Олегархат им. тов. Сталина (СИ) - Номен Квинтус - Страница 14

Но в области имелись и «свои топливно-энергетические ресурсы», так что был вариант поставить рядом с новыми заводами и новые электростанции — небольшие, работающие на местном топливе — и вот такие электростанции могли социалистические иностранцы и изготовить. Венгры могли, немцы, и, если особо припрет, могли и чехи — но с последними я связываться по ряду причин не хотела. Да и с венграми работать у меня острого желания не было — а вот помочь братским немцам заработать на русский бензин — почему бы и нет?

В ГДР уже делались очень неплохие двухмегаваттные генераторы (почти двух, на самом деле мощностью в тысячу семьсот пятьдесят киловатт, но я точно знала, как их «дотянуть» до нужных мне параметров), правда их немцы делали под свои дизели — а я считала, что «дизельное электричество» получится излишне дорогим. Но в Брянске на Машзаводе без особого напряга могли изготавливать и небольшие паровые турбины требуемых параметров, а в Красном Холме, как я уточнила, нужные котлы могли поставлять по штуке в сутки, причем считая выходные и праздничные дни. Да, на производство опять нужны были деньги — точнее, «овеществленный труд», но для немцев такого «труда» в СССР было достаточно: им поставлялась сталь, нефть, бензин. То есть за те рубли, которые шли в уплату за покупаемые в Германии товары — а все расчеты в новом Управлении именно в рублях и велись. В простых рублях, но не в бумажных, а в безналичных, и для проведения этих расчетов в Москве, Ряжске, Брянске и в Благовещенске, а так же в Берлине, Лейпциге и Йене были организованы специальные расчетные центры, установлены компы, связанные друг с другом высокоскоростными кабельными линиями…

Программы для этих расчетных центров разрабатывались частью у Сережи в институте, а большей частью все же в Германии — и теперь муж должен был чуть ли не каждый месяц летать туда в командировки. А я его еще и «попутными задачами» нагружала, так что особой радости от этих командировок (в отличие от сопровождающих его сотрудников) он не испытывал. Но работа чаще всего именно так и работается: даже самое любимое дело на девяносто процентов состоит из вещей, которые делаются через силу и лишь благодаря тому, что человек понимает, что делать это все равно придется. Зато когда работа завершается успехом, это доставляет столько радости!

Сережа из очередной командировки в начале марта вернулся с радостью уж совсем немаленькой: ему немцы подарили обновленный «Трабант». Потому что он по моему поручению договорился с некоторыми немцами о налаживании кооперации с Ряжским и Красноуфимским заводами. Кооперация оказалась взаимовыгодной: немцы получали новенький четырехтактный двигатель, а два советских завода — все электрооборудование для своих машин (кроме аккумуляторов). В результате «Трабант» стал жрать почти вдвое меньше дефицитного в Германии бензина, и его даже в немалых количествах западные немцы стали покупать — вот Сереже и обломилось. Подарочек, откровенно говоря, был нам нафиг не нужен: мы даже свои «Волги» давно уже Сережиным сестрам подарили потому что сами пересели на «Камы». То есть Сережа пересел на «простую», а я вообще на «Каму-Яхонт»: размером с небольшой лимузин и с шестицилиндровым мотором на сто тридцать сил. А еще у меня была «положенная по должности» «Чайка», но она большей частью так и стояла в гараже Совмина: «Каму»-то под мои требования делали, и я на ней чувствовала себя вполне уверенно, а «Чайка» казалась мне все же слишком большой и неуклюжей. Что было неверно, но я очень давно уже привыкла к переднеприводным машинам — а теперь к такой привыкать нужно было уже третьей Сережиной сестре. Или даже пятой: еще две им достались после запуска в серию «Саврасок», на заводе почему-то «специально для меня» как раз две изготовили в варианте «салон», с обитыми сафьяном сидениями и с велюровой обивкой самого салона. То есть, на мой погляд, абсолютно непрактично, а вот в селах под Богородском и от них польза будет…

Впрочем, польза от «Саврасок» теперь много где возникнет: благодаря сотрудничеству с немцами завод очень быстро вышел на «максимальную производительность, дозволенную Председателем Госплана» в пятьдесят тысяч машин в год. И я убедилась, что товарищ Струмилин даже в этом оказался прав: в городе с населением в двадцать пять тысяч человек для увеличения объемов производства даже лишних грузчиков найти было уже невозможно, а уж про сборщиков на конвейер и говорить не приходилось. И это при том, что собственно в Ряжске только кузова делались, а все остальные комплектующие из других мест привозились!

