Искра божья - Глазырина Елена - Страница 32

Сандро взялся за стопку подрамников и устремился наверх. Джулиано, пыхтя и сгибаясь под тяжкостью ящика, потащился следом.

— Чего ты напихал сюда? Булыжников? — поинтересовался он.

— Нет, это мраморные статуэтки. Члены городской управы Конта в дополнение к картонам пожелали видеть прочие художественные работы, чтобы оценить общий уровень мастерства соискателя, — сообщил юноша, шустро лавируя с картонами в человеческом муравейнике. — В других ящиках — гипс и бронза.

Джулиано беззвучно застонал.

— Неужели кардинал Франциск так жаден, что не может нанять парочку носильщиков для своего любимого племянника?

— Тут несколько более деликатный вопрос, — Сандро задумчиво почесал кончик тонкого носа, дожидаясь пока де Грассо нагонит его. — К тому же я не хотел бы доверять столь ценный груз криворуким плебеям.

Все самые выгодные места в просторном зале с камином были уже заняты. Стены напротив высоких окон плотно заполнял лес мольбертов с чужими эскизами, перемежаемый островками столов, где щедрые труженики искусства расставили образцы скульптур и лепнины. Между ними важно прохаживались именитые живописцы, ваятели и зодчие, облачённые в дорогие парадные одежды. Они подгоняли юных подмастерьев громкими подзатыльниками и неспешно беседовали друг с другом, обсуждая работы многообещающих новичков.

— Опоздали! — Сандро в сердцах ударил себе кулаками по бёдрам. — Чёрт!

— Да будет тебе, место же полно, все окна свободны, — Джулиано с облегчением опустил ящик на пол и уселся на него, вытянув длинные ноги.

— Это невозможно, — в голосе Сандро прорезались трагические нотки, — контурный свет^[78] испортит всё впечатление от моей работы. Её просто не заметят!

Джулиано в задумчивости запустил пятерню в густую лохматую шевелюру. Он искренне не понимал, о чем толкует его импульсивный подопечный.

— Ну, в угол у окна поставь, там ещё не занято.

— Точно, ты молодец! — обрадовался Сандро. — Завтра с утра солнце будет справа, значит нам нужен левый угол. Это самая выгодная точка обзора!

Пока Сандро раскладывал лёгкие переносные мольберты и расставлял на них картоны будущих фресок, Джулиано перетащил в зал всё оставшееся барахло художника. После чего хмурящийся де Марьяно раз сто выбегал на средину зала, чтобы посмотреть на свою работу, и столько же раз он заставлял потом де Грассо передвигать мольберты ради более выгодного, по мнению художника, ракурса. Опустевшие ящики, накрытые белым холстом, превратились в тумбы для скульптур. Портреты незнакомых воздушных доний и сеньоров разместились на стульях, тайком «выкраденных» Джулиано из соседней гостиной. На одной работе юноша заметил подмигивающего Бахуса с искусно выписанным хрустальным кубком вина в руке. Пьянящая гранатовая влага блестела на холсте так натурально, так искусно передавала кисть художника все цвета и объёмы, что Джулиано снова ощутил рвотные позывы и быстро отвернулся.

Со всех сторон на него глядели атрибуты весёлых застолий. Дьяболльские маляры, как сговорившись, выставили на суд городского совета кучу полотен, с которых лилось, блестело и пенилось спиртное всех сортов и расцветок. Толстые дубовые бочки в монашеских кельях, прозрачные графины на белых скатертях, винные бутылки и кубки в руках знати — всё это закружилось перед глазами юноши бесовской каруселью. Джулиано судорожно сглотнул и медленно сполз по стенке на пол.

Из другого конца зала кто-то приветливо махнул де Грассо рукой.

— Сеньор Джулиано, как ваши дела? — участливо обратился к юноше молодой художник с миндалевидными карими глазами.

— Это же сам Рафаэлло Санти! — восторженно зашептал Сандро. — Ты его знаешь?

— Конечно, — бледный Джулиано попытался гордо задрать подбородок, но вышло как-то жалко и неубедительно.

— Познакомишь?

— Идём, — юноша с трудом встал и, стараясь не смотреть вокруг, побрёл через зал навстречу Рафаэлло. — Здравствуйте, сеньор Санти. Как продвигается ваш портрет Кармины Лацио?

— Спасибо, прекрасно! — сеньор Рафаэлло раскрыл дружественные объятья. — Неужели вы тоже принимаете участие в этом?

