Телохранитель Генсека. Том 1 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 11

— Очень просто, Леонид Ильич. Нужно заимствовать опыт Запада по борьбе с коррупцией. Вы ведь знаете, что на Западе её практически нет. Как и воровства. Может быть стоит пригласить их специалистов к нам, для обмена опытом. Или подготовить таких специалистов у нас и отправить на стажировку в развитые страны. На базе нашего института можно всё это организовать, и мы уже этим занимаемся.

«Шустёр бобёр», — подумал Леонид Ильич, но вслух сказал:

— Я слышал, что у вас готовится группа по стажировке на Западе, в Австрии. Ну темпы у вас, темпы… Не слишком ли широко шагаете? Можно ведь и штаны порвать.

Лицо Джермена Гвишиани по прежнему оставалось спокойным, даже доброжелательным, но я буквально кожей чувствовал его состояние. В сердце амбициозного грузина полыхала ненависть к Советской власти, к СССР в целом, и к Генсеку в частности.

Гвишиани начал говорить, но Брежнев оборвал его на полуслове:

— Вы понимаете, что такие изменения коснутся жизни всего советского народа. Вот давайте у народа и спросим…

Он вполоборота повернулся ко мне и сказал:

— Владимир Тимофеевич, а что вы думаете по поводу предложений Джермена Михайловича?

— Я думаю, что исполнение этих рекомендаций приведет к развалу Советского Союза и порабощению нашей страны Западом.

— С каких это пор у нас охрана стала народом? — ядовито прошипел Гвишиани, еле сдерживая возмущение.

Брежнев усмехнулся, потом очень серьезно ответил, обратившись не только к Гвишиани, а сразу ко всем собравшимся:

— Я бы принял ваши предложения. Скрепя сердце, но принял бы. Однако вы все помните, какие были события в шестьдесят восьмом году в Чехословакии. А события в Польше в семидесятом году? Забастовка на судоверфи в Гданьске чего стоила. Вы все в курсе, что в Польше назревает… поэтому не будем торопиться. До самостоятельности дорасти надо, особенно крупным предприятиям. А вот производство и внедрение электроники и вычислительной техники надо поддержать. Мы сейчас выслушали мнение Ленинграда и Москвы, а в следующий раз я хочу узнать мнение наших сибиряков. Пусть Сибирское отделение Академии наук докладывает. Пригласите группу из Новосибирска: Марчука, Аганбегяна, кто там у нас ещё? Ну вы подберите, Андрей Михайлович, — поручил он Александрову-Агентову.

— Я бы тоже мог предложить, — влез Гвишиани.

— Ну это вы в рабочем порядке к Андрею Михайловичу, — отмахнулся Брежнев.

Я почувствовал, как Александров-Агентов мысленно потер руки, предвкушая, как поставит заносчивого грузина на место.

Леонид Ильич вышел. Я чувствовал его усталость, даже внешне это было заметно. Всё-таки годы давали о себе знать, в декабре этого года Генсеку исполнится семьдесят лет.

— Ну что, Володечка, — по отечески обратился ко мне Леонид Ильич, — пойдём обедать?

Мы вернулись в кабинет, прошли через приемную и коридор. Обед привезли сразу же, как только мы расположились за столом в комнате отдыха. Тут же вошел официант, толкая перед собой тележку, накрытую белой салфеткой.

Я человек своего времени, с мозгами, замусоренными постперестроечной пропагандой. Да что там перестройка, вплоть до последнего времени в сети и по телевидению популярны статьи и фильмы о том, как жили «слуги народа» при Брежневе. Я ожидал чего угодно. Не удивился бы, если бы на обед была осетрина, несколько видов икры и прочие деликатесы. Но обед Генсека поверг меня в шоковое состояние!

Официант поставил перед нами две тарелки овощного супа, причём налито было буквально символически, две-три ложки на донышке тарелки. Салат тоже самый простой — капуста, морковь, зелень. Салат благоухал ярким ароматом подсолнечного масла. На десерт был творог без сахара. Запивать всё это предлагалось стаканом обычного яблочного сока.

Брежнев не спеша съел свою порцию. Я со своей справился гораздо быстрее.

— Я поел, диета. Врачи рекомендуют здоровую пищу, — пояснил Леонид Ильич. — Но ты, Володя, человек молодой, здоровый. Я пойду посплю часок, а ты скажи официанту, пусть тебе привезут чего посерьезнее, чем капуста и творожок.

