Искра божья - Глазырина Елена - Страница 37

— И кто это у нас тут такой резвый? — поинтересовался грубый мужской голос.

— Что вам угодно, сеньоры? — спросил Джулиано, медленно закипая.

— То же самое я могу спросить и у вас…

В тусклом свете лунного серпа де Грассо различил обшитые галуном и кружевом бархатные дублеты троицы. Золотые серьги с драгоценными камнями покачивались в мочках ушей. Крашеные страусовые перья на модных беретах развевались на легком ночном ветерке. Короткие щегольские плащи топорщились меховой оторочкой, чуть прикрывая витые гарды дорогого оружия, притороченного у поясов.

Дестраза! Забери их Дьяболла!

— Я не имею времени и желания разговаривать с вами, — сказал Джулиано, предостерегающе кладя руку на эфес.

— А мне, представьте, есть что вам сказать! Моё имя Валентино Томассо ди Лацио и мне не понравилось, как вы сегодня смотрели на мою сестру — Кармину Лацио.

— Это не ваше дело! — огрызнулся юноша. — Мои взгляды нисколько не роняют чести вашей сестры.

— Конечно нет, — вступил в разговор второй из Дестраза с рябым, словно бритым шилом лицом, — но ваша попытка завязать с ней знакомство в тёмных коридорах театра свидетельствует не в вашу пользу.

— Вы ошибаетесь, я искал здесь своих друзей — Пьетро и Жеронимо, — темнота скрыла красные пятна, проступившие на щеках юноши.

— Да что вы такое говорите?! — деланно изумился Валентино. — И что, интересно, эти достойные сеньоры из партера забыли в ярусе лож?

— Очевидно, они желали надрать ваши павлиньи задницы! — крикнул де Грассо выхватывая меч и нанося укол в широкую грудь Валентино.

Противник дёрнулся вбок, и меч Джулиано лишь оторвал кружевной воротник дорогого камзола. Лацио выругался. Воспитанники Дестраза с лязгом достали мечи. Три холодных молнии сверкнуло в лунном свете.

Брат Кармины сразу не понравился юноше, но он не хотел убивать или калечить его раньше времени, считая, что это обстоятельство может сильно испортить впечатление о нём в глазах вожделенной женщины.

Джулиано сделал ещё один выпад и попятился назад, яростно отбиваясь от наседающей троицы противников. Жёсткие удары сыпались на юношу со всех сторон. Его льняная рубашка быстро превратилась в окровавленные лохмотья. Он отступал до тех пор, пока не вывалился на лестницу амфитеатра, хорошо освещённую масляными светильниками и факелами. Соседние с дерущимися места быстро опустели, и юноша побежал вниз прямо по скамейкам, перепрыгивая через три ряда. Разгорячённые Дестраза неотступно следовали за ним, загоняя свою жертву.

— Куда же вы торопитесь, сеньор, а как же наши задницы? — ухмыляясь, спросил рябой.

— Вынужден вас разочаровать, но я предпочитаю женщин! — Джулиано оскалил белые зубы.

Улыбка мгновенно увяла на лице фехтовальщика, и он сделал быстрый выпад в сторону юноши, стоивший ему разорванного манжета с фларийской вышивкой.

Актёры, не обращая внимания на потасовку в зале, продолжили играть и веселить публику. Ученики де Либерти, толпившиеся в партере, заметили Джулиано и, разразившись радостными воплями, ринулись на выручку товарищу, выхватывая на ходу оружие.

Де Грассо вскочил на парапет, отделявший второй ярус от первого, совершил на нём несколько высоких козлиных скачков, рубя яркие перья с беретов атакующих, затем отсалютовал мечом и спрыгнул вниз. За ним последовали расфранчённые загонщики, вслед которым уже спешила подмога из ложи, занимаемой учениками Дестраза.

Началась всеобщая свалка.

Глава 23. Убийца и блудница

— О, Мессалина, прекрасна ты вся, как Кипида^[86]. Груди твои, как созревшие в осени смоквы^[87]! Дай я сожму их, иначе не жить уж на свете Лессандро! — золотоволосый мужчина в белой тунике выскочил на сцену за полуголой девицей.

— Нет, не дави! Уж приблизилась полночь — муж на пороге рогами в ворота стучится. Что я скажу, коль останутся алые пятна? — рыжая актриса, заламывая руки, повалилась на колени у края настила.