Художник обвёл зал широким, несколько театральным жестом.

— Что вы, как можно? — лучший фехтовальщик Себильи даже немного смутился от такого предположения. — Я здесь только сопровождаю Сандро де Марьяно, а вот он как раз недурно рисует.

— Рад знакомству, — с искренним обожанием воскликнул Сандро.

— Взаимно, — лучисто улыбаясь, Рафаэлло пожал тонкую руку юноши. — О, какая нежная кожа… Давайте взглянем на ваши работы. Посмотрим, сумеете ли вы отобрать мой хлеб.

— Это честь для меня — состязаться в мастерстве с таким мэтром.

— А, ерунда, — отмахнулся Рафаэлло, беря Сандро под локоть. — Смотрите, там, рядом с камином стоит Микель Буонарроти — живая легенда. Это он написал фреску страшного суда в алтарной части капеллы Маджоре. Представляете, рядом с чьей работой вы хотите разместить свою?

— О-о-о, он тоже участвует в конкурсе?

— Нет, сеньор Буонарроти занят новой скульптурой для гильдии фларийских торговцев — Давидом. Говорят, в ней целых тринадцать локтей мрамора!

— А это сам Леонардо ди сер Пьеро да Виньти, — сеньор Рафаэлло незаметно указал перепачканным сепией пальцем в дальний угол зала. — Да Виньти нынче занят куполом собора Святого Петра. Он опасается, что может не успеть. Возраст, знаете ли, берёт своё. Маэстро пошёл уже девятый десяток. Посему он лишь состоит в отборочной коллегии. Обратите внимание, как бездарные подхалимы вьются вокруг него, точно осы рядом с разлитым мёдом. Они знают, что решающее слово всегда остаётся за да Виньти.

— А кто эта сеньора? — поинтересовался Сандро, указывая на молодую девушку в синем платье.

— Артезия Джунлески. Жаль бедняжку, ей ни за что не получить одобрения совета.

— Почему же?

— Увы, наш город погряз в предрассудках и косности замшелых патриархальных убеждений. Дряхлое старичье, заседающее в городской управе, никогда не допустит ни одну из дочерей Евы к росписи фресок в таком святом месте, как капелла Маджоре, — Рафаэлло украдкой подмигнул Сандро.

Мило беседуя, богемная пара оставила Джулиано в одиночестве, удалившись к мольбертам Сандро. Юноша, замученный похмельем, духотой помещения и бестолковой суетой последнего часа, не глядя, стащил с подноса слуги, проходившего мимо, серебряный кубок, наполненный чем-то свежим и прохладительным. Предусмотрительно задержав дыхание, потому что всякая жидкость — даже обычная вода — ныне для него смердела алкоголем, Джулиано безрассудно залил внутрь содержимое бокала.

Свежее разбавленное вино благостной волной скатилось по пищеводу…

Глава 20. Казематы Тулиана

Мрачные низкие стены казематов Тулиана неприятно давили на плечи викария кардинала Франциска, идущего по узкому коридору с чадящей жировой свечкой в руке. Душный застойный воздух, пронизанный миазмами страха и человеческой боли, холодил виски пришедшего в этот импровизированный ад. Мясистые плечи тюремщика, заросшие густым чёрным волосом, размеренно покачивались впереди. Гривастая седая голова мужчины, словно вросшая в торс, по временам озарялась скудными отблесками вечернего света, едва сочившегося сквозь зарешёченные бойницы под потолком коридора. Тюремщик натужно кашлял, по временам отхаркивая мокроту себе под ноги, и звенел связкой заржавленных ключей, с трудом ворочающихся в древних замках.

Узники, содержавшиеся на первом этаже в длинной веренице однообразных камер, гремя кандалами, подходили к толстым решёткам, тянули исхудалые бледные руки, пытаясь ухватить Лукку за длинный подол серой рясы. Тюремщик походя без злобы бил по вытянутым ладоням толстой сосновой дубинкой.

Люди в грязных камерах стенали, хныкали и жаловались:

— Я не виновен, сеньор!

— Это ошибка…

— Помогите, сжальтесь…

— Воды, умираю, воды…

— Не обращайте на них внимания, ваше преосвященство, — тюремщик, зажав одну крупную ноздрю пальцем-сосиской, смачно высморкался в чью-то подставленную ладонь. — Невиновных тут нет — каждый в чём-нибудь да согрешил, и, может быть, искупив грехи в земной юдоли, человек очистится для царствия божьего.