ВОЛКИ: Братство порока - Стенберг Леа - Страница 3

Матс затаил дыхание, когда Эрик Асп, наклонившись на автомобиль, закурил. Рыжий огонек сигареты вспыхнул возле его лица. Надменный сукин сын медленно выдохнул дым и запрокинул голову – вероятно, чтобы полюбоваться луной. Он наслаждался властью и тем, что его дружки всегда смотрели ему в рот в ожидании указаний. Ему нравилось отдавать приказы, решать судьбы людей и манипулировать.

Матс знал подобных ему и раньше – избалованных, капризных детишек, для которых другие люди все равно что куклы. Забавные игрушки, которым так весело выкручивать руки или ноги и смотреть, что будет. Только Эрик ко всему прочему был еще осторожен, силен и умен. Как и положено вожаку, он организовывал охоту, делил добычу, следил за порядком и знал, что в случае чего защищать его будет вся стая.

Опасный противник.

Но не для того, кто воевал с самой смертью.

Размышления Матса прервала трель смартфона. Ловким движением Эрик выудил из кармана дизайнерского пиджака мобильный и ответил:

– Да.

Его верные друзья Мартин и Лейф замерли, превратившись в слух.

– Да. Понял. Ясно. До связи.

Спрятав телефон в карман, Эрик отбросил в сторону сигарету. По темной брусчатке заплясали оранжевые огоньки.

– Это Никлас. – Понизив голос, сообщил он. – Звонил сказать, что в комнате Агнес горит свет.

На мгновение меж ними воцарилось тяжелое молчание. Сердце Матса бешено заколотилось в груди.

– Наверное, новенькая. – Сплюнув в сторону, предположил Лейф. – Я слышал, они собирались заселить сегодня кого-то.

– Ты же не думаешь, что… – Обратился к Эрику Мартин, но был прерван на полуслове.

– Мы не говорим на эту тему. – Хрипло произнес вожак. – Девчонка пропала. Никто не знает куда. И пусть так и остается, ясно?

– Да. – Покорно опустил взгляд Мартин.

Матс сжал кулаки. «Никлас» – отметил он про себя.

Никто точно не знал, сколько членов в братстве волков. Информация об этом не афишировалась. Ходили слухи, что их десятки или сотни, и даже некоторые преподаватели имели к ним отношение. Поэтому уши у этой организации были буквально повсюду, а об ее могущественности ходили целые легенды.

– Что насчет Нюберга? – Перевел тему Эрик.

Матс прикусил кулак, услышав свою фамилию.

– Мы говорили сегодня. – Оглядев темную улицу, тихо ответил Лейф. – Все в силе, он участвует.

– Значит, я был прав. – Довольно ухмыльнулся вожак. – Ему нужны деньги.

– Ты не думал приглядеться к парню? Полагаю, он подошел бы. Знает свое дело. Когда нужно, может быть безжалостным, не задает лишних вопросов. Такие, как этот Матс, полезны в качестве исполнителей.

– Для начала наведи о нем справки. – Приказал Эрик, нервным движением откинув волосы с лица. – Мне не нравятся люди, о которых я ничего не знаю. Даже когда речь идет о моем лучшем бойце. Тем более, – поправился он, – когда речь идет о моем лучшем бойце. И пока он делает нам кассу, это не имеет большого значения, но если мы собираемся подпустить его ближе, это совсем другое дело.

– Мне он нравится, нормальный парень. – Пожал плечами Мартин.

– Не помню, чтобы я интересовался твоим мнением. – Процедил Асп, развернулся и решительно направился к дому.

Они переглянулись и двинулись следом. Вошли внутрь, в окнах загорелся свет.

«Будут под меня копать», – с сожалением признал Матс. Ну, что ж. Будь, как будет. Отступать уже бессмысленно. Но, если же всё обойдется, у него появится возможность проникнуть в организацию и уничтожить эту раковую опухоль изнутри.

Наблюдая за окнами каменного особняка волков, он закурил. Чувства вины и тревоги, захватывая разум, привычно подкидывали ему мысли о том, как легче всего решить вопрос: принять что-нибудь запрещенное, вырубиться в хлам на несколько часов и не думать больше ни о чем. Сопротивляться этим мыслям было сложнее всего. Сжав зубами фильтр сигареты, Матс зажмурился.

Соображай, соображай, соображай.

«В комнате Агнес горит свет», – вспомнил он. Возможно, эта информация могла быть ему полезна.

