Кровь навсегда (ЛП) - Рамсовер Джилл - Страница 44

Я покачал головой и вернулся в гостиную, как раз вовремя, чтобы застать звонок своего телефона. На экране высветилось имя Филипа.

— Да.

— У меня есть для тебя кое-какая информация, хотя я не уверен, куда именно она направлена.

— Стефано?

— Да. Я не могу найти ничего, напрямую связывающего его со смертью Марко, но я изучаю другой вопрос. Кажется, наш парень был связан со смертью женщины, которая жила рядом с ним. Возможно, это совершенно не связано, но что-то в этом было не так. Я решил разобраться в этом.

— Связано? Его просто допрашивали по поводу ее смерти или это пошло дальше?

— Он был подозреваемым номер один — его обвинили и арестовали, но когда пришло время для предъявления обвинения, его отпустили за недостаточностью улик.

— Когда она была убита?

— Летом 2002 года.

— Это всего за несколько месяцев до убийства Марко, — размышлял я. — Я не понимаю, как эти два события могут быть связаны, но продолжай копать. Я согласен, что там может быть что-то. Ты узнал что-нибудь еще о смерти Марко? — Я приказал Филипу как можно незаметнее выяснить все, что он сможет, о смерти Марко и о том, как это может быть связано со Стефано. Я не хотел разжигать неприятности, если в утверждениях Марии не было ни капли правды. Филип мог быть занозой в моей заднице, но я доверял ему больше, чем кому-либо другому, в том, что он будет следовать моим инструкциям.

— Парень был убит парой язычников.

Мои брови сжались в узел от замешательства. Каким образом, блядь, язычники играют в это дело? Они были безжалостной мотоциклетной бандой на всем восточном побережье. Они были первыми, кто принял нашивку 1% — обозначение того, что они один процент мотоциклистов, живущих вне закона. И они относились к этому серьезно. Ни одна из семей не любила приближаться к ним, потому что они были чертовски непредсказуемы.

— Зачем язычникам охотиться за ребенком Энцо? И почему Мария считает, что Галло связаны с его смертью?

— Никто с нашей стороны не знает, что именно произошло, но говорят, что Энцо пришел на следующее заседание Комиссии после смерти сына и представил семейное кольцо Галло в качестве доказательства причастности Галло. В тот день Лучиано объявили войну, и Анджело был очень рад вступить в нее.

Мог ли Анджело стоять за смертью ребенка? Вполне возможно, но спросить его сейчас было невозможно, а он никогда не хранил письменных свидетельств о чем-либо в своей жизни. Когда он умер, в его доме не осталось почти никаких личных вещей, не говоря уже о свидетельствах его жизни в семье.

— Ты молодец, Филип. Но мы должны выяснить, чье это было кольцо. Это должен быть ключ — кажется слишком удобным, чтобы он был у язычников.

— Это точно мои мысли, — согласился мой брат.

— Продолжай копать, но не забывай делать это тихо, — напомнил я ему.

— Ты собираешься рассказать мне, какого черта все это делается? — В его голосе звучал оттенок раздражения. Он хотел, чтобы я показал свои карты, но забывал, что в этом сценарии я был его боссом, а не братом.

— Нет, и тебе лучше знать, чем спрашивать. Если бы я хотел, чтобы ты знал мои причины, я бы тебе уже сказал. — Он был воспитан в этой жизни так же, как и я, и знал, что к чему. Черт возьми, когда я стал заместителем босса и взял его с собой в качестве второго помощника, я четко определил характер наших отношений.

— Я знаю, но спросить стоило.

— Может, если ты будешь меня достаточно раздражать, — ответил я ему.

Он надулся. — Позже, босс. — Я услышал ухмылку в его тоне и не смог сдержать собственной улыбки. Что такого было в младших братьях и сестрах, что делало их такими чертовски достойными прощения?

