Столичный доктор. Том VII (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 4

— Всем отойти! — резко скомандовал я. — Немедленно!

Голос начальника у нормального подчиненного вызывает только один рефлекс: быстро свалить. Лучше бегом

Помогальщики обходились пока подручными средствами. Больница рядом, за забором, но пока оттуда прибегут… Просчет, конечно, но сейчас не до самобичевания. Ладно, сейчас кто-нибудь принесет аптечку, а пока надо минимизировать ущерб.

Судя по состоянию глазницы, спасать там нечего, осталось провести обработку и ушить рану, предварительно выведя дренаж. Что там собрался делать Моровский, наверное, он и сам не ответил бы, но рванул к раненому и зачем-то схватил его голову. Не судорожный припадок, на кой ляд ее держать? Но что же эта дрянь никак дымить не перестанет? И сильнее тлеть начала! Все это под вой слуги, который лез руками к лицу.

— Воды! — крикнул я. — И морфия!

Поливать сверху — затея тухлая. А порошкового огнетушителя в окрестностях нет. Я достал из кармана платок — солидный, плотный, на случай, если придется вытирать руки или даже половину тела. Осмотрелся в поисках какой-нибудь жидкости.

Вот бокал с шампанским в руках у гостьи. Плевать, не до тонкостей. Подбежал к ней, выхватил бокал и щедро смочил платок.

— Герр фюрст… — начала она, но я ее перебил:

— Извините, придется взять другой бокал.

Вернулся к пострадавшему и аккуратно положил пропитанный шампанским платок на тлеющий заряд. Шипение, слабый дымок — и, наконец, этот чертов остаток прекратил коптить.

И, как по заказу — аптечку принесли, сделали укол, чтобы слуга не орал белугой. Тут же раздался вой сирен, примчалась скорая. Я посмотрел на часы. Да, трудно будет Моровскому побить рекорды Базеля. А вон уже и санитары с носилками бегут. Можно и в сторону отойти, помыть руки от липкого вина. И тут я столкнулся взглядом с Агнесс. Она ничего не сказала, резко развернулась и ушла в дом.

Тогда, в девяносто седьмом, операцию Йоханн провел успешно. Ну, в том смысле, что я ее пережил. В остальном положительной динамики не наблюдалось. Я и сам понимал, даже отравленным токсинами мозгом, что без антибиотиков меня ждет единственный исход — некрологи и скорое забвение. Ну напишут в учебниках по хирургии, в главе, посвященной истории вопроса, так кто эту главу читает? Перед экзаменами студенты пролистают разве. Возможно, повесят мемориальную доску в Москве. И «скорую» назовут моим именем. Однако это слабое утешение, когда сам идешь ко дну. Впрочем, и с лекарствами, да помощнее нашего пенициллина, прогноз — так себе.

Капали мне в вену растворы почти беспрерывно, кровь переливали. Состояние было, мягко говоря, на грани. Если судить по классификации мастера похоронных дел Безенчука, то для железнодорожного начальства я уже давно должен был бы дуба дать, а для мелкой сошки — гикнуться. Но вот вопрос — что там у мастеров по части профессоров? Может, у них это называется «сыграть в ящик» с соответствующими фанфарами? Или «приказать долго жить» — звучит хоть и мрачно, но солидно. И всё же, оставлю размышления о некрологах на потом — пока ещё не вечер, да и с этим проклятым абсцессом шансы есть.

Микулич меня как мог, поддерживал. И не только медикаментозно. Он проводил в моей палате больше времени, чем, наверное, проводил с семьей дома. В промежутках между осмотрами и перевязками рассказывал о работе клиники, о каких-то удачных и провальных экспериментах, о студентах, которые ради него готовы были сидеть в библиотеке ночами.

— Ты не поверишь, — однажды начал он, развертывая очередную историю, — но наши механикусы на скорую руку собрали прототип аппарата искусственной вентиляции лёгких. Можно сказать, из подручных материалов. Отграничение объема гидрозапором, мех с электродвигателем.

— Ну и как успехи? — еле слышно спросил я, не в силах повернуть голову.

— Выжили, — хмыкнул Йоханн. — Это уже достижение, учитывая, что никто не подумал о взрывоопасности смеси эфира с кислородом. Теперь подлечим раненых с обожжёнными, и снова за работу.

