Настроение – Песец (СИ) - Видум Инди - Страница 47

— Боюсь, Евгения Павловна, я мало чем смогу вам помочь, — смущенно сказал Зимин. — Нет, я не отказываюсь, но мои возможности куда меньше, чем у любого другого в этом зале.

— Вы — глава целительской Гильдии.

— Не уверен, что выберут именно меня.

— В этом уверена я, — улыбнулась ему великая княгиня. — Мне нужны лояльные люди на таких важных постах. Я решила, что в данной ситуации правильней будет не выбирать одного регента, а назначить регентский Совет. Вы пятеро — подходящие кандидатуры.

— Регентский совет? — хмыкнул Прохоров. — А имеет ли ваш сын право стать императором, если реликвия не подчинялась уже его деду?

Великая княгиня не стала выяснять, откуда у Прохорова такая интересная информация, она оскорбленно вскинула голову и процедила:

— Это измышления Живетьевой.

— Как и то, что у вас сейчас нет доступа к реликвии?

— С чего вы взяли? Реликвия там, где она и должна быть.

— Тогда вам не затруднит принести ее и показать нам.

Прохоров довольно улыбался. Похоже, его информаторы во дворце знали только об исчезновении реликвии, а вот о том, что она появилась — уже нет.

— Как вы можете оскорблять недоверием Евгению Павловну? — повернулся к Прохорову Шелагин.

— Так и могу. Императорская семейка в последнее время только и делает, что врет и нас грабит, — проворчал тот. — Так как, Евгения Павловна, покажете нам реликвию или нет?

Похоже, в стране назревает проблема: все, кто боялся гнева императора из-за его зашкаливающей личной силы, начали поднимать головы и показывать зубы. Этак и до междоусобной войны недалеко…

Евгения Павловна прекратила изображать убитую горем вдову, хищно подобралась и сказала:

— Вы забываетесь, Антон Павлович. Говорить такое мне в лицо не просто подло и непорядочно, но и антигосударственно.

— Антигосударственно разваливать страну. Я хочу увидеть реликвию, убедиться, что с ней всё в порядке. Имею право, — он, не вставая, подался в ее сторону, весьма неприятно усмехаясь. — Как князь, имею право сделать запрос на то, чтобы убедиться, что с реликвией все в порядке. Вы, простите, Евгения Павловна, собираетесь использовать нас как фантик для скрытия содержимого конфетки. А конфетка-то из говна. Это даже такой идиот, как Шелагин, понимает, не говоря уж об остальных недоумках.

— Антон Павлович, — поморщилась Беспалова, — выбирайте выражения, вы не у себя в свинарнике.

— Свинарники — это по вашей части, милочка, — отбрил он. — Думаете, никто не помнит, из какого говна вас в свое время вытащили?

Великая княгиня точно помнила, потому что с трудом удержала смешок при взгляде на взбешенную Беспалову. Но удержала, хотя губу прикусить пришлось. Нужно будет узнать у Шелагиных, что там за история с Беспаловой.

— Евгения Павловна, — мягко сказал Шелагин, — мне кажется, вы сделали ошибку, позвав Прохорова. Его уже впору признавать недееспособным.

Прохоров побагровел от ярости.

— Ты, кусок дерьма, думаешь, я тебе когда-нибудь прощу оттяпанный городок?

— Антон Павлович, — нахмурился Дорофеев, — приберегите свою лексику для подчиненных. Имейте уважение к людям, с которыми вы находитесь в одном помещении.

— Ха-ха-ха, — четко выговорил Прохоров. — Уважение? Вы сговорились с этой сучкой Женечкой, что ли? Ее гнать отсюда надо. У нее нет ни прав, ни реликвии, чтобы здесь находиться и что-то от нас требовать.

Похоже, у данного индивидуума мозги свернуты на сторону не хуже, чем у покойного императора. А ведь у него тоже не дотягивает личная Сила даже до десятки. Не в этом ли проблема, что крыша не выдержала и потекла? Да уж, подарок от Древних получился с двойным дном.

«Потому что использовать эту систему нужно правильно, — оскорбился Песец. — А не накачиваться халявной энергией постоянно, как клещ, собирающийся размножаться. Организм не справляется, вот и давит и на здоровье, и на мозги».

