(Не) верю. В любовь (СИ) - Котлярова Екатерина - Страница 9

— Мама… — шепчу виновато, заламывая пальца и не зная, куда деться от стыда.

— Если не хочешь свести меня в гроб, то будь послушна, Алиса.

— Хорошо, мама, — шепчу покаянно.

— В воскресенье будет знакомство с женихом. Он хороший мужчина. Уважаемый человек. К тому же, Бог распорядился так, что он и состоятельный. Он будет заботиться о тебе, обеспечивать. Ты будешь счастлива, Алиса. Поверь мне.

Счастлива? Я смотрю на свои руки, на синяки, которые расцветают на коже. Что будет, если я соглашусь? Я чувствую, как страх и отчаяние смешиваются в одно целое, превращаясь в тёмный ком, который давит на грудь. Я не хочу этого. Но что я могу сделать?

— Я поняла тебя, — склоняю низко голову, чувствуя, как в горле сильно свербит от подступивших слёз.

— У него младшая дочь твоего возраста. Поэтому он сможет тебя направить на путь истинный.

Мои глаза в ужасе распахиваются, но я не произношу ни единого слова. Только губу нижнюю грызу, стараясь не расплакаться.

— Всё. Оставь меня, Алиса. Я утомилась. Вымотала ты меня своим поведением. Иди, делай уроки и ложись спать. Помолиться перед сном не забудь.

— Как скажешь, мама.

Я разворачиваюсь и выхожу из комнаты матери, плотно закрыв дверь. И в то же мгновение ноги подводят меня, и я оседаю на пол без сил. Замуж. За отца девушки моей ровесницы. Сколько ему лет? Сорок? Пятьдесят? Или ещё больше?

Меня начинает колотить от ужаса. Боже мой. За что? Мне даже страшно представить, за кого меня выдадут замуж.

Я нахожу в себе силы, чтобы дойти до комнаты и упасть на кровать. Я забываюсь тревожным сном. И подскакиваю испугано, когда слышу шорох. Сажусь на кровати, разворачиваюсь и смотрю на отчима, который сидит за моим столом и пролистывает мои альбомы с рисунками.

Я в то же мгновение забиваюсь в угол на кровати, подтягиваю колени к груди и пытаюсь натянуть на себя одеяло. Смотрю на грузного мужчину, который почёсывает бороду и качает головой.

— Проснулась? — замечает моё копошение.

Я киваю. Страх сковывает горло. Я боюсь отчима до тошноты. Так сильно, что даже голос не слушается.

— Почему спишь? Уроки когда делать будешь? — поднимается со стула, который жалобно скрипит под его весом, медленно подходит ко мне.

Я обхватываю себя руками за плечи и смотрю в угол комнаты. Посмотреть в прозрачные глаза отчима я не могу.

— Я задал вопросов, дщерь моя.

— Я плохо себя чувствую, — шепчу срывающимся голосом.

— Отчего же? От распутства своего? Или от безделья? — в его голосе появляются наигранно ласковые нотки.

Я закрываю глаза и мечтаю лишь об одном — исчезнуть. Стать невидимой. Провалиться сквозь землю, только бы находиться как можно дальше от отчима.

— Встань, — велит, хватая стул и ставя его на середину комнаты.

Садится, из-за чего стул жалобно скрипит, будто вот-вот развалится под его немаленьким весом. Я подчиняюсь. Трясясь от страха и омерзения, встаю на ноги. Смотрю в угол комнаты.

— Снимай юбку.

— Нет, прошу, — я пальцами вцепляюсь в ткань, будто она спасательный круг.

— Снимай юбку, — повторяет, сжимая кулаки.

Замечаю это боковым зрением и содрогаюсь. Боже. Где брат, когда он так сильно нужен? Где мать, которая так любит заглядывать в мою комнату?

— Зачем? — спрашиваю шёпотом.

— Я в третий раз повторять не стану, — мужчина подаётся вперёд.

Я отшатываюсь, трясущимися руками снимаю юбку. Меня начинает сильно тошнить и колотить, будто я босая стою на морозе.

— Сюда подойди, — он расставляет широко ноги и пальцем указывает на точку на полу.

Делаю шаг, колени подгибаются, а ноги отказываются слушаться. Отчим тянет руку и прикасается к бедру. Перед глазами всё плывёт. От слёз. Я вот-вот лишусь чувств. Мне мерзко. Тошнит. Хочется кричать. Кинуться куда подальше.

Его ледяные потные пальцы прикасаются к повреждённой коже.

— Да. Перестаралась Аксинья. Видимо, слишком сильно разозлилась. В следующий раз пусть будет осторожнее.