Я ухмыльнулся, хотя и понимал, что силы, затраченные на разговор, лучше бы оставить для борьбы с инфекцией. Но легче становилось от того, что кто-то изо всех сил старается вырвать тебя из лап смерти.

Так прошло еще двое суток. Консилиумы собирали теперь утром и вечером, всякие изменения, даже самые мелкие, фиксировались в специальных таблицах, сводные результаты анализов выводились на грифельной доске, установленной у окна. Моровский задерживался. И не только он. Мне порой по-детски казалось, что будь здесь Агнесс, всё пошло бы намного лучше. Головой понимал, что нет, инфекция внутри меня продолжит пожирать остатки моей жизни вне зависимости от состава присутствующих, но сердцем…

— Она приедет, — вдруг сказал Йоханн, когда я в очередной раз повернул голову к открывшейся двери.

— Наверняка она из Базеля отправилась к отцу, я туда телеграмму не отправлял. Просто не знает.

Подробностей семейной размолвки я ему не озвучил, просто сказал, что вышла ссора. А как еще отвечать на вопрос, где моя жена? На богомолье отправилась? В такой ситуации она должна быть рядом. Ее отсутствия никто не поймет. И коль скоро я начал думать о посмертии, то надо прикрывать и Агнесс от возможных кривотолков, которые могут отравить ее жизнь надолго. Да и мою тоже.

Вацлав прибыл через сутки с лишним после расчетного времени. Главное — прибыл. Всё из-за того, что хваленый поезд «Норд-экспресс», который, согласно рекламе, должен был домчать его из Петербурга до Парижа в одно мгновение, благополучно встал на каком-то перегоне в Польше из-за схода с путей паровоза. Обошлось без жертв, но пока чинили дорожное полотно, оттаскивали поврежденный локомотив, прошло не менее десяти часов. Итог: прибытие в Париж с опозданием, упущенный поезд до Марселя и, как назло, неразбериха с багажом. Всё складывалось против нас. Потому что экспресса надо было ждать почти сутки, а обычный ехал долго, со всеми остановками.

Главное — прибыл. С красными от недосыпа глазами и дрожащими руками. Но на самый важный вопрос ответ был утвердительный. Лекарство привез. Первую дозу укололи тут же. И начали ждать. Вернее, продолжили. Потому что не знаю как остальные, а я надеялся только на выздоровление. Любой другой исход, даже утешительный «продолжает болеть», не устраивал. Да и быть пациентом мне не нравится. По ту сторону баррикады можно в конце рабочего дня пойти домой, снять обувь, переодеться, и расслабиться. А здесь всё в круглосуточном режиме и без выходных. Да еще и суют в тебя трубки с иголками, пользуясь беспомощностью. Никакой радости.

Во время укола вокруг кровати собрался весь цвет местной медицины. Врачи, разумеется, хотели знать, что за чудо-лекарство примчал мне Моровский.

— Экспериментальное, на основе плесени — коротко пояснил я, не вдаваясь в подробности. — Возможно, поможет. Не исключено, что добьет.

Лица докторов вытянулись.

— Стоит ли так рисковать? — Капоселла заволновался, даже вспотел так, что пришлось вытирать лысину платком.

Я просто отвернулся и закрыл глаза. Сил спорить у меня не было совсем.

Уговорить руководство клиники на применение секретного лекарства удалось довольно просто: всемирно известный врач, имеющий неофициальный титул «король хирургов» обратился с просьбой. Ладно, Микулич подкрепил свое желание откровенной взяткой в виде щедрого пожертвования. Зато никто не мешался в инъекции, производимые каждые шесть часов, а Вацлаву даже выделили отдельный сейф для препарата. Интересно, за сколько главный врач уступил бы свой кабинет под мою палату? Я к этому отнесся спокойно: кому как не мне знать, что для больницы много жертвователей не бывает. А хороший администратор в состоянии освоить любую сумму, внезапно появившуюся на счете.

Первые сутки ничего не происходило. Вернее, того самого вау-эффекта не было. Хуже не стало, да. И температура сделала свой скачок во второй половине дня не так уверенно. Уже хорошо, что количество истекающего из меня гноя стало уменьшаться. Вечерний консилиум воспринял это известие как значительное улучшение динамики. Впрочем, подумали, и слово «значительное» из итогового документа исключили. Решили, что это начало выздоровления.