Настроение – Песец (СИ) - Видум Инди - Страница 41

— Вы считаете, что в этом замешаны Шелагины?

— Не исключаю. Почему убийца до сих пор находится здесь? Я что, по-вашему, должна не только его останавливать, но и транспортировать?

— Желательно его привести в сознание, чтобы можно было увести и допросить.

— Сам в себя придет, — недружелюбно ответила Живетьева. — Стану я на него еще силы тратить.

Я торопливо передал информацию Грекову о том, что старуха пытается обвинить нас в сговоре с Зиминым и покушении на цесаревича. И очень может быть, что у нее получится. Пока в ее словах никто не сомневался.

— И все же хотелось бы услышать версию господина Зимина.

Ответа я не услышал, потому что в помещении послышался новый голос, мне незнакомый. Вошедшая женщина зарыдала:

— Сашенька, как же так?

И почти одновременно пришло сообщение от Грекова:

— Князь приказал срочно валить Живетьеву.

Я успел зайти в спальню цесаревича до того, как оттуда вынесли Зимина. Находился тот в целительской коме, что еще раз доказывало недооцененность целительских заклинаний в военных целях. И недооцененность самих целителей. Как в нападении, так и в актерском мастерстве.

Живетьева воплощала вселенскую скорбь. С неё хоть сейчас можно было ваять статую для кладбища. Нужно будет передать ее роду конкретно этот снимок — статуей я точно не буду заморачиваться, лишь обеспечу наполнением место, над которым она встанет.

Пока в комнате было слишком много людей. Начинать устранение в такой толпе — неоправданный риск.

Ситуация менялась очень быстро. Рысью в помещение вбежал мужик, отвечавший за безопасность дворца, окинул взглядом комнату, понял, что с супругой цесаревича говорить бесполезно, и обратился с вопросом к Живетьевой. Разумеется, та обрисовала ситуацию в свою пользу.

Это возымело нужный результат. Мужик начал командовать, и комната пустела на глазах. В конце концов в ней остались только убитая горем супруга цесаревича, причитающая Живетьева и безопасник. Последний набросил купол тишины на комнату, стоило закрыться двери, после чего Живетьева сразу отбросила фальшивую скорбь и жестко сказала:

— Хватит выть, дура. Поведешь себя правильно — останешься в живых. И твои дети — тоже.

— Сашенька… — всхлипнула великая княгиня. Возможно, брак был и договорной, как принято в этой среде, но возникновению супружеской любви это не помешало.

— Идиот твой Сашенька, — грубо бросила Живетьева. — Что удумал — устроить на меня охоту. Я предупреждала его, что это плохо закончится. Но он не внял. Значит, сам виноват. Все, девонька, шутки кончились. Решай сразу: либо ты с нами, либо идете в расход всей семьей.

Она подошла к стоявшей на коленях перед кроватью женщине и нехорошо прищурилась. Похоже, ее устраивал любой вариант развития событий: с высокопоставленным союзником действовать проще, но союзник этот очень уж ненадежен, может взбрыкнуть в любой момент.

— С вами, — мертвым голосом ответила великая княгиня.

Голос у нее казался глухим, как будто шел с того света. Лицо, довольно красивое и ухоженное, успело опухнуть от слез, а глаза покраснели. Вряд ли она сейчас понимала, к чему приведет ее согласие.

— Коли с нами, так докажи это. — Живетьева извлекла лист бумаги и ручку. — Пиши признание в убийстве мужа.

Великая княгиня в ужасе отшатнулась.

— Но я его не убивала! Я любила Сашеньку.

— Разумеется, не убивала, — раздраженно сказала Живетьева. — Это всего лишь страховка, которая нигде не будет использована, если ты не взбрыкнешь. Нормальных гарантий от вашей семьи не получить, так хоть так.

— Где гарантии, что вы не используете эту бумагу потом против меня? — расхрабрилась великая княгиня.

— Мое слово, — жестко сказала Живетьева. — Пройдет все, как я хочу, верну тебе расписку и пальцем не трону никого из твоей семьи. Не пройдет — будешь арестована за убийство Александра. Я, Женечка, никогда и никому ничего не прощаю, но договориться со мной можно. И слово я держу, оно не пустое сотрясение воздуха.

