Засада - Гамильтон Дональд - Страница 9
- Предыдущая
- 9/42
- Следующая
— Мысль была высказана в пятницу вечером на пресс-конференции. Имя человека, выдвинувшего эту инициативу, назвать я не могу. Я подчеркнул, что у тебя было специальное задание, и ты с блеском его выполнил. Не вдаваясь в подробности самого задания, разумеется. Наша деятельность не предназначена для афиширования — даже в высших вашингтонских кругах.
— Благодарю вас, сэр. Они, верно, полагали, что я суну ее в карман и привезу сюда, чтобы они могли на нее взглянуть. Черт, да она весит черт знает сколько! Пять тонн? Десять?
— Ну, нет сомнения, что опытный экземпляр “Рудовика” любой модификации будет принят здесь с глубокой благодарностью. Впрочем, я не думаю, что кто-то и в самом деле считает, будто ты мог ее сюда доставить.
— Может быть, им удастся выторговать ее у президента Авилы?
— Президент Коста-Верде, — сказал Мак сухо, — наш хороший друг, искренне привержен принципам демократии и законно избран своим народом. И тем не менее, я очень сомневаюсь, что кому-то здесь понравится, если у него в руках окажется ядерное оружие. Никто не питает надежд на то, что если у него такое оружие появится, он тут же передаст его нам.
— Понял, — сказал я. — Значит, я козел отпущения. Выходит, я мог погибнуть геройской смертью, проделав три дыры в этой исполинской хлопушке. Но поскольку у меня нет ни малейшего понятия, где у этой штуки находятся жизненно важные точки, шансы причинить ей ощутимый ущерб оставались весьма проблематичными. В этом случае мне пришлось бы убить полковника вооруженных сил Коста-Верде.
— Ах да! Твой друг Эктор. Никак мне не дается его фамилия.
— У них буква “н” произносится как “х”, сэр. Ударение на втором слоге: Химинес.
— Наше военное ведомство ожидает твою краткую характеристику полковника Химинеса. — Мак потянулся под стол и включил магнитофон. — Я записываю. Итак, объект Химинес. Прошу!
— Его люди называют полковника “Эль коронель-сито”, — начал я. — Это уменьшительно-ласкательное прозвище, означающее “маленький полковник”. Всякое сходство с Ширли Темпл является случайным и непреднамеренным.
— При чем тут Ширли Темпл?
— Был такой фильм “Маленький полковник” — экранизация одноименной книги. Или серии книг. Для девочек.
— Неужели? Продолжай.
— Самое главное, что я могу сообщить о Химинесе, пожалуй, следующее: когда он узнал, что ему предстоит освободить взятую в плен девушку-агента, он по собственной инициативе привел с собой двух женщин. Вряд ли они были бойцами подразделения специального назначения, хотя и несли поклажу на марше наравне с мужчинами. Мне кажется, Химинес просто подумал, что наша девушка, если она жива, будет в плохом состоянии и ей потребуется умелый уход. И, конечно, он оказался прав. — Я помолчал. — Этот полковник не железный. В нем что-то есть. То, что называется состраданием. Не надо это вставлять в стенограмму. В таких делах я не большой специалист.
— Вряд ли наших военных стратегов интересует его способность к состраданию, Эрик, — заметил Мак.
— В таком случае они совершают серьезную ошибку. Потому что сострадание Эктора занятного свойства, и он к тому же метит в генералы. Это хороший человек. Не мягкотелый слюнтяй. В физическом отношении он — Недомерок, но в отличной форме, курит крепкие сигары, хранящиеся у него в кобуре на поясе. По его словам, он избавился от пистолета, потому что плохо стреляет. В самый разгар боя он может вдруг закурить сигару. Это латиноамериканская бравада, конечно, но психологически действует очень хорошо. Глядя на него, думаешь: ну, если он способен устраивать такой спектакль, не имея при себе на всякий случай даже пистолета, значит, и тебе нечего бояться. В бою я бы доверился ему на все сто. До тех пор, пока у нас с ним одинаковые боевые задачи — и не более. В политических же делах я бы ни за что не рискнул повернуться к нему спиной. У него много чего на уме, у этого маленького полковника. И не стану гадать, какие мечты он лелеет в глубине души.
— А Авила? Вы его обсуждали?
