Тайны затерянных звезд. Том 5 (СИ) - Кун Антон - Страница 32

Да, делать нечего, кроме того, что мы уже делаем. С этим ничего поделать нельзя вообще. Мы действительно «берём» энергию быстро, на протяжении слишком долгого времени заставляя пушки стрелять на пределе своего расчётного темпа стрельбы, но иначе — никак.

Для того, чтобы стрелять из плазменных пушек, а тем более турбоплазменных, нужно две вещи — рабочее тело и очень много энергии, чтобы это рабочее тело сжать и разогреть до звёздных температур. И если первая проблема решается дешёвым инертным газом, хранящимся в жидком состоянии в относительно небольшом баллоне, которого хватит на полтысячи выстрелов, то с энергией вопрос остаётся открытым.

Взять её, кроме генератора, неоткуда, а он, бедолага, и так обеспечивает энергией все прочие системы корабля.

Поэтому, когда пушки начинают тянуть с него больше, чем он способен выдать, общая выходная мощность системы сильно просаживается. И, чем дольше стреляют пушки, тем больше генератор уходит «в минус». Пока не наступит критический момент.

И, когда это случится, мы «заглохнем». Ненадолго — лишь на несколько секунд, пока вся энергосистема перезагружается по срабатыванию предохранителей. Но это будут те секунды, после которых уже можно не пытаться преследовать торпеду. Просто не будет смысла.

— Сорок процентов… — неожиданно спокойно заявил Кайто, так спокойно, что я даже на мгновение отвлёкся от экрана, чтобы посмотреть на него.

Техник зачем-то вытащил из кармана и положил на свой технический пост дрон — уже отремонтированный и выглядящий как новенький. Положил, и взглянул мне в глаза:

— Тридцать пять процентов.

— Знаю я! — я скрипнул зубами, возвращая взгляд к экрану, на котором плазменные трассы летели куда угодно, но только не в мерцающий огонёк, который уже стал едва заметным даже на тридцатикратном увеличении. — У тебя есть иные предложения⁈

— Да, есть. Дай мне.

Я не удержался, и снова оторвал взгляд от экрана, чтобы посмотреть на Кайто и убедиться, что мне не послышалось.

Нет, мне не послышалось.

Техник действительно просил, чтобы я уступил ему место за боевым постом. Мало того — он уже стоял рядом, словно был уверен, что я не посмею ему отказать.

А, впрочем… Почему я должен ему отказывать? Уже очевидно, что мы не попадаем, и не попадём никогда, по крайней мере, за то время, что нужно торпеде, чтобы добраться до «Алого», который уже виден на камере как белый треугольничек где-то вдалеке.

В конце концов… А вдруг ему просто повезёт?

Я не думал даже секунды. Просто встал, сделал шаг в сторону, освобождая кресло, взял Кайто за плечо и буквально впихнул в кресло, меняя нас местами. А сам встал у него за спиной и уставился на экран боевого поста.

Кайто секунду посидел, словно сам не верил, что у него всё получилось, а потом глубоко вдохнул, поднял руки, положил их на рычаги управления, медленно выдохнул…

И сказал фразу, которую я однажды от него уже слышал.

Всего один раз слышал, но мне этого хватило, чтобы запомнить её на всю жизнь. Ведь он сказал её на «Василиске-33» перед тем, как начать взламывать систему реактора.

— Даю разрешение.

А ещё через секунду — вторую фразу, которую я слышал в тех же условиях.

— Процедура инициирована.

Глава 17

И снова, как и тогда, на «Василиске», Кайто преобразился. Неестественно выпрямился, словно его позвоночник в один момент превратился в титановый лом, взгляд его расфокусировался, будто азиат снова попал в открытый космос и впал в приступ космофобии, а пальцы сжались на рычагах управления огнём так плотно, что даже костяшки побелели. Они даже дрожать перестали, хотя, когда Кайто только садился, было отчётливо видно, что пальцы его слегка подрагивают.

Создавалось ощущение, будто самого Кайто из его тела вытащили, а вместо него засунули кого-то другого. И если бы я раньше не видел Кайто в таком состоянии, я бы начал волноваться за азиата.

Хотя, чего греха таить? Я волновался за него! Сильно волновался! Но у нас не было шансов взорвать торпеду. Так может у псевдо-Кайто получится?

