Искра божья - Глазырина Елена - Страница 49
- Предыдущая
- 49/149
- Следующая
— Спасибо-спасибо! — прощебетал де Брамини, ловко выталкивая слегка растерявшегося юношу из-за стола.
— А как же де Ори? — спросил де Грассо, почти вплотную прижимаясь губами к уху «подруги».
— Идём, — нервно процедил Пьетро, — нам пора. Я всех предупреждал про полночь. Раз Ваноццо такой болван, что всё забыл при виде пары сочных сисек маэстро — пусть сам выбирается из этого дерьма.
— Но ещё нет и десяти! — возмутился Джулиано, мельком взглянув на часы, мерно отсчитывающие неумолимый ход времени на покосившейся башне городского совета.
— Я не виноват, что ты у нас особенный, — буркнул Пьетро, с силой таща приятеля за собой к выходу из двора палаццо.
Джулиано всё-таки уговорил Пьетро дождаться Ваноццо. Приятели спрятались за обломками колонн храма Гейи и честно караулили его там ещё два часа, но силициец как в воду канул. Друзьям не оставалось ничего иного, как вернуться в стены родной школы и лечь спать.
На другой день Де Ори всё ещё отсутствовал. Он пропустил традиционную утреннюю перекличку и представление новичков, чем вызвал скупое неодобрительное замечание маэстро и обещание выбить эту дурь из головы легкомысленного силицийца путём долгого облагораживающего труда в школьном цветнике.
После обеда Пьетро с обречённым видом стал собирать проверенных товарищей, чтобы идти на приступ глухих стен дворца гейянок и силой вырвать несчастного Ваноццо из цепких женских лап. Воспитанники де Либерти с мрачными лицами принялись точить и чистить оружие, незаметно переоблачаясь в парадные камзолы. Из пыльных мешков извлекались позолоченные перевязи, а поношенная обувь приобретала давно забытый блеск. Но тут их сдержанному предвкушению настал неожиданный конец — объявился сам виновник случившегося переполоха. Взлохмаченный, помятый и слегка исцарапанный Ваноццо походил на мартовского кота, до икоты обожравшегося жирных золотистых сливок. На его довольном лице блуждала мечтательная улыбка.
— Куда ты пропал, дружище? — поинтересовался Пьетро с кислой миной. — Мы тут почти что армию собрали, чтобы идти выручать тебя из когтей фрезийской кошки.
— Я был у Обиньи, — сообщил Ваноццо, лениво потирая тяжёлый подбородок.
— Надеюсь, сеньориты обращались с тобой достойно? — поинтересовался Джулиано.
— Более чем, — счастливый де Ори упёр руки в бока, — сеньора Луиза оказалась той ещё штучкой! Она сразу смекнула кто мы. Ну и я ей, видать, приглянулся. Так что ночка выдалась горячей.
— Она же старше тебя лет на десять! — удивился Джулиано, которому сеньора Луиза годилась в матери.
— И что с того? — Ваноццо вальяжно зевнул. — Может, я её лебединая песня, луч света в царстве Гадэса.
Не сдержавшись, Пьетро гаденько захихикал:
— Ага-ага, вставай в очередь в конце имперского легиона. Зная репутацию сеньоры Обиньи, могу заверить, что она таких, как ты, возами глотает и выплёвывает. Маэстро Луиза так же неутомима в любовных делах, как и её обожаемая меховая банда.
После обидных слов приятеля Ваноццо заметно сник и нахмурился.
Глава 30. Прорицание пифии
Дневная жара отступила, сменившись освежающими вечерними сумерками, в чьём дыхании внимательный контиец уже угадывал твёрдую поступь долгожданной осени. Длинные тени от столетних кипарисов изрезали неровные серые камни древней дороги, тянувшейся через кладбище Святого Августина. На пожухлой от зноя траве, на растрескавшихся памятниках, на заросших вьюном стенах мавзолеев и колумбариев серебрились первые капельки росы.
— Эх, какой сегодня воздух! — сладко потягиваясь на козлах дребезжащей тележки с осликом, произнёс довольный отец Бернар. — Не воздух, а чистое молоко Гейи!
Из-под рогожи на дне возка раздалось сдавленное меканье.
— Бодрит, — согласился Лукка, пристально вглядываясь в окружающие заросли ежевики и шиповника с высоты лошадиной спины.
