Падение Империи. Часть первая (СИ) - "Март" - Страница 40

Корсаков, лежащий на стене прямо над дворянином слушал сосредоточенное сопение Пономарева, и считал шаги. В хорошей засаде врага не встречают в лоб. Его или зажимают в клещи с двух сторон под углом, чтобы не перестрелять своих же, или пропускают мимо себя и бьют в спину. Леонид решил ударить в спину. Он точно успеет сделать два выстрела, а если Алексей Сергеевич окажется недостаточно расторопным, то капитан и точку в этой дуэли поставит.

«Что же ты замер», — недовольно подумал капитан, и задержал дыхание. Вряд ли дворянин обладает слухом летучей мыши, просто на всякий случай. Они оба с десяток секунд не дышали, не двигались, и старательно прислушивались. Капитан о Алексее Сергеевиче знал, тот же про него — нет, но начинал догадываться.Наконец, дворянин сделал еще несколько шагов. Корсаков одним плавным движением принял сидячее положение, показав всем пользу от упражнений для мышц пресса, и прицелился дворянину в спину.

В этот момент на другом конце города администратор кафе Анна вцепилась в Колю потными ладошками, и парень думал уже совсем не о дуэли. Рядом сидящая Наташа точно также прижалась к Саше, и тот улыбался, как дурак. На самой арене Елена Михайловна прикипела взглядом к монитору, сжав руки на подлокотниках так, что они заскрипели, а ее отец довольно улыбался своим мыслям, глядя на дочь.

Первый выстрел был поглощен амулетом. Корсаков целился в центр спины. Пономарев начал оборачиваться, но недостаточно быстро. Второй выстрел был менее удачным, но пришелся также в тело. Защита амулета была истощена, моргнула, и пропала окончательно. Капитан мог бы улыбнуться и прочитать целую речь, но он не был злодеем в классических фильмах. Поэтому он чуть тщательнее прицелился, чтобы не убить Пономарева, и нажал на спусковой крючок.

Дворяне не играют по правилам, если правила им не выгодны. Алексей Сергеевич отклонил пулю ветром, ударил заклинанием, и тело Корсакова в буквальном смысле сдуло со стены. Стадион замолчал, а сотни тысяч зрителей в гробовом молчании смотрели на изломанное тело капитана, которого показывали крупным планом.

Сознание возвращалось медленно. Корсаков открыл глаза, и уставился на мутный и расплывчатый потолок белого цвета.

«Что же, раз в больнице, значит уже не умру», — с облегчением подумал он. — «Скорее всего».

Странно, но боли не было. С другой же стороны, во рту было сухо, как в пустыне, и присутствовал яркий, ни с чем не сравнимый привкус химии. Он знал этот вкус. Вполне вероятно, боли и нет, потому что он по самые уши залит обезболивающим. Некоторое время Корсаков мысленно проклинал Пономарева, из-за которого он теперь вынужден смотреть на двоящуюся лампу и двигающийся потолок. Сил повернуть голову, или хотя бы поднять руку, у него не было. Еще некоторое время он полежал, пытаясь словить ускользающие мысли о подлости дворянина. Наконец, силы закончились, и он провалился в сон.

В такие периоды, когда ты то приходишь в себя, то вновь засыпаешь, и все это время проводишь без движения на больничной койке, очень сложно отслеживать прошедшее время. В следующий раз Корсаков пришел в себя… он не знал через сколько. Даже сколько часов или дней он находится в больнице, сказать не мог. Вряд ли долго, медицина творит чудеса, а медицина вместе с врачами из аристократии работают вдвойне эффективней.

В палате точно кто-то успел побывать. Он понимал, что есть и врачи, которые делают обход, и медсестры, которые всегда должны быть рядом. Но он был накрыт немного иначе, и сделал это не он сам. Корсаков скосил глаза в сторону и заметил столик с цветами.

Кто-то хотел сделать ему приятное. Кто-то, не знающий капитана достаточно хорошо. Он не любил цветы. Считал глупостью дарить красивый цветок, который будет стоять и медленно умирать. Лучше живой в горшке, но общество к таким переменам не готово. Или кактус, но это уже совсем революционно. Цветы были свежие и сильно пахли.