А потом Кайто выстрелил. Он будто бы даже не пытался прицелиться в едва виднеющуюся на экране вспышку двигателя торпеды, а стрелял вообще не пойми как, чуть ли не наугад. Насколько я мог судить, несуществующее сейчас перекрестье прицела, или, в нашем случае — центр экрана даже близко не совпадал с положением торпеды.

И тем не менее Кайто выстрелил. Выстрелил, и тут же слегка сдвинул пушку, и выстрелил снова.

И после этого замер, уронив всего одно короткое слово:

— Магнус.

Здоровяк понял его с полуслова. Кайто ещё не успел договорить, а Магнус уже пристально вглядывался в показания своего радарного поста — в те данные, что не проецировались на лобовик, потому что являлись довольно узкоспециализированной информацией, которую один только навигатор и способен понять.

— Не фиксирую, — спустя мгновение произнёс он. — Не фиксирую никаких признаков уничтожения торпеды.

Кайто ничего на это не ответил и вообще никак не показал, что услышал ответ. Вместо этого он снова замер в какой-то неестественной позе, слегка скрючившись на правый бок, а потом выстрелил снова.

Три новых плазменных трассы расчертили космос и улетели прочь от корабля, а Кайто снова замер в неправильном, неудобном положении… Как сломанный робот, вот! Как те самые роботы, которые «покончили с собой», если так можно про них сказать, на базе, и которых мы нашли спустя десятки, если не сотни лет! Они точно так же стояли и сидели в неестественных, неправильных и чуждых для человека позах!

Видеть Кайто в таком положении было больно и тревожно. Чтобы отвлечься, я всматривался в лобовик, высматривая там торпеду, «Алого» и отправленные Кайто сгустки плазмы.

— Не регистрирую, — снова покачал головой Магнус. — Никаких сигналов.

Кайто выстрелил снова. И тут же — ещё раз, будто бы в ту же самую точку. А потом, через секунду — ещё раз.

Он словно пытался передать азбукой Морзе какое-то послание для торпеды, только использовал для этой цели не звук, а свет плазменных разрядов.

Но торпеда, как и три четверти современных космических пилотов, не знала азбуку Морзе, поэтому просто продолжала себе лететь дальше, целя в «Алый», и Магнус безальтернативно это подтвердил:

— Не регистрирую изменений.

Капитан за соседним боевым постом, который тоже прекратил вести огонь, как только Кайто сел за рычаги, посмотрел на азиата странным взглядом. В нём явственно смешались недоверие, тоска и какое-то… чувство вины, что ли?

Я понимал, что капитан знает о ситуации Кайто гораздо больше, чем я. И вот это чувство вины стало для меня знаковым. Словно капитан извинялся перед азиатом, что тому пришлось впустить в себя это…

Хотя, вполне возможно, мой мозг от перенапряжения и от невозможности решить задачу, начал придумывать то, чего нет. И на самом деле всё обстоит совсем иначе.

— Ка-а-ай… — негромко протянул капитан. — Может быть, ты…

Он замялся, явно не зная, как продолжить.

Я не удивлюсь, если бы продолжение звучало как:

«Может быть, ты перестанешь маяться дурью и вернёшь контроль над оружием тому, у кого есть понимание, что с ним делать и как с ним обращаться?..»

Вполне возможно, что именно это хотел сказать капитан, и именно поэтому у него такой странный взгляд — он сам себя корит за подобные мысли. Буквально ругает в глубине сознания сам себя последними словами за то, что смеет поставить под сомнение адекватность члена своего экипажа.

Но в том, что он ставит адекватность под сомнение, нет ничего плохого. Если не ставить вещи под сомнение, не выйдет проверить их достоверность.

Вот только капитану, кажется, невдомёк, что, ставя под сомнение адекватность Кайто, он ставит под сомнение и мою адекватность тоже. Ведь это я пустил его за рычаги и позволил делать то, что он делает.

А вот почему я решил так поступить, это уже другой вопрос и, если бы кто-то его мне задал, я бы ответил просто и без сомнений — нет смысла повторять одни и те же действия в надежде на другой результат, это безумие. Чтобы получить другой результат, надо менять всю цепочку, которая к этому результату приводит.