит за помощью, чаще всего ее получают. Для жизни мне немного нужно. Квартиру я купил удачно и не скажу, что дорого для такого места и этажа. Я выбирал сразу такую, чтобы долго жить и наслаждаться, а до этого всегда снимал. Машина у меня первая и менять ее я не планирую. В отпуске я особо не трачусь, не люблю дорогие отели. Вечеринок на миллион не устраиваю…

— Пивас и «Имаджинариум»? — вспоминаю я.

— Именно. У меня даже пес и тот без документов за десять тысяч. — Дантес жмет плечами.

А я, блин, с каждым словом люблю его все больше. Чертов подлец, как можно быть таким?

— У меня не все всегда прям удачно складывается. Ну, например, я как-то вложился в бизнес жены друга — салон красоты. Так вот она прогорела. А потом пришла и сказала, что хочет попробовать еще раз и теперь уж точно получится! Я вспомнил свои мопеды и снова дал ей денег.

— И как?

— Да опять все просрала. — Он машет рукой в сторону воображаемой владелицы салона.

— Ты же так обнищаешь! — хохочу я и делаю еще один глоток вина. — Может, и в меня вложишься? Я тебе и бизнес-план напишу и даже что-нибудь покажу, а?

Я играю бровями и дую губы, а Дантес смеется в голос. Он обнимает меня за плечи, перемещается за спину и крепко прижимает к груди. Это так приятно — я будто кутаюсь в него. Глубоко вдыхаю и жмурюсь.

— С удовольствием вложусь, сколько хочешь. — Он целует меня за ухом. — Всегда ведь есть запасной план.

— Это какой? — почти мурлычу я.

— Друг, который занимается навозом.

— Чем-чем? — удивленно вскрикнув, я вырываюсь и разворачиваюсь лицом к навозному инвестору. Романтика как-то быстро пропадает.

— Навоз, удобрения. Знаешь, сколько я имею с него в месяц? Как раз это может обеспечить меня до конца жизни. Навоз — вечен!

Дантес с важным видом тычет пальцем вверх, а я мысленно записываю его слова в сборник великих цитат великих людей.

— Что еще вечно? — просто для слова спрашиваю я.

— М-м… еда. Обожаю вкусно поесть, еда вечна и бесконечна. Ты!

— Я? — остановившись, я опираюсь плечом о фонарный столб.

Дантес кивает.

— Не смотри на меня так, — улыбается он, — даже если я глупость сказал. — Он вдруг подпрыгивает и размахивает руками. — Слушай, а если ты меня еще и вечно кормить будешь, так жизнь вообще налажена!

Я смеюсь, как я смеюсь! Смеюсь, но даже сейчас думаю о том, что Дантес так легко раздает обещания. Слишком.

Мы гуляем, наверное, еще четверть часа и болтаем о ерунде, а потом нас забирает таксист и везет в сторону дома.

— Что дальше?

— Романтический ужин, конечно.

— В квартире?

— Бери выше, Пушкина!

И что может быть выше пентхауса?

Пьяненький мозг плохо генерирует идеи, но я уже без ума от этого вечера и этого мужчины.

Глава 19

Я не думала, что боюсь высоты ровно до этого момента. А теперь мы с Дантесом выходим на залитую сумерками площадку с видом на целый город, и у меня невольно сжимаются булки. Мама дорогая!

— Прыгай, — зовет Саша, потому что мы проникли на крышу не совсем уж правомерно и сейчас мне нужно сигануть на два метра вниз. Прямо к нему в объятия. Но у меня от одной мысли кружится голова.

— А может, не надо? Я-я… Здесь холодно, может, у тебя или у Робертовны поужинаем?

Я вру — да, гуляет ветер, но даже он греет. Здесь тепло и невыносимо красиво: горизонт подсвечивает розовым, и в голове сама собой вспоминается песня про малиновый закат. На небе уже вырисовывается силуэт луны, город постепенно заливают огни. Боже, я и правда скоро заговорю, как Пушкин, но здесь слишком красиво — аж зависаю немного.

Красиво и о-очень страшно. Я, кажется, никогда не была на такой высоте! Да, и самолетами не летала. Кстати о них, а самолет не снесет нас вместе с нашим ужином?

— Слабо? — ухмыляется Дантес снизу, и его ямочки на щеках с длиннющими ресницами соблазняют сильнее каменного пресса Момоа и острых скул Малфоя.