— Я хочу клятву.

— Ишь ты, клятву она хочет, я покойному Костеньке ее не дала. Клятва на ерунду не тратится, тебе моего слова будет достаточно, а вот мне твоего — нет. Поэтому села и написала, если не хочешь, чтобы дети остались сиротами или того хуже.

Говорила Живетьева вроде бы с добренькой улыбочкой, но от ее слов прям мороз по коже проходил.

— Станислав Ильич, как же так? — попыталась воззвать к безопаснику великая княгиня. — Вы должны нас защищать, а идете на поводу у преступницы.

— Евгения Павловна, вы же прекрасно знаете, что императорская семья обмельчала, — нахмурился он. — Реликвия требует сильной руки, а ваш покойный супруг слабаком был. Его отца перед смертью реликвия не признавала. У ваших детей с магией тоже нелады. Мирно отойдете в сторону — всем лучше будет. Я вам советую прислушаться к просьбе Арины Ивановны.

— Вот-вот, слушайся, деточка, — хихикнула Живетьева. — Стасик дурного не посоветует. Умненький мальчик и с правильными принципами.

— Скорее, с их отсутствием.

— Я за сильную страну, — зло бросил безопасник. — Ваша семья ее дать не может, выродилась. Живетьевы — сильный род, они по праву встанут у руля.

— Женечка, от тебя и не требуется ничего. Мы все сделаем сами. Убили твоего Сашеньку заговорщики во главе с князем Шелагиным, воспользовавшимся помощью неблагодарного и непорядочного целителя Зимина. Под нужной магией последний скажет все, что требуется. Никого не забудет.

Живетьева тоненько неприятно хихикнула, безопасник ей вторил куда более уверенным смехом. Весело им, однако…

— И кто там среди заговорщиков?

Вряд ли великую княгиню волновал этот вопрос на самом деле — голос ее звучал совершенно равнодушно. Скорее, пыталась тянуть время, непонятно на что надеясь.

— Окромя Шелагиных-то? Думаю, Беспаловы, Прохоровы и Дорофеевы. Не волнуйся деточка, мы отомстим за Сашеньку. От этих мерзких кланов не останется ни одного человека. У меня уже и люди присмотрены, кто на эти земли сядет. Верных людей вознаграждать надо, а предателей — карать. На том власть и стоит.

Разговор был интересным, но продолжать его слушать было бессмысленно, нужно начинать действовать. Причем убирать придется обоих: безопасник выглядит серьезным противником, а еще может сбросить купол и позвать на помощь. Да и вряд ли он спустит гибель своей сообщницы.

Живетьева всунула бумагу и ручку великой княгине, и та покорно уселась на кровать рядом с тумбочкой, на поверхности которой собралась писать. Это признание точно не должно было появиться.

Первой я всё-таки рубанул Живетьеву. Клинок преодолел как артефактную, так и личную защиту целительницы, напрочь отделив голову, которая полетела в сторону кувыркаясь. Безопасник ринулся за головой — наверняка инструкции на такой случай ему давались, но соединения верха и низа Живетьевой допустить я не мог. В мужика клинок вошел еще легче, не заметив многочисленных защитных артефактов.

Я собирался сразу же уйти после убийства, но не смог, застыл, прикипев глазами к голове Живетьевой, которая упорно не желала умирать. Магию она использовать не могла, тем не менее тело каким-то образом настроилось на голову и поползло к ней, а сама голова проявляла все признаки осмысленной деятельности: обводила взглядом доступное ей помещение в поисках убийцы и открывала-закрывала рот, выплевывая неслышимые для других ругательства.

Смотрелось это, с одной стороны, страшно, а с другой — настолько притягательно, что невозможно было оторваться. Безопасник умер сразу, для того, чтобы это понять, вовсе не нужно было обладать целительским знаниями, а вот Живетьева жила, несмотря на то, что состояла сейчас из двух половинок. Из нее даже кровь не вытекала: срез был ровным, четким, как в анатомическом пособии, для производства которых используются обработанные трупы. Именно таким хорошо обработанным трупом и выглядело тело Живетьевой. Как будто старуха если и была живой, то лишь очень и очень давно, а сейчас всего лишь кадавр, действующий по определенной программе.