Император Пограничья 4 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 26

Лидию не удивляло подобное отношение мужа. В конце концов, сам Германн когда-то бросил вызов традициям, покинув род Воронцовых из-за конфликта с жёстким и властным отцом. По законам Содружества выход из семьи и основание нового рода требовал новой фамилии, и средний сын патриарха Воронцовых взял фамилию Белозёров — в честь одноимённой деревни, родового поместья его матери. Возможно, в побеге Полины он видел отражение своего собственного стремления к свободе.

Как будто графине было не плевать на то, что там себе придумала глупое чадо.

После смерти близнецов она обратилась к Клименту Венедиктовичу, патриарху рода Воронцовых, отцу её мужа. Старик выслушал её, поглаживая седую бороду, а потом медленно произнёс:

— Эх, глупые-глупые внуки… Влад и Георгий давно вычеркнули себя из семьи, когда встали на путь криминала. Их судьба — их выбор. Что до Платонова… — он задумчиво прищурился. — Не скрою, счёты у нас с ним есть. И при случае мы поквитаемся. Но делать грязную работу за тебя, милочка, никто не станет.

Лидия тогда с трудом сдержалась, чтобы не разразиться гневной тирадой. Проглотила обиду и с ледяной вежливостью откланялась.

После нескольких бессонных ночей она приняла решение. Если законные пути закрыты, если родня не желает помогать, придётся действовать иначе. Путём тщательных изысканий она вышла на ратную компанию «Бешеные медведи» — наёмников со свирепой репутацией, которые брались за деликатные задания за соответствующую плату.

Но и тут её ждало разочарование. Не успела она заключить контракт, как Оболенский, словно обладая сверхъестественным чутьём, вновь ей позвонил.

— Я предупреждал тебя, — произнёс он ледяным тоном. — Видимо, недостаточно ясно. С Медведями я уже побеседовал. ЭТОГО не будет!

После того, как Матвей распространил слухи о её причастности к попытке убийства Прохора Платонова и похищению его отца, приглашения на светские мероприятия во Владимире стали приходить всё реже. Её перестали принимать в некоторых домах, а на последнем балу по случаю дня рождения князя Веретинского она заметила, как гости перешёптывались за её спиной. Репутация, создававшаяся годами, рушилась на глазах. Аристократические круги обоих городов тесно связаны, и позорные новости из Сергиева Посада быстро достигли владимирского высшего общества.

Общественный остракизм, финансовые трудности, невозможность действовать открыто — всё это сковывало Лидию по рукам и ногам. Но не сломило её решимости.

Через старые связи покойных близнецов она связалась с печально известной ратной компанией «Крылатые гусары» — польскими наёмниками, которым уже доводилось действовать на территории Русских Княжеств.

Даже в кругах профессиональных солдат удачи о них ходили весьма своеобразные слухи — о деревнях, стёртых с лица земли, о карательных акциях против тех, кто перешёл им дорогу, о полном отсутствии принципов. Если надо было сжечь детский приют — они сжигали детский приют. Если требовалось уничтожить храм — они не задумываясь нарушали священные табу. Лишь бы заказчик платил в срок.

Высокомобильный отряд, оснащённый мотоциклами и автомобилями, с несколькими сильными магами в своих рядах, «Крылатые гусары» были дорогим, но эффективным инструментом. И самое главное — они практически не оставляли следов, которые могли бы привести к нанимателю.

Переговоры шли нелегко. Поляки запросили сумму, от которой у Лидии захватило дух. Впрочем, деньги её сейчас волновали меньше всего. Главное — правильно составить условия контракта. Ей нужна была не просто смерть Прохора. Ей нужно было его полное уничтожение — физическое и моральное. Стереть с лица земли всё, что ему дорого, включая эту проклятую деревню, которую он неплохо укрепил за прошедшее время. И, разумеется, вернуть Полину туда, где ей самое место — под опеку её матери.

Подсвечник с тремя тонкими восковыми свечами, расставленными треугольником, бросал на стол причудливые тени. Этот ритуал Лидия проводила уже дважды — когда отправляла наёмных убийц за Прохором в первый раз и когда организовывала похищение его отца. Третья попытка должна стать успешной — гласила старая примета.