— Нет, — рычу я, а у самой ноги дрожат, и сердце бьется навылет.

Зажмурившись, я все-таки спрыгиваю, пока не передумала, а Саша ловит меня. Ловит и, удерживая на весу, целует. С ходу проникает языком в рот и делится сладким вкусом эклеров, которые я скормила ему в машине по дороге сюда. Даже сейчас вспоминаю и стону, потому что мужчина, который ест с твоих рук — это, оказывается, до жути сексуальное зрелище.

Почему же так хорошо? Почему именно с ним? Почему я не могла запасть на кого-то попроще, например, нашего охранника внизу? Ну и пофиг, что тому под пятьдесят и он седой, зато толпы фанаток разгонять не пришлось бы. Готовила бы ему оливье с котлетками на рафинированном масле и складывала каждый день с собой. А тут…

Тут такое не прокатит. Каждый миг как на пороховой бочке.

Тело от пары прикосновений воспламеняется и горит, будто побывало в жерле вулкана, будто его перемололо в пепел. Я продолжаю двигать губами, даже когда Дантес отстраняется от меня. Тянусь к нему — тот ухмыляется. Он берет меня за руку и ведет в состоянии аффекта вперед, к самому краю, еще и усаживается на парапет!

— Давай ко мне, тут невысоко падать. Этажом ниже смотровая площадка.

Он кивает за спину, а я бочком и мелкими шажками подхожу ближе, чтобы проверить. Парапет-то широкий, но внизу больше тридцати этажей! Как можно быть таким спокойным?

Я впиваюсь пальцами ему в плечи и чуть наклоняюсь вперед, а он… он, блин, пугает меня!

— Бу! — выдает и играет на ребрах щекотку, зато я в ответ ору так, что мой крик разносится эхом, наверное, по всему городу.

— Да как ты! Дурак! Я же! А-а!

Дантес, игнорируя мои вопли, перехватывает под коленками и сажает к себе как маленькую.

— Поедим, Саш? У меня на тебя и кровать грандиозные планы. — И такое что-то в его взгляде горячее проскакивает, что бабочки в животе тут же превращаются в мелких чертят с вилами.

Он прихватывает зубами кончик моего носа, и пожар внутри резко сменяется щемящей нежностью в груди. Ну что за контрасты? Что же он творит?

Уже через пару минут мы сидим напротив друг друга, а между нами лежат разложенные на бумажных пакетах блюда из «Бонжура». Тут и утка, которая мне в прошлый раз понравилась, и какие-то салаты новые, и десерт сладкий. Пока я достаю одноразовые приборы, Саша жонглирует пластиковыми стаканами, предназначенными явно не для вина. Я смотрю на темно-красную жидкость, которая льется из литровой бутылки, а попробовав, улыбаюсь — сидр. Вишневый.

— Конечно до того, что варит твой Кокос, далеко, но…

— Мне нравится. — Я киваю и, все еще с опаской поглядывая в сторону вечернего города, заливаю в себе половину «бокала».

Что? Это все нервы. Дантес и высота — слишком гремучая смесь.

— Твоя очередь.

— Что? — Я с трудом отрываюсь от сидра и смотрю на Сашу.

— Ну мы весь вечер говорили обо мне, а о тебе выяснили всего лишь, что ты трусиха и боишься высоты. — Не только высоты. Еще тебя. Что ты отпустишь, и я разобьюсь. — Расскажи что-нибудь о себе.

— Да я открытая книга, — улыбаюсь ему, кусая губы.

— А я не хочу читать, хочу слушать, — подбадривает он, — мне нравится твой голос.

Я краснею. Не от смущения, нет, скорее, закипаю от внутренних противоречий. Потому что очень хочу отпустить ситуацию и наслаждаться жизнью, но каждый раз будто бы обманываю себя. Когда чувствуешь всем открытым сердцем, тяжело смириться с мыслью, что твой тот самый любит другую.

— По-моему, я уже говорила, что бросила универ и собираюсь в кулинарный, — Дантес кивает, — родители, конечно, были в шоке. Они воспитали математика, сами были такими, даже учились в одной группе. Правда, ни больших денег, ни особого счастья им это не принесло. Но меня волновала только реакция деда, а тот сказал: хочешь быть поваром, значит, станешь им. И потащил на дачу. Бенз все выходные учил меня тартар готовить, чтобы я никого не отравила.