Колхоз князя Пушкина (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 20

Насколько известно из истории моего мира женский пол наравне с мужским осваивал воздушные просторы.

Да и воевали лётчицы не хуже мужиков. Достаточно вспомнить Вторую Мировую и сорок шестой гвардейский ночной бомбардировочный авиаполк, в составе которого обычные девушки, те самые «ночные ведьмы», с фанерных ПО-2 бомбили по ночам фашистов, начав свой боевой путь в Ростовских степях и долетев до самого немецкого Одера.

— Александр Сергеевич, я так понимаю, что ваш самолёт именуется «единичка». «Двойку» и «четвёрку» мы все видели, а где же в таком случае «тройка»? — отведя меня в сторонку, задала вопрос тётя.

— Летает где-то, — беспечно махнул я рукой, но заметив, что Варвара Тихоновна серьёзно задумалась, решил рассказать переделанную байку, услышанную в своём мире из уст юмориста. — Когда я обучался в Лицее, мы с одноклассниками дабы подшутить над гувернантами украли в Императорском свинарнике трёх поросят, краской нарисовали им на боках цифры один, два и четыре, и выпустили их бегать по коридорам флигеля. Представляете, как долго поросёнка с цифрой три искали гувернанты и как мы над ними потешались? Вот и сейчас все думают, что самолётов четыре, хотя их пока всего три.

— Паша предупреждал, что с вами не соскучишься, но не думала, что до такой степени, — отсмеявшись и промокнув платком выступившие слёзы, констатировала тётя.

Мне вдруг захотелось пошаркать ножкой и выдать, как кот Матроскин, мол, я ещё крестиком вышиваю и на машинке шить умею, но не стал. Вдруг княгиня захочет посмотреть, как я управляюсь с тканью и иглой, а я в этом слабо разбираюсь.

А если честно, то не понимаю дядю — что ему столько лет мешало с женой нормально жить? Для меня нынешнего Варвара Тихоновна в свои тридцать пять лет, конечно, старовата, так и дяде уже за сорок. Что ему ещё нужно, нормальная ведь тётка⁈

Милое лицо, чуть тронутое морщинами и стройная фигура. К тому же любит, иначе не стала бы она хлопотать за мужа, когда того в моём мире за якобы сочувствие декабристам сначала в Сольвычегодск, а затем на Соловки определили. Живи да радуйся — чего не хватает-то? Нет, обязательно нужно от семьи бежать, чтобы потом искать утешение у шлюх да дворовых девок в имениях, где приют дают. Впрочем, не зря говорят, что чужая душа потёмки.

Кстати, княгиня на удивление очень достойно выглядела в полёте, который я устроил для них двоих с дядей на новом самолёте с продублированным управлением. По крайней мере, на тошноту и укачивание Варвара Тихоновна не жаловалась, а это уже хорошо.

Что скажут люди, когда узнают, что дворянка мало того, что летает на самолёте, так ещё и сама им управляет? Ничего не скажут — никто ведь не вякает, когда Императрицы верхом на лошадях ездят. Про княгиню Суворову тоже никто ничего не говорил, когда она, заплатив по сто рублей, дважды летала над Санкт-Петербургом на монгольфьере, управляемого француженкой Женевьевой Гарнерен.

Да и пусть попробуют про Варвару Тихоновну что-то против сказать, если рядом будет находиться её муж и мой дядя, Павел Исаакович Ганнибал.

Погода сегодня была просто замечательная! Ни ветерка тебе, ни тучки на небе. И на болотах тишина. Один лишь снег поскрипывает под лыжами аэросаней, да чуть слышно перл воздух подвываёт, толкая сани на следующий заход.

— Иван Никифорович, вон на те две берёзки правь, — сверившись с компасом, указал Максим егерю на приметный ориентир в дальнем конце поля.

Ба-бах! В очередной раз взметнулась промёрзшая корка торфяника, и сани на этот раз неспешно поползли по прямой, оставляя за собой здоровенную канаву. Одну из тех, что уже иссекли добрую половину здоровущего болота, ровно до тех пор, пока не упрутся в глубокий ров, выведенный на реку. Магия — это сила. В какой раз сумел Максим проверить свой перл на возможность управления этой диковинной энергией. Второй день они канавы роют, а у него ни капли усталости от использования магии.