Графиня аккуратно разложила перед собой предметы — локон Полины, завязанный алой лентой, миниатюрный портрет Прохора, вырезанный из газеты, и маленький флакон с кладбищенской землёй. Проведя кончиками пальцев над каждым предметом, она закрыла глаза и произнесла древнее заклятие — то самое, которому её научила ещё прабабка. Не магия в привычном понимании, скорее — старинный ритуал, в силу которого верили поколения женщин в её семье.

— На крови моей, на боли моей, на горе моем, — слова срывались с губ шёпотом, который становился всё напряжённее. — Разрушь врага моего, верни дитя моё, восстанови честь мою!

Три капли крови из проколотого безымянного пальца упали на разложенные предметы. Лидия резко выдохнула и открыла глаза. Ритуал был завершён.

Как раз вовремя — из соседней комнаты донёсся мелодичный звон магофона. Графиня поднялась, одёрнула тёмно-синее домашнее платье и направилась к аппарату, на ходу размышляя, что это могло быть — согласие «Крылатых гусар» на её условия или очередные плохие новости.

У неё не было иллюзий — она поставила на кон всё. Своё состояние, свою репутацию, даже свою свободу. Но месть того стоила. Месть и возвращение дочери, пусть даже силой, пусть даже против её воли. Потому что никто, абсолютно никто не смел бросать вызов графине Белозёровой и оставаться безнаказанным.

Прочитав высветившееся на экране сообщение, она ощутила, как её губы раздвигаются в широкой улыбке, чего не происходило слишком давно.

Площадь перед моим домом была заполнена до отказа. Пожалуй, ещё никогда за всю историю Угрюмихи здесь не собиралось столько людей — почти две сотни жителей из четырёх деревень. Теперь уже — единого острога. Утренний свет золотил макушки деревьев, а прохладный ветерок едва шевелил листву. Я оглядел собравшихся — усталые, но воодушевлённые лица людей, завершивших грандиозный переезд. Многие всё ещё выглядели измождёнными, кто-то устроился прямо на земле, однако в глазах большинства читалось то особое чувство гордости, которое бывает после тяжёлой, но хорошо выполненной работы.

Я поднялся на специально сооружённый деревянный помост, устроенный возле новой центральной площади острога. По левую руку от меня стояли члены Совета острога: Захар, Прокоп, Марфа и Тихон, по правую мои ближайшие сподвижники — Игнатий, Борис, Василиса, Полина, Тимур и Степан. Чуть в стороне расположились Макарий с коллегой, Джованни, Александр Зарецкий с семьёй, Агафья и плотник Михей.

Толпа постепенно затихла.

— Жители Угрюмихи, Анфимовки, Дербышей и Овечкино! — начал я, выждав минуту полной тишины. — За последние недели все мы совершили настоящий подвиг. То, что раньше казалось невозможным, теперь стало реальностью благодаря вашему труду, упорству и самоотдаче.

Я сделал паузу, оглядывая лица собравшихся — знакомые и незнакомые, молодые и старые. Все они доверили мне свои судьбы, и теперь моей задачей было оправдать это доверие.

— Я видел, как работали все вы — от мала до велика. Видел, как старики помогали упаковывать вещи, как дети переносили мелкие предметы, как женщины готовили еду для рабочих бригад, а мужчины трудились не покладая рук, разбирая и собирая дома. Каждый внёс свою лепту.

Я заметил, как многие в толпе распрямили плечи, словно взбодрившись от моих слов. Особенно отчётливо это было видно у жителей Овечкино, которые изначально с наибольшим скепсисом относились к идее объединения.

— Да, у нас ещё много нерешённых проблем. — Я решил не приукрашивать реальность. — Не все получили собственную крышу над головой, многие делят дома с соседями. Но я обещаю: это временные трудности. Каждая семья обязательно обретёт собственное жилище.

Раздались одобрительные возгласы. Я поднял руку, прося тишины.

— Сегодня важный день. День, когда мы официально становимся не просто группой деревень, а единым поселением. С этого момента Угрюмиха перестаёт существовать, как и Дербыши, Анфимовка и Овечкино. Сегодня рождается острог Угрюм!