— Президента он мимоходом упомянул в разговоре. Химинес дал понять, что Авила ненавидит бунтовщиков и с радостью поставил бы их всех к стенке в качестве мишеней для тренировочных стрельб. Похоже, такой случай ему представится. Ну, впрочем, это нормальная реакция тамошнего президента на внутренние беспорядки в стране. Так мне кажется. Наверное, это весьма типично для любого президента.
— Конец записи о Химинесе и Авиле, — сказал Мак и нажал на невидимую кнопку. Потом взглянул на меня. — А теперь поговорим о таинственном госте в шлеме-“джунглевке”. Нам все-таки удалось раздобыть кое-какие фотографии. Можешь взглянуть. — Он нажал кнопку на переговорном устройстве. “Обрастает старик техникой”, — подумал я. — Эллен, принесите, пожалуйста, фотографии. И заберите пленку с записью для расшифровки.
Мы молча ждали. В кабинет вошла симпатичная девушка с большим конвертом, который она положила на стол перед Маком. На ней было голубое платье и голубые туфли на высоком каблуке. Светлые с блеском мягкие волосы. У меня не было оснований смотреть на нее свысока. Она наверняка отлично обучена — это мне было известно, так как все они тут получают отличную подготовку, — и, имея доступ к секретной информации, она постоянно носила с собой где-то в одежде крохотную капсулу. Когда-нибудь ей придется проглотить эту капсулу или, что хуже, у нее на это не хватит времени. Но такой день для нее пока что не настал.
Она одарила меня улыбкой, вытащила кассету из установленного в письменном столе Мака магнитофона и, ни слова не говоря, вышла из кабинета. Мак раскрыл конверт, выудил оттуда толстую пачку фотографий и передал мне. Я взял их и стал рассматривать. Вы не поверите, сколько же на свете существует немцев со шрамами на лице. Похоже, в этой пачке было представлено большинство из них.
Перебрав почти все фотографии, я понял, что Мак уже нетерпеливо ерзает в своем кресле. И вдруг с глянцевого квадрата фотобумаги на меня воззрился человек в шлеме-“джунглевке”: суровое непроницаемое выражение лица, какое бывает у профессиональных военных, позирующих для официального снимка. Эта фотография была сделана фотографом вермахта. Человек был в генеральской форме, и его генеральская форма сразу все расставила по местам.
— Фон Закс, — сказал я, даже не глядя на подпись под фотографией. — Генрих фон Закс. — Я бросил взгляд на Мака. — Вы знали?
— Я был почти уверен после того, как ты его описал. Но я хотел, чтобы ты его сам опознал. Ну, вспомнил?
— Конечно, сэр. Теперь, после поимки Эйхмана, он переместился на строку выше в списке разыскиваемых нацистских преступников.
— Правильно. Разница только в том, что, когда поймали Эйхмана, он уже давно был не у дел и просто скрывался, пытаясь спасти свою шкуру. А фон Закс птица совсем другого полета.
— Это уж точно, — согласился я, разглядывая довольно красивое лицо со шрамом. Лицо, которое я поймал в оптический прицел своего дальнобойного ружья, было старше и мрачнее, но кто из нас не постарел и не помрачнел за эти долгие годы? Наверное, он считал себя патриотом — тогда. Да и сейчас считает. Может, он и в самом деле патриот. Да только он выбрал довольно-таки мерзкий способ это доказать. Он у них какое-то время возглавлял службу ликвидации в концлагере: ему дали это назначение, чтобы он не потерял форму. Но в конце концов им пришлось вернуть его в командный состав. Как военный специалист, он был, наверное, очень толковый парень — такого солдата любой армии не грех было бы иметь, если, конечно, закрыть глаза на то, что его победы приправлены толикой зверств. Впрочем, насколько я помню, это не вызывало у герра Гитлера бессонницы.
— Его зверства интересуют нас лишь постольку поскольку, — заметил Мак довольно-таки ворчливо. И я вспомнил, что он придерживался теории, согласно которой мы являемся организацией практической — или тактической, — так что меч возмездия отсутствует в нашем арсенале. Он бы никогда не согласился послать на задание агента, которому вменялось бы убить человека только за то, что тот был мразью — возможно, потому, что когда встаешь на такой путь, очень трудно вовремя остановиться. — И, тем не менее, жаль, что ты промахнулся, стреляя в фон Закса.
- Предыдущая
- 9/42
- Следующая
