90-е: Шоу должно продолжаться 14 (СИ) - Фишер Саша - Страница 16

— Ничего этого не было, — сказал вдруг над моим ухом Иван.

— Что? — встрепенулся я, поворачиваясь к нему. — И давно ты здесь?

— На самом деле, с самого начала, — усмехнулся он. — Увязался за вами, когда вы с фестиваля ушли. Сидел в сторонке, не отсвечивал. Думал про всякое.

— А что ты там сказал? — спросил я, усаживаясь на стул рядом с ним.

— Не было вот этого ничего, — он обвел руками пространство вокруг себя.

— В смысле, этого вот клуба «Африка»? — уточнил я. Хотя понимал уже, что он что-то другое имеет в виду.

— И клуба, и журнала, — сказал он. — И «Ангелов» не было. И фестиваля этого. Я же был здесь в это время. Жил и работал. Писал в газеты. Тут все было по-другому, понимаешь? Другая история была совсем.

— Эффект бабочки, как он есть, — пожал плечами я.

— Ты знаешь, я ведь тоже менял историю, — вздохнул Иван. — Но я все больше старался сделать так, чтобы кое-что предотвратить. Чтобы… Блин, мои первые девяностые были кровавым кошмаром. Новокиневск тогда разрывали бандитские разборки, была стрельба на улицах, люди ходили в страхе…

— Ну я бы не сказал, что сейчас здесь покой и благолепие, — сказал я без улыбки.

— Поверь, ни в какое сравнение не идет с тем, что было тогда, — без улыбки же ответил Иван. — Прямо ванильный детский сад у нас, а не бандиты. Сплошь интеллигентные люди, спасибо-пожалуйста-извините.

— Девяностые еще только начались, — напомнил я.

— На самом деле, я не об этом хотел сказать, — махнул рукой Иван. — Не про бандитов, шут с ними всеми. Я вот сегодня сидел на трибуне фестиваля, слушал музыку, смотрел на людей. И вдруг понял, что это по-настоящему культовое мероприятие. Которое запомнят по всей стране. Знаковое. Как «Монстры рока». И это все ты.

— Да ладно, не только я, — я поморщился. — Моих заслуг в этом всем хрен да маленько. Стадионные дела вообще мимо меня шли.

— Так ведь не было этого, понимаешь? — с нажимом спросил он. — В первый раз, когда тебя здесь не было, ничего этого тоже не было. Была «Рок-провинция», посиделки в лесу, чуть более шумные чем просто междусобойчик у костра. И еще парочка уличных движей.

— Но «Ангелы»-то и без меня были, — сказал я. — Я их не собирал. Когда я тут очнулся, они уже существовали…

Вообще я, конечно же, обдумывал куда они делись в первой версии девяностых. Иван рассказывал, что очнулся в этом теле в морге. Когда… То есть, он был Жаном Колокольниковым, умер и очнулся в теле Ивана Мельникова, когда тот тоже умер. А что, если Вова-Велиал в тот день, девятнадцатого ноября девяносто первого должен был умереть на той самой пьянке? «Ангелочки» проснулись бы утром, и не смогли разбудить своего гитариста. Пришла бы мама, поднялся бы кипиш. Потом похороны… И музыкальная группа распалась бы, даже не начавшись. Не случилось бы поклонника Астарота Кирюхи, нового репертуара, нового названия. Ничего вот этого, в общем.

— Эффект бабочки… — снова повторил я.

— Я предотвращал, а ты — создаешь, — сказал Иван.

— Каждый для кого-то сын маминой подруги, — усмехнулся я.

— Вот черт… — Иван дернулся и огляделся по сторонам. Будто пытался высмотреть, кто нас может подслушивать.

— Сколько ты здесь? Десять лет? — иронично спросил я.

— Двенадцать, — уточнил Иван.

— И все еще боишься, что кто-то может нас разоблачить, если услышит мем из будущего? — я подмигнул.

— Кто-то же нас сюда отправил, — сказал Иван. — Возможно, это чей-то эксперимент. Но тогда это значит, что его в любой момент могут прервать. Или что у этих неведомых экспериментаторов есть оппоненты. У которых…

— Нет-нет-нет, Иван, давай сегодня обойдемся без конспирологии и прочих теорий заговоров, — запротестовал я. — Все равно это будут простые разговоры.

— Ну должна же у всего этого быть какая-то цель! — воскликнул Иван.

