Колхоз князя Пушкина (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 46

— Своими посевами иногда не по разу в день интересуешься, — солидно кивнул Морозов, с видимым интересом поддерживая беседу. — Помнится, молодым сам за две версты бегал на колоски смотреть. Особенно, когда засуха начиналась.

— Вот. А теперь представь, что урожай с общинного поля окажется раза в два — три больше с каждой десятины, чем у тебя. А тебе ещё и заплатят столько, сколько ты со своих земель, данных на прокорм, не заработаешь, а с тебя ещё оброк. Пусть и небольшой, но он есть.

— И что я должен буду понять? — прищурился Савва Васильевич.

— Всего лишь, что в общине жить надёжней, выгодней и сытнее. Опять же деньги платят и трудодни в зачёт выкупа вольной идут, а по весне голодать не придётся. Но это для тех, кто постарше. Молодёжь же пусть себя в мастеровых проявляет.

— Слыхал я про тех, кто на лесопилке работает. Хвастаются, что им вольную за три года дадут.

— Отчего же хвастаются, правду говорят. Кстати, мебельщикам тоже. Пусть не всем, а лишь мастерам, но что есть, то есть.

— Простите меня великодушно, но я в силу необразованности своей не всегда ваши замыслы понимаю, — признался Морозов.

— Очень хочется построить Манчестер с человеческим лицом, — выдал я почти с ходу, но лишь потом, глядя на Савву, добавил, — Потом объясню, что это такое, а пока, работаем.

Если со льном у меня дела обстояли более-менее нормально, то предстоящий урожай пшеницы навевал на грустные размышления. При этом грусть-тоска съедала не меня одного — со мной был солидарен и агроном с приданными ему на время практики студентами.

— Куда мы столько зерна денем? — хватался за голову Модест Ипполитович. — Даже если весь урожай на хранение сможем отправить, то его всё равно слишком много. Едва ли я преувеличу, если скажу, что мы после сбора пшеницы без ущерба для себя сможем целый год кормить Псков и его окрестности.

Редкий случай, но в этот раз Болотников прав на все сто процентов. Более того я с ним полностью согласен. У меня ожидается перепроизводство зерновых. Продать я его смогу только с огромным дисконтом. Подобная акция повлечёт за собой общий обвал цен на хлеб в губернии и в результате все местные помещики на меня окрысятся. И ладно, если землевладельцы начнут на меня просто косо смотреть — это я как-нибудь переживу. Но ведь помещики могут пойти и на радикальные шаги, начав, к примеру, с поджогов моих полей и хранилищ. Естественно, мне придётся жёстко и, возможно, жестоко ответить на это, но к чему в результате приведёт подобная конфронтация, я даже думать не хочу.

— Какую часть будущего урожая мы сможем перемолоть, чтобы продавать не излишки зерна, а муку? — поинтересовался я у агронома.

— У нас всего три ветряка, построенных ещё при Павле Первом, — заявил Модест Ипполитович. — Сами знаете, что они работают от силы два дня в неделю. Если мы с них всю муку пустим в продажу, то боюсь сами останемся без хлеба.

— Мельницы с паровым приводом повсеместно в России ещё не скоро появятся, но у Берда на Матисовом острове, наряду с лесопилкой таковая уже имеется, — подсказал Виктор Иванович, внимательно слушающий наш с агрономом диалог. — Закажите ему парочку мельниц и эксплуатируйте их день и ночь, невзирая на погоду. Когда своё перемелете, можно будет и соседским зерном заняться. Это всяко лучше, чем за гроши зерно экспортировать в Пруссию и Англию. А ещё можно перегонный куб у того же Берда заказать, чтобы от дедовой винокурни в Петровском не зависеть.

Не видя смысла в споре с тульпой, я прямо при Болотникове связался с Карлом Николаевичем и попросил добавить к моему заказу две мельницы, наподобие той, что имеется у него и оборудование для винокурни.

— К осени будет готово, — заверил меня обер-бергмейстер. — Как прикажете доставить? Будем ждать зиму?

— А у вас есть иные предложения? — не понял я вопроса, потому что осенью по раскисшим дорогам будет очень сложно доставить из Санкт-Петербурга в Велье всё заказанное мной у заводчика.