Чаша театра вздрогнула от неудержимого хохота.

— Скажешь глупцу — то отметина Гейи. Избрана ты быть женою безумца Арея.

— Муж мой хоть стар, но ещё не лишился рассудка! Выгнана буду с позором из этого дома.

Седой длиннобородый старик склонился к изящному ушку статной красавицы в верхней ложе. Его дыханье щекочет её кожу, шевелит нежные завитки волос. Отсветы масляных фонарей сверкают медовым пожаром в её кудрях. Девица печальна, она отворачивается, не хочет слушать, не слышит. Хрусталь слёз душит ей горло, скребётся битым стеклом в гортани. Она не смотрит пьесу, она вся во власти демонов отчаяния. Её снедают безысходность и сомнения.

Кто этот старик? Её отец? Муж? Любовник? Впрочем, какой тут любовник в его то годы… Донести бы вовремя своё естество до ночного горшка!

— Марк, смотри, вон там, напротив, сеньор Дона́то. Он хотел познакомиться с тобой, — слащавый женский голосок вырвал Арсино из задумчивости.

— Зачем?

— Сеньор Донато принадлежит к новой аристократии. Он зажиточный купец. У́го Донато считает, что настало время перемен. Истардия должна быть сильной и единой страной под властью достойного государя.

О господи, женщина, что ты несёшь! Закрой свой мерзкий кривой рот и помолчи. Я давно устал от этого дерьма и не желаю слышать подобных речей!

— М-м, возможно, как-нибудь на досуге, — пробормотал Арсино, стараясь не глядеть на спутницу и Уго Донато.

— А слева от него сидит Никкола Макьялли из Фларии — это известный мыслитель, философ и писатель. Ты читал его труд — «Государь»? — навязчивый голос женщины всё сильнее мучил слух кондотьера.

— Нет.

— Очень жаль, — сеньора надула пухлые губки. — Сеньор Никкола считает, что ради блага государства и народа сгодятся любые средства. Оправданы даже жестокость и убийства, если это ведёт к золотому веку процветания. Польза выше добродетели.

Снова горы разлагающихся трупов на перекрёстках? Снова вороний грай и костяные танцы на омытых кровавым ливнем площадях? И всё ради того, чтобы кучка идиотов набила себе мошну и, раздуваясь от гордости, могла кричать о великой миссии и благе простого народа!

— Очень интересно. Если этот чудак принесёт твоих детей в жертву своим идеалам, будешь ли ты так же восторженно аплодировать ему дальше?

— Дурак, — фыркнула женщина и отвернулась.

Из-за занавеса раздаётся громкий стук. Женщина на сцене в ужасе вздрагивает и бросается в объятия любовника.

— Быстрей, Лессандро — это муж явился! Ложись сюда, прикинься наковальней.

Любовник встаёт полуголым на четвереньки и замирает.

На сцену вбегает ещё один юноша с золотистыми волосами.

— О, Мессалина, ты ли это? Моё нутро горит от предвкушенья! Огнём пылают каменные чресла!

— Приди в мои объятия, Венченцо! — восклицает актриса, протягивая к вошедшему мягкие белые руки. — Где был ты, расскажи мне без утайки?

Снова раздаётся стук, любовники кидаются навстречу друг к другу.

— О, небеса! Мой муж опять явился! — актриса в ужасе прижимается ко второму актёру, и её горячий шёпот разносится по всему театру. — Ложись сюда. Прикинуться мехами тебе придётся, дорогой мой Вичи.

Второй любовник ложится рядом с первым на бок и задирает кверху ногу. Входит пожилой актёр в образе мужа. Его голову украшают раскидистые рога и позолоченная корона.

— Боже, как они посмели! — гневно прошептала женщина рядом с Арсино, стискивая его руку в своей.

— О чем ты? — кондотьер нахмурился. — Они изображают сцены из жизни Мессалины, жены императора Клавдия, развратнейшей из женщин древности. Корона тут лишь символ императорского достоинства Клавдия.

— Нет, это грязный намёк!

— Глупости. Не придумывай, — отрезал де Вико.

— Императоры не носили корон! — яростный шёпот женщины тошнотворным комком поднялся к горлу Арсино.

— Считаешь, дешёвому драматургу это известно?