— Даже если так, — сказал я. — Допустим, мы сейчас раскинем с тобой мозгами, поднапряжемся, и выскажем несколько разных версий того, что случилось, почему и зачем. Допустим, даже, что одна из этих версий будет правильной. Как мы это узнаем? Во время ее произнесения разверзнется потолок, по ту сторону мировой трещины возникнет дед на облачке, который своим указующим перстом нам погрозит и скажет: «Догадались, сукины дети!»

— Вот ты фрукт все-таки! — Иван рассмеялся и как-то расслабился. — Неужели тебе совсем неинтересно, а?

— Ну почему же? — хмыкнул я. — Очень даже интересно. И я вполне допускаю, что в любой момент это все может завершиться точно так же, как и началось. Буммм! И вдребезги.

— И? — Иван испытующе уставился на меня.

— И ничего, — я снова пожал плечами. — Ничего не изменилось. Может, тут прямо сейчас крыша обвалится, и нас всех утром будут по частям из-под обломков доставать. А может, завтра братки перестрелку на улице устроят. И тоже — «бумм!» Вот скажи мне, чем этот «бумм!» отличается от того, другого «бумм!», которое эти твои неведомые экспериментаторы устроили? Что с того, что ты теоретически будешь знать, что все может завершиться в любой момент? Оно ведь и так завершится, разве нет?

— Знаешь, есть разница между судьбой и мановением чьей-то руки, — проговорил Иван медленно.

— Ну, раз ты так говоришь… — я развел руками. — Я человек простой, сужу по результату. И лично для меня, что пнем об сову, что совой об пень…

— Поражаюсь твоему хладнокровию, — покачал головой Иван. И только тут я обратил внимание, что он как будто слегка пьян.

— Слушай, я не понимаю, кстати, что ты мне голову морочишь, — сказал я. — Я создаю, а ты только предотвращаешь… Ты мне скажи, у этого твоего трупа из морга с самого начала была школа журналистов, прикормленная типография, кофейня эта удивительная и вся твоя прочая теневая медиаимперия, в которую я понятия не имею, что еще входит? И ты, по-твоему, не создаешь? Да хрен знает, что у нас на историю большее влияние имеет — этот мой фест или твоя кофейня. Как сказал бы Модест Матвеевич Камноедов, фестиваль — это простое дрыгоножество и рукомашество. А кофейня — это место для важных переговоров и серьезных раздумий…

Иван сначала молчал, глядя в пол, а потом посмотрел на меня и рассмеялся.

— Вам бы, Владимир Батькович, психологом на полставки подрабатывать, — сказал он. — Маловато я знаю людей, которые мозги на место ударом под дых умеют ставить.

— Удар под дых — дело нехитрое, — хмыкнул я.

В этот момент мои зашумели и заоглядывались. Меня потеряли, видимо.

— Велиал! Ты куда ушел? Срочно вернись на базу! — громко провозгласил Астарот.

— Пойдем давай к нашим, — я встал и хлопнул Ивана по плечу. — Раз уж ты все равно здесь, хоть куском пирога разживись. А то получится, что зря приходил только.

Я открыл глаза, еще сквозь сон почувствовав взгляд Евы. И первое, что увидел — ее лицо. Ева приподнялась на локте и сонно смотрела на меня. Улыбалась.

— Мы проспали, да? — спросил я, безмятежно потягиваясь.

— Скорее всего, — пожала плечами Ева. — Я помню, что тетя Марта пыталась нас разбудить, но не помню, получилось ли у нее это.

— Половина одиннадцатого, не так плохо, — хмыкнул я. — Я думал, уже два часа дня, не меньше.

— И что теперь? — Ева села на кровати, отодвинула штору и выглянула в окно. — Оу… Кажется, нам сегодня не везет с погодоай…

— Дождь? — я смотреть в окно не стал. Мне больше нравилось сейчас смотреть на Еву.

— Еще нет, но он явно где-то на подходе, — Ева покачала головой. — Наверное же нам нужно вскакивать и бежать, да?

— Наверное… — задумчиво проговорил я, обняв Еву за талию. — Но попозже. Я же правильно запомнил, что тетя Марта, когда нас не добудилась, ушла по своим делам?

— Все так, она предупреждала, — медленно кивнула Ева.

— И никто ведь не знает, что мы уже проснулись? — хитро прищурился я, притягивая свою девушку ближе.

— Нет, никто не знает… — прошептала Ева прямо мне на ухо и прижалась ко мне всем телом. Волна страсти и нежности накрыла меня с головой, я сжал тонкую талию своей девушки, еще плотнее прижимая ее к себе.