Столичный доктор. Том VII (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 18

А в вестибюле своего особняка я наткнулся на кресло перед аквариумом. И сидела в нем Агнесса Григорьевна. На коленях у нее лежала книга, но вряд ли она ее открывала. Просто смотрела на рыбок. Плавное движение их хвостов и яркие блики от чешуи отражались в её глазах, наполняя их чем-то похожим на жизнь. Хотелось надеяться, что это так.

— Привет, как дела? — спросил я, целуя ее в прохладную щеку.

— Хорошо, — она не отрывала взгляда от аквариума. — Вот смотрю… Плавают, никаких забот. Спокойно так… Что в клубе?

— Суетливо. Фредерикс кланялся тебе.

— Где сейчас Эмма? Хотелось бы увидеться с ней.

— Телефонируй, договорись, — сказал я, глядя на её профиль. — Всё лучше, чем дома киснуть.

— А ко мне гостья с визитом приезжала, — не отрывая взгляд от рыбок, спокойно сказала Агнесс.

Как-то мне нехорошо стало. В груди сразу похолодело. Надежда, что это кто-то другой, остались, но как-то их очень мало.

— Кто? — как можно равнодушнее спросил я.

— Елизавета Федотовна.

— Помню, она собиралась. И что вы?

Внешне вроде никаких следов борьбы нет — ни ссадин, ни припудренных синяков, и волосы, кажется, все на месте.

— Пили чай, болтали… о всяком. Знаешь, мне ее даже жаль… Всю жизнь рядом с этим содомитом… зная, что нужна ему только для прикрытия… Хорошо, что у нее теперь дети есть, и можно посвятить себя… — её голос дрогнул, но она тут же справилась с собой.

— Это все слухи, — пожал плечами я, не собираясь вступать на «тонкий лед». Я на нем уже побывал. — Ты же знаешь, как жесток высший свет.

— Слухи про что⁇ Про ваших с княгиней детей?

— Пожалуйста! Не начинай.

Я почувствовал, что разговор опасно близок к чему-то болезненному. Нужно менять тему.

— Хочу с тобой посоветоваться. По важному вопросу.

— Да, конечно, — она наконец-то повернулась ко мне.

— Сергей Александрович предложил мне пост на Дальнем Востоке. Очень высокий. И я в сомнениях…

— Подожди, не надо объяснять, — перебила меня Агнесс. — Вспомни, что ты всегда говоришь на первой лекции стажерам. Надо ответить себе…

— Ты слушала мои лекции? — удивился я. — Не знал.

— Конечно, я была почти на всех, — пожала она плечами. — Чтобы никому не мешать, мне ставили кресло у черного входа. Так вот, надо ответить на четыре вопроса: что будет, если я это сделаю. Чего не будет, если я это сделаю. Что будет, если я этого не сделаю. И чего не будет, если я этого не сделаю.

Я рассмеялся.

— Спасибо, Агнесс, ты мне очень помогла, — сказал я, поцеловав её руку. — Слушай, а помнишь, как ты играла в музыкальном салоне? Сможешь сыграть сейчас?

Она замерла, будто не ожидая такого вопроса. Её глаза стали чуть мягче, и на мгновение я увидел что-то вроде тоски или надежды.

— Попробую, — сказала она тихо, и, поднявшись, пошла к лестнице.

ЗАЧѢМЪ ЛГАТЬ?

Пью, курю, играю въ карты, но всё умѣренно.

Получаю на государственной службѣ около 2-хъ тысячъ въ годъ. Высокій шатенъ. Хочу встрѣтить вѣрную жену, симпатичнаго друга. Цѣль — бракъ. Письма адресовать: «Брачная Газета» для пересылки № 2867.

Звуки рояля обволакивали меня с ног до головы. Пальцы Агнесс скользили по клавишам легко, будто касались не холодной слоновой кости, а моей кожи. Супруга играла с закрытыми глазами, откинув голову назад и приоткрыв рот.

Комната пахла воском, старыми партитурами и её духами — ванилью и жасмином. Я прислонился к косяку, не в силах оторвать взгляд. Жена сегодня надела то синее платье, которое я привёз ей из Вены год назад. Ткань обнимала её плечи, оставляя шею открытой, и я вспомнил, как целовал там каждую родинку вчера ночью. И как не получил никакого отклика.