Брежнев прошёл в соседнюю комнату. Там находилась большая двуспальная кровать. Я помог надеть ему пижаму, улечься, а сам вышел снова в комнату, где мы обедали.

Официант уже успел убрать посуду и прикатить накрытый столик повторно. На столе появился мясной борщ, красный с ложкой густой сметаны посередине. К борщу прилагалась тарелка пампушек. На второе было пюре с котлетой по-кремлевски. Котлета большая, из рубленого мяса. Плюс свекольный салат с чесноком. На десерт ватрушки. Увидев их, я просто умилился! В детстве мать иногда баловала меня домашней выпечкой. Ватрушки были моей любимой сдобой, и как раз именно с творогом.

Добротный обед для мужика, привычного к большим физическим нагрузкам. Но снова на две персоны. Кого ждать в гости?

Хоть и не переживал, но шевельнулась память Медведева. Может она не только на эмоции реагирует? Или помаленьку сама восстанавливается? Я вспомнил, что во время дневного сна Генсека со мной обедает генерал Рябенко. Он не заставил себя ждать и вскоре присоединился к трапезе.

Разделавшись с вкусным и сытным обедом, я разлил по стаканам чай.

— Надо проветрить, — Рябенко втянул носом воздух. — Леонид Ильич не любит резких запахов.

Я распахнул окно. Официант собрал грязную посуду и покинул комнату. Рябенко с нетерпением дожидался его ухода, потом сразу же повернулся ко мне:

— А теперь, Володя, давай серьезно поговорим. Со вчерашнего дня ты сильно изменился. И так был немногословен, теперь совсем замолчал. Я тебя не узнаю. Что случилось там, на дороге?

Я лихорадочно соображал, что ответить, но генерал облегчил мне задачу.

— Про аварию можешь не говорить, уже всё выяснил. Тормоза на твоей машине были испорчены. Сейчас выясняем, специально это сделано или нет. Но меня беспокоит твое состояние. Ты ничего не скрываешь? Может, состояние не столь радужное, как мне доложил Чазов?

Я посмотрел на него внимательно. Мне нужны союзники, в одиночку не справлюсь. Одному человеку повернуть поток истории в другое русло — задача непосильная. Но я не мог полностью открыться генералу Рябенко, рассказать, кто я и откуда. Это гарантированная психушка. Или, как минимум, увольнение. Поэтому начал аккуратно, вспомнив давнее правило: «Говори то, что человек хочет услышать».

— Александр Яковлевич, со здоровьем всё в порядке. Сон видел странный. Но такой четкий, детальный, как будто по-настоящему.

— Что снилось?

— Будто мы с вами разбираем ситуацию: лётчик на Дальнем Востоке угнал МИГ-25 в Японию. Да так ясно приснилось, что даже во сне фамилию лётчика запомнил — Беленко. Посадил самолет на Хоккайдо. Потом был большой скандал. Вы же понимаете, ЧП такого масштаба не проходит даром. Тут же докладывают, что умер товарищ Мао Цзэдун. Я смотрю на настольный календарь, дата четко врезается в память — 9 сентября. Такой странный сон, полдня из головы не выходит.

— Ты и на совещании выступил хорошо, видимо под впечатлением от сна. Особенно про развал страны хорошо сказал. А про лётчика можно проверить. Даже нужно. Сейчас во второе управление позвоню, есть ли у них такой пилот — Беленко. Если МИГ-25, то они базируются в Черниговском.

— Надеюсь, не ставлю вас этим в неловкое положение? Это ж всего лишь сон… Глупость, возможно. Пустые страхи, мелочь…

— У нас мелочей не бывает, — возразил Александр Яковлевич.

Я похвалил себя за смекалку. Решил считать эту ситуацию пробным шаром. Если удастся предотвратить угон самолёта, значит, я точно не беспомощен перед неминуемым ходом истории.

Глава 6

В Заречье возвращались в седьмом часу вечера. День был насыщенным и, что уж скрывать, сложным для меня.

На повороте к даче, примерно за километр, Брежнев попросил водителя остановиться. Генсек вышел и, несмотря на усталость после длинного рабочего дня, пошёл пешком. Я шел рядом с ним. Впереди шагал боец охраны, сзади ещё один. Кортеж обогнал нас и скрылся в направлении дачи.