— И зачем мы опять волочёмся в это проклятое богом место? — посетовал монах, подгоняя животное лёгкими ударами масличного прутка по запылившемуся крупу. — Мало вам было залезть в святилище Феба?! Мало того, что брат ваш чуть не расстался с жизнью в этих гнусных катакомбах с плесневелыми останками проклятых язычников?! Громы небесные и трясение тверди — это ли не знак божий, что пора одуматься и оставить прошлому его мертвецов с их тайнами и загадками? Скажите, сеньор, зачем вам на этот раз понадобился чёртов Пантеон?
— Я ни в одну дыру больше не полезу! — решительно заявил Джулиано, споро шагающий рядом с возком на своих неутомимых длинных ногах.
— Тебя никто не заставляет, — меланхолично отозвался Лукка, — я могу один посетить пифию.
— Тогда зачем я тут?
— Я же говорил — в качестве телохранителя. После твоих блистательных находок слишком много нечистого на руку народа повалило в эту часть города. Не хочу, чтобы завтра моё тело выловили из Тибра с перерезанным горлом.
— А разве городская стража уже сняла оцепление у святилища Феба? — усомнился юноша.
— Да, — нехотя ответил Лукка, — по высочайшему распоряжению понтифика все работы свёрнуты до его возвращения в Конт.
— Жаль будет, если кто-нибудь случайно заберётся в катакомбы — там ещё столько добра осталось! — Джулиано сокрушённо вздохнул.
— Если уж я за трое суток с помощью половины монахов ордена Святого Валентина не сумел отыскать лаз в то подземелье, навряд ли найдётся такой везунчик, которому посчастливится в одиночку совершить этакое чудо.
— Ох, ваше преосвященство, вы плохо знаете этих мерзавцев, населяющих самую клоаку нашей столицы! — подал голос отец Бернар. — Стоит им только уловить самый слабый флюид золота, и они сровняют с землёй Палатин.
Лукка хмуро оглянулся на монаха, для верности поправив тонкую шпагу в ножнах у пояса:
— В святилище оставлены часовые.
— Эх, пропали наши сокровища, — старый монах безнадёжно махнул рукой.
— Не страшно, — Лукка улыбнулся уголками губ, — меня больше беспокоят бумаги. Как продвигаются дела с переводом того огрызка, что я отобрал у Джулиано?
— К сожалению, большая часть безвозвратно утрачена.
— Вы смогли разобрать, о чём идёт речь в документе?
— Да, ваше преосвященство, кое-что у меня получилось, — отец Бернар бросил косой взгляд на Джулиано.
— Говори, — настоял Лукка.
— Если я правильно понимаю, там описывается старая как мир легенда о восьми отверженных богах, что ради обретения истинного бессмертия убили и съели младенца Гадэса.
— Значит, пустышка, — Лукка в раздражении почесал ямочку на подбородке.
— Не совсем, — монах понизил голос до шёпота. — Свиток упоминает, что Гейя — мать невинной жертвы — не принимала участия в этом обряде.
— Выходит, церковь напрасно заклеймила имя несчастной богини плодородия? — Джулиано в задумчивости поскрёб кудрявый затылок.
— Очередной апокриф[98], — отмахнулся старший де Грассо, прищурившись глядя на купы пиний, за которыми быстро таял багровый край солнца.
— Ещё там было что-то про Асклепия, про воскрешение им мёртвого Гла́вка, — монах протяжно вздохнул, — увы, подробностей не будет. Огонь уничтожил солидный кусок текста.
— М-да, придётся нанимать землекопов.
— Если на то будет воля его святейшества Иоанна, — отец Бернар осторожно перекрестился.
Задумчивая троица наших героев вскоре выбралась на площадь между двух колоннад. Обросшая по краю каштанами, широкая, мощёная туфом прогалина раскинулась перед колоссальным кубическим зданием, увенчанным циклопической полусферой крыши. Высокий портик с треугольными скатами, украшенный тремя рядами колонн в пышных резных капителях, выходил точно на закат. Над куполом многообещающе вился тонкий дымок, почти неразличимый в бездонном вечернем небе. Разбитая чаша фонтана с застоявшейся лужей зеленоватой воды белела у подножия лестницы. Серые широкие ступени были очищены от сора и упавших камней.
- Предыдущая
- 49/149
- Следующая