— Баловство это, — оценил егерь проделываемую ими работу, — Болото — оно и есть болото. Оплывут по весне ваши канавки, а к концу лета всё обратно заболотится.

— Его Сиятельство сказал, что этих осушительных канав хватит, чтобы к началу лета по торфянику можно будет ходить и даже ездить, — воспользовавшись временем, взятым егерем на перекур, вытащил Максим из притороченной сумки краюху хлеба с салом, — А уж тогда мы ещё раз вдоль них пройдёмся, чтобы расширить и углубить.

— И что здесь будет? — попрыгал егерь около саней, стараясь размяться после долгих катанок.

— Говорят, огромное пастбище, — потянул Максим из сумки фляжку с кисло-сладким клюквенным морсом.

Барин велел пить, и даже кухарку специальную завёл, чтобы каждый день такой морс в двух больших котлах варила и его работникам выдавала.

— Тю-ю, да кудаж пастбищ столько-то? Тут же не на один табун коней хватит, — оглядел егерь просторы болот.

— Овец станут разводить. Много. Как бы не несколько тысяч. Любишь баранину, Иван Никифорович? — усмехнулся парень, сделав пару глотков и возвращая флягу обратно в сумку.

— Так нам, солдатам, любое мясо в радость. В армии-то нас не часто им баловали так, чтобы поесть досыта. Разве, что конь когда на переходе сверзиться в овраг и ноги себе переломает, — поправился он, скребанув ногтями по гладко выбритой щеке.

Ну, да. Непривычно и кожу холодит. Ещё и усы пришлось обкорнать. Не любит его Надежда Тимофеевна лишнюю волосатость. Зато как супруга — выше всяких похвал! Оттого и ходит он чистый, сытый и холёный. Ну, а бритьё ежедневное — так ничего же даром не даётся. Ради одной только улыбки своей Наденьки чего не сделаешь, уж больно хороша она, когда улыбается. Такие ямочки на щёчках…

Не, не подвёл барин. И вольную жене чин чинарём оформил, и дом у них свой, новый. И коровка имеется, как и всякая прочая живность, которая справному хозяину положена. Осталось детишек завести, для полного счастья.

— Поехали, Иван Никифорович, а то мне полушубок овчинный и валенки страсть, как нужны, — улыбнулся Максим чему-то своему.

— Никак зазнобу в соседней деревне завёл? — выбил егерь пепел из трубки, постучав по деревянной раме саней.

— Бог миловал, но и у нас село не маленькое. Пока из конца в конец пройдёшь, так и околеть можно, — вытащил Максимка компас, чтобы выдать ориентир на следующую проходку осушительной канавы, — Нам студент на вечерних курсах рассказал, что барин собирается валяльную мануфактуру ставить, как только шерсти вдоволь будет. Тогда и валенки появятся. Говорил, для своих будут бесплатно выдавать.

— А ему-то откель знать? — не поверил егерь.

— Так их барин обучает, а они нас. Говорят, даже для баб какие-то курсы им же придуманы. Их там и чаем поят, приготовлениям всяким учат и попробовать дают, что получится.

— Ага. Так вот откуда моя супружница рецепты картохи притащила, — почесал егерь живот.

— Откуда у тебя вдруг картофель взялся?

— Так нам провиантский паёк положен. Мы же на службе. Вот в прошлом месяце картошку в него добавили. Правда по полпуда всего.

— Вкусная?

— Если на сливочном масле пожарить, то не хуже блинов будет, — подобрал Иван Никифорович подходящее сравнение, — И как поговаривают, для нашего, мужского дела, она дюже полезна. Но хороша, чего уж там, нажориста, особенно если с мясцом потушить в чугунке.

— Вон там куст стоит одинокий, чуток правее от него держи, — убрал Максим компас во внутренний карман, и они продолжили операцию по осушению обширных болот, числящихся в неудобьях.

Интересная штука этот компас. Когда приехавший в Велье часовщик наделал их почти под сотню, Его Сиятельство сам очень кратко и доходчиво всех обучил, как этот прибор можно использовать вместе с картой.

Оттого сейчас и думать не нужно. Стоит лишь отъехать шагов на сто от предыдущей канавы, а дальше всё просто — копай себе чётко с востока на запад.

Максим лишь вздохнул, уже без особой радости наблюдая, как канавы его работы расчерчивают болото параллельными линиями.