Со Станиславом Густавовичем я про «Савраски» плотно поговорила, затем мы с ним вместе всякое посчитали, плюнули друг другу в морду и разошлись «каждый при своем единственно верном мнении». Я пошла думать, где бы еще один автосборочный завод для «Саврасок» построить, а он — какие еще модели легковых автомобилей могут быть востребованы в СССР.

Но уже к празднику восьмого марта ни ему, ни мне стало не до автомобилей…

Вовка заболел шестого марта, и уже вечером я с ним попала в больницу. А вышла с ним из больницы двадцать девятого. Вышла, больше похожая на зомби, чем на человека — и за прошедшее время я вдруг окончательно поняла, что семья — это самое дорогое, что я всех детей, мужа, остальных домочадцев очень люблю — и что они тоже меня любят. И делают все, чтобы у нас все было хорошо.

Домой-то я вернулась, но на бюллетене просидела еще два месяца, полностью выпав из «общественной жизни», а когда я в эту жизнь вернулась, то убедилась, что как начальник я специалист не просто хороший, а отличный. Потому что за время моего отсутствия на работе эта самая работа продолжалась как ни в чем не бывало, и все, что я когда-то намечала, было уже сделано. А еще много было сделано такого, о чем я даже и не мечтала — но специалисты сами придумали и сами это сделали!

Далеко от Москвы, на горно-обогатительном комбинате возле станции Известковая, в мае заработала установка по «правильному» обогащению железной руды. Я вроде когда-то, причем вскользь, заметила на каком-то совещании, что сейчас руду обогащают неправильно — и ребята сами постарались ситуацию исправить. Очень простую ситуацию: при существующих способах обогащения, например, при магнитной сепарации, в отвал уходит порода, содержащая менее двадцати процентов собственно железной руды, а конкретно на Известковой туда шла порода, содержащая железа около семнадцати процентов. Немного, но если учесть, что исходная руда этого железа содержит чуть больше тридцати пяти процентов, то получается, что в отвал уходит половина добытого — а это выглядит уже не так весело. Ну и «металлурги» Комитета решили повеселиться, придумав установку, которая из породы железо вытаскивает практически полностью.

Там применялась не самая простая химия, нужно было и очень много серной кислоты, и соляной, и прочие химикаты нужно было чуть ли не эшелонами доставлять — а в результате из тонны «отвала» страна получала дополнительно чуть больше полутора центнеров чистого железа. Очень чистого, из которого можно было сварить самую хорошую сталь — вот только обходилось это чистое железо раз в тридцать дороже, чем при старом методе обогащения. Да и электричества для его получения нужно было вообще немеряно — однако парни, устроив по этому поводу совещание в Госплане, пришли к простому выводу: дело это нужно всемерно развивать, а чтобы придуманная ими установка смогла переработать весь получаемый на ГОКе «отвал», нужно срочно строить две больших ГЭС на Бурее и две на Зее. И несколько ГЭС поменьше на других речках, а так же неподалеку построить еще и ТЭС мощностью под гигаватт. И такое неожиданное заключение им получилось пробить лишь потому, что эти полтора центнера железа с тонны отвала тоже можно было считать «отвалом», отходом производства, ведь после всего химического колдунства с такой рудой в сухом остатке у них выходило с тонны еще чуть больше трех килограммов титана, килограмм марганца, грамм по двести ванадия, вольфрама и кобальта, стронция восемьсот граммов, циркония и иттрия грамм по двести пятьдесят, рубидия за сто, грамм по тридцать скандия и галлия — в общем, столько всего очень интересного, что овчинка точно стоила выделки.