— Я могу весь ваш заказ погрузить на деревянную баржу и отбуксировать её в Псков. Как вы на это смотрите? — озвучил Берд свой вариант транспортировки тяжёлого и негабаритного груза. — А если вы ещё и с порогами на реке Великая в районе села Выдры разберётесь, то буксир с баржей сможет дойти до города Остров. Насколько я знаю, от Острова до вашего села не более пятидесяти вёрст. По срокам вы много не выиграете, но транспортировка, несомненно, вам выйдет на порядок дешевле. Что скажете?

Ну, конечно же, я согласился. А что я ещё мог сказать⁈ Да за такую идею я при случае готов расцеловать Берда, хоть и являюсь ярым приверженцем гетеросексуальности. Кому-кому, а мне не нужно доказывать преимущества водного транспорта. Уж пятьдесят вёрст своего оборудования от Острова я как-нибудь дотащу до имения. На собственном горбу, но унесу.

— Зачем так напрягаться? — поднял бровь Виктор Иванович. — Замостите уже имеющуюся дорогу, да эксплуатируйте её в любую погоду.

— Хорошо бы, да где столько людей и гужевого транспорта взять, чтобы такую грандиозную перестройку затевать, — не обращая внимания на присутствующего агронома, почесал я затылок. — Одними деньгами и артефактами дорогу не построишь.

— Вы знаете, как с помощью магии ремонтировать дороги, чтобы те служили дольше и были пригодны для более-менее нормальной езды по ним. Вы даже уже апробировали этот метод ремонта, замостив пару вёрст, что идут от села к ткацкой мануфактуре. У вас почти карманный губернатор имеется, а вы не знаете, как поступить, — заметил тульпа. — Не похоже на вас, Александр Сергеевич.

Виктор Иванович, как обычно, оказался прав. Если я в одиночку брошу клич, типа, встанем все, как один на ремонт дорог, то меня откровенно пошлют в пешее эротическое путешествие. Другое дело, если за моей спиной будет губернатор — тогда есть шанс, что меня хотя бы выслушают.

Одним словом, по моей просьбе через несколько дней в доме Адеркаса прошло собрание, в котором купцы приняли участие наравне с дворянами.

— Господа! — обвёл я взглядом всех присутствующих, собранных губернатором, — Сегодня мы встретились ради того, чтобы узнать приятное известие — вовсе не исключено, что моё имение Велье и наш любимый город Псков в сентябре посетит Императрица-мать, и вполне возможно, с кем-то из своих сыновей. В намётках так же посещение Псковщины графом Аракчеевым. И тут очень важно, как каждый из вас себя проявит. Наш уважаемый губернатор в любом случае ваши труды без внимания не оставит, — обернулся я в сторону Бориса Антоновича Адеркаса, который кивком подтвердил своё согласие. — По медали вы от него точно получите, но и перед лицом Императорской семьи сумеете себя обозначить.

— Это, каким же образом? — заинтересованным голосом произнёс вальяжный купец Харлампьев, сидевший ко мне достаточно близко, и он успел первым, так как остальные со своими вопросами припоздали и лишь позже присоединились.

— Дороги! Представьте себе, вы едете по дороге, а там стоит здоровенный верстовой столб, а на нём щит, где золотыми буквами написано, что эти десять вёрст дороги приведены в порядок силами купца первой гильдии Вениамина Матвеевича Харлампьева, а за состоянием дороги следит его сын — Евстигней Вениаминович Харлампьев. И всё это — вот такими буквами! — не поленился я обозначить ширину размаха.

— А если царские особы не поедут по нашей дороге? — прищурился Вениамин Матвеевич.

— Тогда я за свой счёт помещу рассказ о Псковском чуде в лучшей петербургской и московской газетах, где все участники будут поимённо упомянуты. Уж газеты-то они точно читают, и просто обязаны будут отреагировать. А потом, вам разве мало той славы, которую каждый из вас среди народа получит? Вас же всех любой проезжающий знать будет! Любой чиновник или тот же полицейский урядник сразу начнёт вспоминать, откуда же он фамилию Харлампьева знает.

— И каковы же будут затраты на приведение в должный вид хотя бы одной версты? — подключился к разговору помещик Алексеев с Островского уезда.