Леонид попробовал поднять руку, и у него что-то получилось. Частично. Он попытался скосить глаза в другую сторону, и чуть не заработав себе косоглазие увидел свою руку в гипсе, которая была… привязана к боковой части кровати.

«Не понял», — он принялся изучать обстановку в меру доступных возможностей.

Вторая рука тоже была привязана, и тоже в гипсе. Как и ноги. Боли все еще не было, и он попытался прикусить себе язык. Прикусил. Потом попробовал еще раз посильнее. Ровным счетом ноль болевых ощущений.

«Чем же меня таким накачали?», — удивился он. Его состояние не могло радовать. — «И что со мной?».

Он поискал глазами способ связаться с врачом, и очень быстро обнаружил пульт с кнопкой неподалеку от руки. Проблема была в другом — положивший этот пульт гений, не учел привязанную руку, и капитан не мог нажать на кнопку. Несколько попыток достать пульт, а затем попытаться его пододвинуть не увенчались успехом, и Корсаков, проклиная всех подряд в очередной раз то ли заснул, то ли потерял сознание.

На этот раз цветы были другие. Как часто должны менять цветы в больничных палатах? Он повертел глазами.

«А это точно больничная палата?».

Мысли уже не путались, потолок не расплывался, а лампа не двоилась. Капитан мысленно поздравил сам себя, прикусил себе язык, и убедился, что он все еще не чувствует боли. Конечности были все также привязаны к кровати. На этот раз он решил не проваливаться в сон, и ждать гостей. Рано или поздно его проведает врач или медсестра.

Чтобы не заснуть он мысленно анализировал свои действия, и пытался понять, что можно было изменить. Как следовало поступить? Он корил себя за торопливость, за то, что решил сделать третий выстрел сразу. Знал же, с кем имеет дело. Неужели он и вправду надеялся, что Пономарев примет пулю, лишь бы не нарушать договоренности? Это же аристократы.

Он тяжело и глубоко вздохнул и выдохнул. Звук в груди ему не понравился.

«После второго выстрела надо было падать в другую сторону стены. А потом из-за угла подкараулить и выстрелить в третий раз, желательно в спину. Поторопился…».

С мыслей о своей тактике и действиях он плавно перешел и на своего противника. После короткого размышления Корсаков понял, что тот держал заклинание наготове. Скорее всего план аристократа был максимально простым — если получится встретиться на короткой дистанции, то он будет использовать клинок, если же нет — магию. То есть с самого начала, несмотря на все договоренности, Алексей Сергеевич решил действовать по своим собственным правилам.

«Интересно, что же с ним произошло?», — задумался Леонид. — «Это серьезное нарушение на глазах у свидетелей, не получится никак это объяснить».

Когда в своих мыслях он уже пошел по пятому кругу представлять все возможные кары для Пономарева, дверь открылась, и зашла медсестра. Не глядя в сторону больного она заменила пакет физраствора, четкими движениями, которые выдавали многолетний опыт, добавил в жидкость несколько шприцов с лекарствами, и собралась уходить.

— Вввооофффыы, — тихо прошептал Корсаков своей сухой глоткой. — Голоса своего он не узнал.

Медсестра обернулась, увидела его в сознании, и тут же подскочила к кровати. Никаких криков или обмороков не было, это не те женщины, которых можно вот так легко испугать. Она нажала на кнопку, и принялась с ним разговаривать.

— Голубчик, потерпите, врач сейчас придет. Нельзя пока пить, он запретил.

Корсаков благодарно моргнул ей. Во всяком случае ему показалось, что он вполне доходчиво попытался ее поблагодарить.

— Вам плохо? Больно? — не поняла медсестра.

От дальнейшего их разговора спас врач, который если и не бежал, то точно шел быстрым шагом к капитану в палату.

— Вы очнулись, — констатировал врач.

«Не в первый раз», — хотел ответить ему пациент.

— Что же вы не нажали на кнопку самостоятельно? — каким-то образом угадал его мысли человек в халате.

Корсаков многозначительно покосился на привязанную руку.

— О… — врач все понял. — Это исключительно для вашей же безопасности. Во сне вы могли случайно нанести себе травмы. Я сейчас же вас отвяжу.