Пленница - Вечная Ольга - Страница 2

– Ты готова? Извини, папа уже пять раз спрашивал, – оправдывается Нина. – Ты же знаешь папу. Он не понимает, что у кого-то могут быть другие заботы, пока он жарит мясо на огне!

– Готова. Почти. Заходи, что ты в дверях мнешься? О, Пава, ты тоже тут. Девчонки, проходите!

Дверь отворяется шире, и я показываю на разложенные на кровати вещи.

Собиралась в спешке, поэтому не успела походить по магазинам как следует. По идее, у меня сессия только началась, не до поездок к морю. С пустыми руками опять же не полетишь, благо возле дома есть небольшой торговый центр. Рысью пробежала по рядам. Одежда, косметика, модные чехлы на телефон. Духи уже в аэропорту купила.

Глаза сестер загораются. Я с удовольствием наблюдаю, как они разбирают подарки, любуются, вертят в руках. В наши дни в каждом, даже в самом крошечном городке страны есть пункт выдачи какого-нибудь популярного маркетплейса – заказать можно что угодно. Но это все же не то.

– Рада, с ума сойти! Какое все классное! Спасибо огромное! Такие джинсы сейчас в Москве носят?

– Да, все поголовно. На твоей фигуре будет прекрасно смотреться.

Девчонки убегают мерить наряды, а я спускаюсь на первый этаж.

В центре гостиной стоит большой стол, заставленный тарелками и бутылками. Пахнет запеченным картофелем и поджаркой, отчего желудок оживает. На кухне пыхтят кастрюли. Елизавета и две ее помощницы, которых зовут Вера и Тоня, – но хоть убейте, не вспомню, кого как, – носятся от плиты к холодильнику.

Я здороваюсь и предлагаю помощь.

– Папа в беседке. – Елизавета взмахивает деревянной лопаткой в сторону окна. – Заждался тебя. Мы все сделаем сами, не в первый раз. Иди.

Сердце стучит в ушах. До чего же некомфортно!

– Если что-то нужно, только скажите. Я готова помочь. Давайте хотя бы поднос заберу.

– Ты у нас гостья. Иди уже, Рада. Это мои заботы.

Беседка у папы огромная. Просторная, уютная, утопающая в цветах. Если в доме ремонт не делался уже лет десять, то зона барбекю совершенствуется регулярно. Там можно было бы сыграть среднюю свадьбу.

Я выхожу из кухни и, пройдя по дорожке между аккуратными рядами кустовых роз, поднимаюсь на подиум.

А вот и все.

Народу – пресс. Дети бегают, женщины болтают за столами и на качелях, разбились по группкам, пьют вино. Мужчины в основном дежурят у барбекю. Мясо жарит приглашенный повар с номинальной помощью моего отца, но все вокруг поддерживают его морально и ценными советами. Лицо у повара кислое.

В детстве я каждый год приезжала сюда на день рождения папы и видела точно такую же картину.

Поднимаю руку и робко машу, надеясь, что на меня никто толком не обратит внимания.

– Рада! Наконец-то! – перекрикивает музыку отец. – Дочка, заходи, бери тарелку. Худющая-то какая! Конечно, у них там овощи пластиковые, в нашей Белокаменной, прости господи… – суетится он. – Кто-нибудь… Лелик, налей-ка моей старшей дочери-красавице своего лучшего вина! Будь добр, самого-самого.

– Обижаешь, у меня все вино лучшее. – Тучный Лелик кряхтя тянется к бутылке. – Какое ни возьми.

– Давай прошлогоднее белое. Какое же хорошее вышло!

Вино и правда отменное. Дядя Лелик держит свой небольшой винзавод и отца никогда не обижает.

– Спасибо большое, – благодарю я, ловя на себе внимательные взгляды гостей. Уши начинают гореть.

К счастью, ко мне снова подходят тетушки по отцовской линии и засыпают вопросами об учебе, столице, личной жизни. И слава богу. Лучше тысячу раз объяснить, почему в двадцать один год у меня все еще нет жениха, чем тонуть в любопытных взглядах.

Все здесь хорошо знают Елизавету и в курсе нашей с ней непростой истории. Им также известно, что в один из дней из-за обострившегося конфликта отец был вынужден отправить меня с бабушкой подальше. Подруги Елизаветы как будто ждут скандала, сцены, неадекватного поведения.