– У тебя точно все хорошо?

– Да, мам. – Развешивая одежду в шкафу, Тиль прижала телефон к уху плечом. – Тут… славно.

– Тебе точно нравится? Судя по голосу, не очень. Я теперь жалею, что не смогла поехать с тобой и лично все устроить.

– Мам, мне девятнадцать. Присутствие родителей на заселении выглядело бы странно. – Тиль повесила джинсы и наклонилась к чемодану, чтобы взять свитер. – Тут, правда, довольно мило. Старомодно, но мило. И ребята хорошие. Девочки, с которыми я буду жить в доме, встретили меня хорошо. – Она на секунду задумалась о девицах, которые даже не пытались скрыть пренебрежение при виде нее. – А вот худи я, наверное, зря взяла. Здесь на занятия ходят в форме с символикой Варстада, и мне больше пригодились бы блузы и юбки.

– Ты можешь заехать в среду. – Предложила мать. – Мы с отцом вернемся из поездки в Реннвинд, где он будет встречаться с представителями профсоюзов. Приходи ближе к вечеру, самолет прилетает в семь. Или я могу оставить ключи. А, может, мне собрать твои вещи и отправить с курьером?

– Не нужно, мам. У меня пока есть, что носить. Увидимся в среду, ладно?

– Хорошо.

– И не переживай.

Послышался усталый вздох.

– Ладно. Знаешь, избирательная кампания так изматывает. У твоего отца куча консультантов, и приходится согласовывать с ними каждый чих: от деталей одежды, в которой он появляется на людях, до каждого гребаного слова в приветственной речи. Я уже начинаю жалеть, что мы во все это ввязались. Ханс постоянно на взводе, вынужден контролировать каждое свое действие и слово, а я, чувствуя его напряжение, тоже переживаю – уже забыла, когда в последний раз засыпала без таблеток.

– Может, тебе лучше остаться в городе и обживаться в доме? Врачи рекомендовали тебе больше отдыхать. – Напомнила Тиль.

– Ладно, дорогая, папочка зовет меня ужинать. Надеюсь, у тебя тоже есть, что поесть. Если нет, купи продуктов.

– Все хорошо, мам, я уже поела. – Соврала Тиль. Аппетита у нее не было совершенно.

– Спокойной ночи, милая. – Пропела она и, не дожидаясь ответа, скинула вызов.

Девушка отложила телефон и присела на пол возле чемодана, на дне которого остались лишь бумага и художественные инструменты: уголь, угольные карандаши, кусочки наждачной бумаги для заточки угольков, палочки, ластик, клячка, фиксатив. Она взяла плотный лист небольшого формата и сделала быстрый набросок комнаты.

Работать углем Тиль нравилось больше всего. Только черный и белый цвета – только глубина, только правда. Рисунки выходили объемными, а игра света и тени делала их реалистичными, словно черно-белые снимки. Готовые работы всегда казались ей настолько живыми, будто вот-вот могли сбежать с бумаги и зажить своей жизнью.

Девушка отложила набросок и уставилась на перепачканные черным руки. Художники недолюбливали угольную технику за грязь на пальцах, которая потом оседала на одежде и лице – везде, куда случайно дотронешься. Но Тиль обожала эту особенность работы. Каждое пятнышко, каждый мазок, каждая клякса и даже просто пыль на руках оживала в ее воображении, становясь птицей, стремящейся в небеса. Иногда она поднимала руки к небу, ожидая, что они взлетят. Ей нравилось фантазировать об этом, но окружающие не понимали этой странности и потому часто сторонились девушки.

Бросив случайный взгляд на открытый, завешанный одеждой шкаф, Тиль замерла. Внизу, внутри него, что-то темнело. Словно кто-то касался грязными руками поддона в шкафу, игравшего роль подставки для обуви. Она потянулась и осторожно надавила в это место. Щелк, и полочка откинулась вверх, открыв взору потайное отделение. Внутри не было ничего, кроме маленькой глиняной фигурки размером с ладонь.

Тиль вынула ее и покрутила на свету.

Волк.

Запрокинув голову, тот словно выл, глядя в небеса. Или на луну, как принято считать, ведь волки обычно воют ночью.

Фигурка была аккуратно покрыта краской. Серой с вкраплениями желтого и черного. Такой окрас делал шкуру хищника объемной, словно волк взъерошен и подает кому-то из собратьев тревожный сигнал. Или призыв.