— Ты снова украла мой покой, — сказал я, когда последний аккорд растворился в тишине.

Агнесс вздрогнула, обернулась, и губы её тронула смущённая улыбка.

— Ты же знаешь, я плохо играю, — прошептала она, пряча руки в складках платья.

— Врёшь. Это была не музыка, — я подошёл ближе, коснулся её запястья, чувствуя под пальцами пульс, — это был разговор. Ты говорила со мной!

Она замерла, а я провёл ладонью по её щеке, поднял с клавиш ноту «ля» — ту самую, что дрожала в воздухе.

— Здесь, — приложил палец к её губам, — ты хотела сказать, что скучала.

Агнесс выдохнула — едва слышно, как ветер за окном. Я не дал этому звуку исчезнуть. Поймал его губами.

Секунда — и её руки уже у меня в волосах. Стул опрокинулся, но мы не обратили внимания.

— Ты разобьёшь рояль, — прошептала она, но пальцы её уже вплетались в мои волосы.

— Пусть. Мир может рассыпаться на клавиши, — я приподнял её, усадив на крыло инструмента. Потом задрал подол платья. Ноги Агнесс обвили мою талию. Боже, благослови изобретателя женских панталон с разрезом в промежности.

Рояль застонал глухим диссонансом, но нам было всё равно. Её дыхание смешалось с моим, а за окном, в такт нам, запел ветер, гоня по паркету страницы «Лунной сонаты».

После… после мы молчали. Не было обычного натянуто-равнодушного взгляда, не было привычного отвода глаз. Агнесс лежала, опустив голову мне на плечо, и смотрела на разметавшиеся по полу страницы «Лунной сонаты».

Я осторожно убрал прядь её волос с лица.

— Женя… — тихо сказала она.

Я затаил дыхание.

Но продолжения не последовало.

Я просто сжал её руку, а она, впервые за столько месяцев, не убрала ладонь.

Утром меня ждал еще один сюрприз. Для разнообразия — приятный.

Я получил в руки папку с аккуратно выведенным на титульном листе заголовком: «Zehn kleine Jäger».

— Вот, — сказала Агнесс, протягивая мне рукопись. — Всё никак не могла набраться храбрости показать тебе.

Я раскрыл страницы, пробежал глазами начало. Чёткий, ровный почерк, без помарок. Повествование захватывало с первых строк.

— Когда ты успела? — только и смог вымолвить я. — Это же столько работы!

— Времени было более чем достаточно, — пожала она плечами. — Ты всё время был в больнице, а мне оставалось либо сидеть без дела, либо писать. Так и шло понемногу: дополняла, переделывала, вычеркивала… И вот — наконец получилось.

— Ты даже не отдала перепечатать! — восхищённо покачал головой я, перелистывая страницы детектива.

— Решила, что сначала должен прочитать автор идеи, — тихо ответила она. — А название… При переводе его можно подогнать под местные считалки. У англичан «Ten Little Niggers», у французов «Dix petits nègres»… В русском есть «Десять негритят», наверное, тоже перевод.

Я усмехнулся:

— Если ты уже размышляешь об этом, значит, книга действительно удалась.

И Агнесс… засмеялась. Искренне, легко, без тени той бесконечной усталости, что висела над ней все последние месяцы.

Неужели всё дело в возвращении в Россию? Если бы я знал… Чёрт с ней, с больницей — бросил бы всё, уехали бы сразу после того кошмара в Базеле. Или всё-таки «после того» еще не значит «вследствие того»?

Как бы там ни было, но жизнь, кажется, снова начала приобретать смысл.

Я, оказывается, ранняя пташка — когда шел в столовую, встретил Семашко, который еще не уехал на службу.

— Доброе утро, Евгений Александрович, — он отвесил легкий поклон.

— И вам того же. Послушайте, что там с вашим проектом? Вы мне давно не писали о новостях с полей сражений за народное здоровье.

Семашко оживился:

— Удалось найти финансирование на обучение фельдшеров за счет казны. Окончившие будут обязаны отработать пять лет по приказу или возместить расходы с пеней. Пока программа действует лишь в десяти губерниях, но со следующего года…

— … всё съест война, — закончил я. — Но буду рад, если мой прогноз окажется ошибочным.

Семашко сник:

— Боюсь, так и случится. Когда официальные газеты начинают уверять, что мы сильны как никогда, это плохой знак.