Цена Победы (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович - Страница 47

— Так можно ж и камеры со всех сторон понаставить! Как соты у пчел. И тогда каждый нейтрон прилетит, куда нужно!

— Верно, но есть и во-вторых. Далеко не все нейтроны приводят к делению урана, и далеко не каждый — к образованию золота. Это следует просто из размеров атомного ядра. Попасть в него очень сложно.

— Это тоже преодолимо. Просто увеличим количество «сот». Рано или поздно, но нейтрон «попадёт».

— Согласен. Но заметь, вместо маленькой установки, мы уже представили себе нечто огромное!

— Золото того стоит!

— И ты снова права! Но есть ещё три соображения. Первое — чтобы получить тонну золота, нужно, чтобы распалось не меньше тонны урана. А может и больше. Теперь вспомни, когда мы говорили об атомной бомбе, предполагалось, что десятки килограммов способны уничтожить огромный город, вроде Парижа или Лондона. Энергия, выделяющаяся при распаде тонны, способна, наверное, уничтожить всё наше Наместничество!

— Ничего! Энергию отведем в виде тепла, а пар пустим на производство электричества. Ты же сам мечтал об атомных реакторах, способных отапливать и снабжать энергией целые города. Вот и построим «два в одном»!

Оптимизм жены был так заразителен, что я не удержался, и поцеловал её! Правда, поцелуй непредвиденно затянулся. И я уже был готов перенести Натали в спальню и перейти к чему-то большему, как она упёрлась мне кулачками в грудь, оттолкнула и прошептала:

— Змий-искуситель! Нет уж, давай рассказывай, что там у тебя осталось напоследок?

— Мы уже получали в результате облучения радиоактивные изотопы. Вполне может быть, что и это золото нестойко и распадается.

На самом деле, я точно знал, что получить удаётся только радиоактивные изотопы, период полураспада которых не превышает трёх суток. Такие эксперименты уже проделывали в 1940−41 годах в американских лабораториях[126].

— А это можно как-то проверить?

— Да, это несложно. Проверим, наблюдается ли радиоактивность облученной мишени, посмотрим, как меняется интенсивность спектральных линий золота со временем. Кстати, это ещё один момент. Высокая интенсивность радиации не может не оказаться вредной. Так что в реактор придётся ещё встраивать надёжную защиту.

Кстати, этот момент меня приводил даже не в изумление, в в остолбенение какое-то. В этом времени вообще не боялись радиации! Супруги Кюри буквально вручную разбавляли и осаждали тонны и тонны урановых солей. А потом носили брошки с граммом радия прямо на груди. А Иоффе собирался поставить на столе установку, которая… я быстро прикинул в уме… Ну да, раз в триста мощнее привычных для меня реакторов-«миллионников»[127], но вообще не думает ни об отводе тепла, ни о защите от радиации.

— Боюсь, что даже если золото окажется стабильным, выигрыш от его продажи всё равно будет на порядки ниже, чем цена производимой энергии, — закончил я.

В глазах моей «половинки» мелькнула обида, будто у ребёнка отобрали конфету. Она даже губки надула. И вдруг… В её глазах мелькнула какая-то хитринка.

— Всё равно, Юра, пусть проверят. Даже если это нерентабельно, представляешь, какую можно развернуть биржевую игру на одних только слухах? Особенно в Америке! Недаром Нью-Йорк называют Городом Жёлтого Дьявола.

Ого! Похоже, моей ненаглядной мало успешной игры на зерне, ионисторах и прочем. Сейчас она хочет раскачать ЗОЛОТО, этот символ финансовой стабильности!

А ведь у нас могло это получиться. В читанных мною статьях отмечалось, что даже сухой отчет о возможности получения золота из ртути вызвал немалое возбуждение среди американских банкиров и политиков.

Уже ночью, перед тем как заснуть, Наталья вдруг обняла мою руку и прошептала:

— А ты ещё кокетничал, говорил, дескать, какой ты учёный… А вот видишь, сколько всего сразу увидел, что для Иоффе осталось незамеченным!