Про здоровье Песец не зря отметил: Прохоров выглядел болезненным. Бледная кожа, запавшие глаза, сухие пальцы, которые казались лишенными всяческой силы.

Великая княгиня встала и хлопнула ладонью по столу, привлекая к себе внимание.

— Чтобы прекратить ненужный спор, я принесу реликвию, и вы сможете убедиться, что она в порядке, — сказала она.

— Илья, ты сможешь реликвию переключить на меня? — неожиданно пришел вопрос по ментальному переговорнику от Шелагина.

— Смогу, но не сейчас. Это требует времени и сопровождается визуальными эффектами.

Поскольку мы стояли совсем рядом, то для общения не приходилось напрягаться: мысли, словно шарики для пинг-понга, перепрыгивали от одного к другому с необычайной легкостью.

— А отключить поддержку реликвии Прохоровых?

— Разбираться надо, что куда идет. Скорее всего, смогу, но тоже будут визуальные эффекты. Могу заняться чуть позже, когда рядом с реликвией не будет посторонних. Мне нужна для этого ваша кровь. Она немного отличается от моей, так что для перенастройки нужна именно ваша. А вы уверены, что оно вам нужно? Вон, император сбрендил, Прохоров тоже явно не в себе.

— Если не обращаться часто, это безопасно. Украшения с реликвии опять же я все снял и с этой сниму — насколько я понимаю, побочных эффектов станет меньше. Оставлять страну без правителя нельзя. Потом поговорим, обсудим.

Тема была интересна и важна, но Шелагину нельзя было отвлекаться от того, что происходило в зале заседаний. Внешние события требовали реакции. Из пяти приглашенных сформировались три группы, если можно так выразиться. В первой были Шелагин, Дорофеев и Беспалова. Прохоров дистанцировался от всех, считая себя главной свиньей в этом загоне. Что касается Зимина, то он откровенно чувствовал себя лишним и с тяжелыми вздохами посматривал на дверь, хотя и понимал, что уходить ему никак нельзя.

Евгения Павловна отсутствовала недолго и вернулась, крепко прижимая к себе реликвию.

— Убедились? — холодно спросила она Прохорова.

— С чего бы? — удивился он, протягивая к реликвии руки. — Мне нужно потрогать, понять, подделка это или нет.

— Трогать не нужно! — взвилась Евгения Павловна. — Если бы вы были членом регентского совета, то возможно, имели бы на это право. А сейчас не надо тянуть свои грязные руки к символу императорской власти. Нет у вас на это права.

— Так и у вас нет, Евгения Павловна, — ехидно бросил Прохоров. — Вы всего лишь супруга покойного цесаревича. Не факт, что у вашего сына вообще есть права на престол, и не факт, что он вообще имеет нужную кровь. Не зря же вы собрали нас всех и собираетесь устроить из нас прикрытие. Вот только ничего у вас не выйдет. Мы не идиоты, чтобы вставать на сторону тех, от кого реликвия отвернулась. Чай, видео все видели.

— Какое видео? — напряглась Евгения Павловна.

— Где вы почти написали признание в убийстве мужа, милочка, — ехидно сказал Прохоров. — И где прямо было сказано, что реликвия вашей семье больше не подчиняется.

— Пошел вон, скотина! — звенящим от злости голосом сказала великая княжна, окончательно переставшая притворяться милой и доброй.

— Сама дура! — заорал в ответ Прохоров. — Думала сыграть нас втемную? А вот фиг тебе.

Он совершенно по-простонародному свернул дулю и подсунул под нос великой княгине, чего та уже выдержать не смогла и окончательно взбеленилась.

— И вообще, все пошли вон! Не хотите по-хорошему, будем действовать по-плохому. Охрана!

Ворвавшиеся охранники зыркали так, словно были готовы убивать прямо на месте за любое неподчинение. Поэтому ни одному из князей и в голову не пришло протестовать. Даже Прохорову, хотя он, уходя, посмотрел так, как будто собрался вернуться и получить реванш. Законными требования великой княгини он не считал.

— Илья, забирай реликвию, — скомандовал Шелагин по ментальной связи. — Ее нельзя здесь оставлять. Эта дура в таком состоянии, что может что-то нехорошее устроить.

— Это займет какое-то время, — прикинул я, — потому что Евгения Павловна ее из рук не выпускает. А выдирать — привлекать ненужное внимание.