Живу в столице – мало ли какие нравы, неясно, что из меня выросло. Новый мэр и его жена, когда приветливо киваю, отворачиваются.

Черт. Я краснею от неловкости и отвожу глаза.

Против меня эти люди ничего не имеют. Они просто знают, что в моей жизни случилась трагедия, – я росла без матери – и не хотят становиться ее частью. В столице никому ни до кого нет дела. Никто не осудит. Правда, и не поможет никто в случае беды.

Отец игнорирует тот факт, что я не слишком вливаюсь. Или делает вид? Он уже достаточно выпил, раскраснелся, выкрикивает громкий тост в мою честь.

Неожиданно на площадку взбегает какой-то молодой парень, подходит к мэру и шепчет ему на ухо. Тот серьезнеет, кивает, что-то торопливо говорит жене. На их лицах мелькает озабоченность. Они наскоро прощаются с отцом, не слишком красиво перебив его речь, и покидают беседку. Следом тянутся еще человек десять.

Закон Мерфи.

Я моментально прихожу к выводу, что это из-за меня, и впадаю в панику. Им сообщили о том, что со мной приключилось. Я подставила папу.

О нет.

Сердечная мышца сильно сжимается, а потом начинает колошматить! Я хватаю ртом воздух, чувствуя дурноту. Осушаю бокал, и алкоголь мгновенно ударяет в голову. Да так, что приходится опереться ладонью о колонну.

Ну и дядя Лелик! Благодарю покорно, тут точно градусов двадцать пять.

Бедный мой папа, он ни о чем таком не знал, когда приглашал меня. Стремительно захмелев, я готовлюсь упасть перед отцом на колени. Именно в этот момент в беседку поднимаются четверо мужчин.

И становится тихо.

Нет, музыка продолжает одиноко играть, вот только голоса обрываются. О чем бы ни говорили эти прекрасные люди, их темы перестают иметь значение.

С лица папы слетает гостеприимство.

Двое мужчин остаются стоять у входа, будто охрана, а еще двое, не сбавляя темпа, подходят к столам.

– Алтай и Исса, – быстро говорит тетушка полушепотом.

– Что этим чертям здесь надо?!

– Как их сюда пустили?!

Один из двух гостей, словно услышав последнюю фразу, поворачивается в нашу сторону.

Высокий, за тридцать на вид или около того. Белоснежная рубашка, черный костюм по последней моде – у нас в таких практикующие адвокаты по университету расхаживают, когда заскакивают между судами прочитать лекцию. Темные волосы стильно стянуты на затылке.

А вот лицо… это ужас какой-то. Я испуганно застываю, но при этом никак не могу перестать разглядывать следы жестокости: сломанные уши, шрам у рта. Лучше бы распустил волосы, прикрыл уродство… Следом осознаю, что знаю этого человека. Помню его глаза, которые одновременно смотрят сквозь тебя и внутрь.

Алтай. Призрак из моего детства.

Отец однажды сказал, что этот парень прошел через ад, потому так и выглядит. Еще папа говорил, чтобы я держалась от него подальше. Темная сторона жизни, без которой невозможно вести бизнес и в которой маленьким девочкам делать нечего.

Алтай кивает в знак приветствия и, растерявшись, я улыбаюсь и киваю ему в ответ. Так кажется или он тоже слегка улыбается? Тетя вздыхает и подталкивает меня к столу, вручает целую тарелку с закусками. Спохватившись, наконец отворачиваюсь и продолжаю следить за ситуацией украдкой.

Второй мужчина, на вид ровесник Алтая, находит глазами папу и жестом зовет приятеля идти в сторону барбекю. Он еще выше – явно под два метра. Худой, долговязый. В широких брюках и такой же свободной, почти балахонистой рубашке. Темно-русые волосы, веселые глаза, на губах играет приветливая улыбка. В руке он сжимает четки с большим крестом.

Новоприбывшие гости вежливо здороваются со всеми, кто стоит у мангала. После чего Алтай первым протягивает руку отцу.

Умом не успеваю осознать, а нутром уже чую: момент ответственный.

Надежда на спокойный вечер плавится, как зажженная свечка, превращаясь в растерянность и тревогу.

Я смотрю на отца, зависаю, не двигаюсь. В его глазах отражается раздражение, гнев. Чуть помедлив, папа отвечает на рукопожатие.

Все плохо. Я запихиваю в рот тарталетку, стараясь протрезветь.