И я потом половину ночи не мог уснуть. Эта слава мной никак не заслужена. Но, увы, я просто не имею права разоблачать себя сейчас. Даже перед ней, главной и единственной.

из мемуаров Воронцова-Американца

'…Но из этой горькой чаши мне пришлось хлебнуть ещё не раз. Например, когда я объяснял Иоффе и его ребятам, чего они не учли. А потом — когда объяснял Абраму Фёдоровичу, почему проверку получаемого золота на стабильность нужно не просто провести лично ему, но и держать потом всё в секрете. Вообще всё! И результат, и сам факт, что проверка проводилась.

Вы бы видели, как он на меня смотрел! И как завидовал моей «сообразительности». Вы можете меня за это осудить, но я ставил всё на Победу в войне. А точнее — на предотвращение Гражданской войны и разрушение всего, что мы выстроили и продолжали выстраивать.

Боже, как же я возненавидел тогда всех этих болтунов, готовых ввергнуть страну в хаос и разрушение лишь потому, что им, с их «места в галерке», казалось, что «они справились бы лучше».

Сейчас мы медленно растили в рядах «покудистов» и наиболее конструктивных из социалистов людей, способных не только болтать, но и вести проекты. Нам бы еще два-три года. И у нас появился бы шанс выковать силу, способную реформировать страну. Но… Ещё два-три года войны Россия была не способна выдержать.

Вот я и готовился поднять ставки первым. Сделать 1916 год «годом Великого Перелома в войне». Разумеется, перелома в нашу пользу. Но для этого мне были нужны деньги. Много денег.

Пока же… Вторая военная зима вышла для нас довольно спокойной. Нет, противник пытался задавить наш «плацдарм» по ту сторону Карпат, отбить Зонгулдак или захваченную нами часть Восточной Пруссии, но наши успешно отбивали все попытки наступления. В том числе — за счёт тактики «пожарных команд», перенятых армией России у германцев. Только мы усилили «пожарных» бронеходами и авиацией. А пехоту и кавалерию в этих частях насытили пулемётами и готовили по образцу «ударных» частей.

Мне тогда много объясняли про новинки в тактике, но я думаю, что вам лучше прочесть об этом в других источниках. Для меня же главным было слово «Дайте!»

Больше гранат, снарядов, новых самолётов и пушек, модернизируйте старые, дайте больше бронеходов, локомотивов, вагонов, угля, моторного топлива… Грузовиков, тракторов, тягачей, консервов, стройматериалов и строительных кранов… Да даже простой упаковочной бумаги и пластика. Не хватало ВСЕ-ГО!

И лучше всего я это понял, когда общался с Семецким, снова отпущенным в отпуск…'

Стрелковый полигон под Беломорском, 6 (19) января 1916 года, среда, позднее утро

— Хорошая машинка получилась! — довольно сказал Семецкий, отдавая должное сбитню. Сегодня мы стреляли из пулемётов, приходилось делать большие перерывы, чтобы не оглохнуть. Для этого неподалеку был оборудован небольшой буфет, можно было перекусить бутербродами и пирожками, выпить чаю, сбитня или даже полпива[128]. Я лично этого не одобрял, особенно учитывая участившиеся случаи, когда его крепили, добавляя самогон или чистый спирт. Ничего не поделаешь, власти понравился способ борьбы с пьянством путем повышения акцизов на алкоголь. И с первого января этого года акциз ввели даже на пиво. Вот и начали любители «этого дела» хитрить.

— «Тэдди» даже с льисовским диском хороши были. А с новыми дисками — просто шедевр получился!

— Не в одних дисках дело, — поморщился я. — Сказалось и то, что его полтора года войны доводили да «вылизывали». Но агрегат получился хороший. Полковник Льюис даже попросил у нас лицензию. А это показатель!

— Согласен. И машинка твоего приятеля Браунинга — просто шедевр! Я слышал, что он на демонстрации двадцать тысяч выстрелов сделал, и основные задержки были из-за того, что рвались пулемётные ленты[129]. Эх-х, уговорить бы его этот пулемёт под более крупный калибр переделать!