Японская война 1904. Книга четвертая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 29

— Я ведь раньше служил на Черном море, — принялся объяснять Афанасьев. — А там приливы — чуть! Море-то закрытое, на пару сантиметров гуляет вверх-вниз — и все. Ну, иногда во время сизигии — до десяти, мы на это давно перестали обращать внимание на постановках.

— Сизигия? Что это такое? По-гречески означает соединение, но смысл не пойму.

— Это когда в небе сразу несколько объектов в линию выстраиваются. Солнце, Луна, еще что-нибудь… — принялся объяснять Афанасьев, а я невольно задумался, на самом ли деле игры гравитации влияют на высоту приливов или все это просто какая-то астрология, которая в начале века стала довольно популярна.

— Оставим небо, — остановил я своего главного артиллериста, — вернемся к приливам. Так сколько сантиметров их у нас в Инкоу?

— Море открытое, часть огромного Тихого океана, — Афанасьев начал издалека.

— Так сколько?

— Еще залив сложный, приливная волна усиливается из-за формы дна, а потом сталкивается с волнами Ляохэ…

— Сколько?

— Около 4 метров.

Я чуть по-простецки не присвистнул от такой разницы. Значит, где-то пара сантиметров, а где-то прилив мог бы накрыть целый дом.

— В доминионе Канада, по слухам, есть залив, где приливы доходят до 15 метров, — добавил Галицкий, но я вернул всех к главному:

— Но если тут такие большие приливы, то как же сработали наши мины? Мы их и так глубоко ставили, а тут еще прилив.

— Повезло, — выдохнул Афанасьев. — Повезло, что мы начали рано. Приливное течение приходит в 6 утра, а мы примерно в это же время и пустили бронепоезд. Высота не успела подняться. Возможно, контактная мина и не смогла бы ничего сделать в итоге, но у наших дистанционных возможностей все же больше. Взорвались, добили до корабля и повредили обшивку… Тут бы «Асаме» остановиться, и наверно ничего бы не было.

— Но они, наоборот, выкрутили машину на полную, — я вспоминал детали боя. — Пытались уйти от мин и сами себя подставили.

— Повезло, — кивнул Мелехов.

— Вовсе нет, — не согласился я, как и всегда, когда мои офицеры были готовы отказаться от результатов своей работы. — Мы сами создали эти мины, эту ситуацию, на суше и на море, так что не надо говорить об удаче. Без тяжелого труда всего 2-го Сибирского, каждого из вас, каждого солдата — ничего бы этого не было. А теперь нам просто нужно еще и сделать правильные выводы, поправить наше оружие, наши тактики и стратегии и двигаться дальше.

— Но как? — Мелехов врезал кулаком по столу. — Раньше мы думали, что мины прикроют порт от чужого флота! А теперь? Получается, в прилив враг просто пройдет над ними, и мы ничего не сделаем. А поставим мины повыше, и в отлив их будет мотать по поверхности, а там или взрыватель не выдержит, либо враг их заметит и просто расчистит себе путь.

Неожиданно… На суше, когда Мелехов понимал, что возможно, а что нет, он всегда был спокоен. А вот как дело коснулось чужой для него стихии, это испугало его больше, чем тысяча японских пушек. Мне доводилось читать про то, как опасен и разрушителен страх неизвестности, но вот вживую и так ярко мы еще не встречались. К счастью, решается эта проблема довольно просто — знанием.

— Осадка крейсера вроде «Асамы» — семь метров, — Афанасьев как раз закончил свои расчеты, и, кажется, это как раз то, что нам нужно. — С учетом дистанционного взрывателя мина на глубине 9 метров[1] сможет его задеть. При этом даже при отливе она все равно не поднимется достаточно высоко, чтобы ее заметили и смогли повредить. Впрочем, тут можно не полагаться на случайность и добавить еще один ряд мин на большей глубине как раз на такой случай.

— А если… — задумался Мелехов, словно сражаясь за свое право паниковать дальше. — Если враг во время отлива расстреляет верхний ряд мин, а потом с приливом все-таки прорвется⁈

— Тогда это был бы очень разумный ход, — согласился я. — Но благодаря схеме, предложенной Платоном Львовичем, мы точно будем прикрыты от внезапной атаки, и это уже очень и очень много.