Я сунул телефон в карман пиджака и направился в спальню, как раз когда каблуки Марии начали стучать по каменному полу. София выбрала для своих подружек невесты серое бархатное платье цвета пурпурного металла. Струящееся платье было длиной до пола, что помогало справиться с октябрьской прохладой, со свободными короткими рукавами и крестообразным передом, подчеркивающим объемную грудь Марии. На ней оно смотрелось потрясающе — даже бархатный блеск, который на другой женщине мог бы показаться нелестным, подчеркивал идеально гладкие изгибы Марии. Возможно, другие с этим не согласятся, но в моих глазах Мария намного превосходила свою сестру.

Я молча пожирал ее глазами, пока розовый цвет не окрасил ее щеки. — Нет слов, как ты прекрасна.

Она скрестила руки в несвойственной ей застенчивой манере. — Давай просто покончим с этим.

Я сократил расстояние между нами, взял пиджак, который она держала в руках, и держал его распахнутым, чтобы помочь ей просунуть руки внутрь. — Через несколько часов все закончится, и я буду рядом с тобой всегда, когда это будет возможно.

Она наконец-то встретила мой взгляд и неуверенно кивнула.

С того момента, как мы приехали, я держался своего слова изо всех сил. Я проводил Марию в комнату, где ее сестры и мать занимались последними приготовлениями. До начала церемонии оставалось еще полчаса, поэтому я наблюдал за прибывающими гостями, обратив особое внимание на Стефано, когда он вошел в церковь.

Церковь, которую выбрала София, была намного больше той, в которой венчались мы с Марией, и в ней было достаточно места для большого числа гостей. Стратегический союз между Лучиано и Галло означал, что все капо из моей семьи были приглашены, и Стефано был одним из них.

Я не видел его лично с тех пор, как Мария высказала свою просьбу, и даже не разговаривал с ним напрямую после нашей свадьбы. Я наблюдал за ним издалека, отмечая, как он взаимодействует с окружающими. Ему было около шестидесяти, он был худощав, с волосами, выкрашенными в черный цвет, чтобы седина не пробивалась. Это не выглядело на нем неестественно — его брови были по-прежнему черными, а на челюсти под кожей лежала тяжелая тень, что говорило о темных волосах на лице.

Как и предполагала Мария, его, похоже, любили. Другие капо Галло и их жены тепло приветствовали его. Сам он был не женат и приехал без пары, но это, похоже, не испортило его настроения. Что касается его приема среди Лучиано, то я не обнаружил в нем той враждебности, которую можно было бы ожидать. Конечно, смерть Марко была бы гораздо более личной для самих Дженовезе. После стольких лет вполне возможно, что остальные члены их семьи забыли о предполагаемом виновнике преступления. Все мы эгоистичные существа. Несмотря на наши клятвы, убийство человека, к которому мы не испытывали никаких чувств, со временем легко забывается.

Стефано пожимал руки, обнимал и приседал, чтобы поговорить с маленькими детьми, которые сопровождали своих родителей. Его улыбка была приветливой, и я не мог обнаружить ничего, что могло бы выделить его как нелюбимого или злого.

Самым интересным мне показалось то, как Энцо приветствовал его. Они пожали друг другу руки и обменялись любезностями, как будто были простыми деловыми партнерами. В это я не мог поверить. Если бы Энцо знал, что Стефано стоит за смертью его сына, он бы никогда не поприветствовал этого человека, даже если бы был вынужден направить приглашение на свадьбу из долга перед нашим союзом. Энцо не дрогнул, и Стефано не намекнул на свою вину.

Либо Энцо не знал, либо Мария лгала.

Церемония длилась более часа, во время нее читали Священное Писание и выступали солисты. Все это время я наблюдал за Марией. Чем ближе мы приближались к финишу, тем больше она ерзала. Я мог сказать, что ей было не просто неловко или скучно. Она напоминала мне ребенка, который украл деньги у родителей и боится, что его поймают.

Как бы это не выглядело, я бы не стал выносить никаких суждений, пока не узнаю все факты. У Филипа было много вопросов, на которые еще предстояло ответить, а крайнего срока для расследования не было.

Я оставался рядом с Марией во время длительной фотосессии после церемонии, а затем отвез нас в The Plaza на прием. Все прихожане и те, кто не присутствовал на церемонии, заполнили огромный бальный зал. Одни сидели за столами, накрытыми для ужина, другие расположились по краям зала.