Дверь в комнату распахивается с таким грохотом, что закладывает уши. В проёме вижу разъярённого Диму.

— Руки свои убрал, мразь, пока я тебе каждый палец не сломал! — рычит брат.

Я всхлипываю от облегчения и в то же мгновение отпрыгиваю назад. Подальше от отчима и его омерзительных прикосновений, сальных взглядов.

— Ты забываешься, щенок. Это мой дом, — мужчина с трудом поднимается со стула и поворачивается к брату.

— Ты забываешь, тварь. Эта квартира записана на меня и принадлежала моему отцу, — Дима в пару шагов оказывается возле меня, закрывает широкой спиной от отчима, расставив руки и всем видом давая понять, что не позволит приблизиться.

— Ты… — мужчина хватает ртом воздух.

— К чёрту свалил из комнаты! — рычит Дима.

— Ты…

— Ты, ты. Жопой нюхаешь цветы! Свалил немедленно. Или я вызову полицию, до этого размазав тебя по стенке.

— Исчадие ада! Стоило тебя тогда дольше держать там! Не изгнали, — верещит отчим, багровея и колыхаясь, как желе, от негодования. — Аксинья!

Он покидает комнату, забыв закрыть дверь. Дима оказывается возле неё, захлопывает с грохотом и поворачивается ко мне. Окидывает взглядом. Я опускаю голову и пытаюсь стыдливо прикрыться руками. Я жду от него колкостей, но брат вздыхает и подходит ко мне. Бережно притягивает к себе, кладёт подбородок на макушку.

— Он успел что-то сделать? — спрашивает с едва сдерживаемой яростью в голосе.

— Нет… — выдыхаю, лбом вжимаюсь в его грудь и всхлипываю.

— Откуда следы? — брат отстраняется и разворачивает к себе спиной.

Бесцеремонно задирает футболку, рассматривает полосы на спине. Слышу, как он шумно втягивает воздух в лёгкие.

— Совали кактус в рот! Кто это сделал? Мать? Или этот…

— Мама, — я опускаю голову и обхватываю себя руками за плечи.

— Завтра мы съезжаем, — говорит твёрдо.

— Как это? — оборачиваюсь к брату, одёргивая футболку.

— Я решу этот вопрос. Больше это продолжаться не может, — отвечает резко.

— Нет, Дим. Я не могу. Маме сегодня плохо было. Сердце прихватило. Если я… Мы уедем, он же не переживёт. Да и… меня замуж выдают, — говорю с горькой улыбкой.

— Что? — Дима хватает меня за плечи и встряхивает. — Какой к чёрту замуж? Ты прикалываешься сейчас?

— Нет, — я избегаю взгляда брата. — Мама сказала.

— Да срать я хотел, что эта больная на голову женщина сказала. Этот пидор запудрил ей мозги окончательно. Но ты-то куда, Алиса?

— А тебе не плевать? — на меня накатывает злость. — Ты же ненавидишь меня! Тебе же наплевать на меня и мою жизнь! Так и плюй дальше! Я сама разберусь. У меня Миша только остался! Ему не наплевать на меня. А ты… ты… и дальше будь таким… будто мы чужие… Будто мы не двойняшки. Не одна кровь.

Слёзы градом катятся по щекам. Брат убирает руки с моих плеч и отходит.

— Хочешь ломать себе жизнь — валяй, — пожимает плечами и отворачивается. — Только твоё дело, Алиса. Больше вмешиваться не стану.

Заваливается на кровать и больше не шевелится, будто мгновенно проваливается в сон. Сотрясаясь от рыданий, опускаюсь на кровать. Закусываю угол подушки и горестно плачу.

Я не вижу ни единого лучика света в своей жизни. Как и смысла в ней. Меня выдадут замуж, я уверена, что жених ничем не лучше отчима. И моя жизнь станет ещё хуже.

Я вздрагиваю от испуга, когда сзади на кровать кто-то опускается. Чувствую, как затылка касаются тёплые губы.

— Глупая… Идиотка мелкая… Ненавижу я её… Нужно же такое сморозить, — шепчет с болью в голосе Дима. — Да у меня никого в этой долбанной жизни дороже не найдётся. Я живу здесь только из-за тебя. В этот дом возвращаюсь только для того, чтобы защитить тебя.

— Правда? — поворачиваюсь лицом к Диме, приподнимаюсь на локте и смотрю в родные глаза.

— Правда, глупая, — усмехается криво. — Зачем же мне лгать?

А я вновь плакать начинаю. Лбом вжимаюсь в плечо Димы и никак не могу успокоиться. Я все четыре года думала, что он меня ненавидит. Защищает от отчима лишь за тем, чтобы насолить тому. А всё оказывается совершенно иначе.