— Еще стоит учесть, что при отливе крупные корабли точно не смогут зайти в бухту, просто сядут на мель, — добавил Галицкий. — И нужно будет что-то придумать на случай прихода совсем уж малых кораблей. Миноносцы, канонерки — у них осадка метра три, и это открывает разные варианты.

— У японских даже два, — поправил я, вспомнив кое-что из будущего. — Они специально дорабатывали свои канонерки, чтобы иметь возможность работать в устьях рек. А при неполной загрузке они и полтора метра смогут выдать, так что нужно будет учесть все.

Афанасьев кивнул и снова подтянул свой листочек с расчетами. Данные о повреждениях корпуса «Асамы» от наших мин, вариант новых постановок с учетом этих вводных… И вот в итоге получилась схема, которая должна была перекрыть все самые опасные места. Придется, конечно, потратиться на металл, порох, но безопасный порт того точно стоил. Главное, чтобы мы еще смогли вытащить пушки для береговых батарей, под которые я уже заказал несколько эшелонов известняка из Китая. Будем лить бетон, закопаем наши стволы так, что эти укрепления даже броненосцам с их 12 дюймами придется не меньше часа выковыривать…

И тогда, если сюда и придут новые корабли, мы им будем даже рады.

Совещание закончилось за полночь, и я уже думал сразу идти спать, когда меня неожиданно перехватил Огинский.

— Вячеслав Григорьевич, — он хитро улыбнулся, — мы тут почти шпиона поймали.

— Почти? — удивился я и против воли широко зевнул.

— Там не срочно, можно и завтра обсудить, — тут же среагировал Огинский.

— Ну, вы хотя бы в двух словах расскажите, а там решим.

— Совсем в двух словах не получится, но если коротко, то на том поезде, на котором вы отправили князя Юсупова обратно, приехал еще один человек. Он сначала под вагоном подслушал ваш разговор, а потом спрятался под перрон, чтобы его тоже не завернули. Ползком пробрался в город, украл одежду одного из нестроевых, работающих на возведении вокзала, потом смешался с толпой и прогулялся сначала до порта, а после и почти в ваш штаб пролез.

— И это вы называете почти шпион? Почти? — я даже спать расхотел от такой истории. — Если бы кто из людей Глеба Михайловича показал подобные успехи, сразу бы получил повышение. Кстати, и откуда все эти подробности о его перемещениях?

— А мы его сразу заметили! Помните, вы разрешили приставить к вам пару человек, как раз на такой случай? Кто-то следит за вами, а мы за ними. Так вот сработало! А дальше по инструкции младший сразу доложил мне, а старший продолжил наблюдение, чтобы выйти на контакты шпиона в городе. Вот только оказалось, что этот герой больше не по ведомству полковника Ванновского, а из собратьев господина Лондона.

— Писатель?

— Журналист, американец, зовут Джулиан Готорн, работает на самого Хёрста.

Картина сразу стала понятнее. Хёрст в начале 20 века — это наравне с Пулитцером один из двух главнейших медиамагнатов Америки. Причем именно с этим человеком у нас дела не сложились. Именно его «Нью-Йорк Мэгэзин» печатал детали о якобы учиненной нами резне в И-Чжоу и про бесчеловечные опыты над японцами, из-за чего у нас такие проблемы с продвижением новых направлений в медицине. Причем Хёрст работал сразу по нескольким фронтам. Газета била в лоб, а принадлежащий ему же журнал «Космополитан»[2] печатал небольшие рассказы на те же темы уже с деталями и легкими художественными дополнениями.

И вот журналист от такого человека прибыл ко мне лично. Хочу ли я с ним поговорить? Определенно. Рассчитываю ли я на то, что мы сможем найти общий язык? Определенно нет. А значит, не стоит играть в хорошего полицейского… Приняв решение, я попросил Огинского придержать журналиста до утра в том самом карцере, который обещал устроить Юсупову, а утром ждать меня, прихватив Лондона. Гость как раз станет чуть больше настроен на диалог, а мне пригодятся консультанты. Огинский, чтобы не подставиться с местными традициями, а Лондон — чтобы с американскими.