Кровь навсегда (ЛП) - Рамсовер Джилл - Страница 23

— Алессия! — в шутку воскликнула София, и девушки неловко захихикали, стараясь не смеяться над щекотливой темой.

Я позволила себе улыбнуться, надеясь, что мне удастся обойти эту тему без множества вопросов. — Полагаю, я могла бы найти для себя что-нибудь похуже в плане внешности.

— Это преуменьшение века, — поддразнила Джада.

— Ладно, — сказала Вэл, пытаясь встать с дивана, — думаю, мне нужно еще выпить. Вы, озабоченные Би, убиваете мой кайф, пуская слюни на мужчину Марии. — Ее нога задела колено Софии, и она упала на пол, истерически смеясь.

Я покачала головой. — Я так не думаю, моряк. С тебя достаточно. — Я не считала напитки, но даже в своем пьяном угаре я могла сказать, что с нее хватит.

— Да ладно тебе, Мэри-Мэри, совсем наоборот. Не будь занудой на вечеринке. — Она подвинулась, чтобы сесть рядом с Софией, и потянулась рукой за напитком Софии.

— Тебе семнадцать, Вэл, не испытывай судьбу.

— Держу пари, что в семнадцать лет ты делала гораздо худшее, чем напиваться в гостиничном номере.

Все девушки повернулись ко мне, жгучее любопытство освещало их и без того стеклянные глаза.

— Почему это шоу Марии? Разве мы не можем поговорить о ком-то другом?

София пьяно покачала на меня пальцем. — Потому что ты никогда ничего нам не рассказываешь. Теперь, когда ты заговорила, мы хотим получить все ответы. Мы хотим знать о тебе все! — Она дико размахивала руками, а глаза Вэл следили за ее напитком, который плескался в воздухе.

— Да, Мария, — подхватила Джада. — Ты никогда не играла с нами или что-то в этом роде. Почему? Сегодняшний вечер доказывает, что ты можешь быть веселой - почему мы не делали этого в детстве?

— Никогда не играла с нами? — вытаращилась Алессия. — Все было гораздо хуже. Она мучила меня до бесконечности. Отрезала волосы моим куклам и загибала кончики у всех моих фломастеров. Она была очень злой.

Каждая унция энергии вытекала из моего тела. Алкоголь иссяк и забрал с собой веселье. Всего несколько слов — и я снова стала той маленькой сердитой девочкой, и печаль от этого лежала тяжелым валуном на моей груди. Сокрушительный груз, от которого я должна была избавиться.

— Мне жаль, что я причинила вам боль, девочки, — тихо сказала я. — Это не обязательно было моим намерением. Есть причины, по которым я держу себя в руках - некоторые секреты просто слишком уродливы, чтобы их раскрывать. — Я попыталась улыбнуться, но вместо этого мои губы опустились вниз. — У меня была отличная ночь, дамы — спасибо, что включили меня. Я собираюсь отправиться в постель. Завтра будет еще много интересного. — На этот раз моя улыбка сдержалась, когда я поднялась с кресла и помахала им на прощание.

Я старалась не смотреть на их лица, зная, что найду. Беспокойство. Боль. Раскаяние. Вместо этого я поспешила в безопасное место в своей спальне, закрывшись от всех, потому что именно это у меня получалось лучше всего.

Девушка способна выдержать лишь немного перемен и личностного роста. Я достигла своего предела.

Свернувшись калачиком в кровати, я схватила свой телефон, который оставила заряжаться на тумбочке.

Одно пропущенное сообщение от Маттео. Как прошел твой полет?

Очень хорошо.

Мое настроение и так уже резко ухудшилось. Что-то в том, что я увидела имя Маттео, сделало его в десять раз хуже — черное пятно, пачкающее все вокруг.

Маттео проверял меня, в то время как он, возможно, был глубоко погружен в какую-то другую женщину. Блядь. Я хотела схватить одеяло и разорвать его по швам. Я хотела швырнуть декоративную вазу, стоявшую на комоде, в стену и смотреть, как она разлетается на сотни осколков. Я хотела взять нож и вырезать обиду и злость, которые гноились во мне, как гнойная инфекция.

Но поскольку это было невозможно, я затолкала свой гнев в маленькую коробку, захлопнула крышку и заклеила ее скотчем. Коробка подпрыгивала и тряслась, но в остальном оставалась закрытой.

Полет прошел нормально.

Я положила телефон на место, зная, что в Нью-Йорке уже слишком поздно, чтобы Маттео мог ответить. Тяжело вздохнув, я решила умыться и закончить вечер. Если не считать скалистого участка под конец, наш вечер удался, и я чувствовала удовлетворение от осознания того, что не подвела свою семью. Я сбросила с себя одеяло, но не успела встать, как зажужжал телефон.

Ты выходила?

Я сузила глаза на светящийся экран. Почему он спрашивает? Я сказала ему, что буду вести себя хорошо. Неужели он мне не доверяет?

Серьезно, Мария, ты бы стала доверять ему?

Нет, если бы от этого зависела моя жизнь.

Нет, мы тусовались в нашем номере. Вот так. Он мог перестать беспокоиться о том, что его новая невеста не сидит дома и не пишет оды его имени. Как будто он не делал все, что, черт возьми, хотел. Мне не нравилось, что это так сильно меня беспокоит, но язвительные нотки ревности проскальзывали в моем сознании. Я хотела знать. Я хотела спросить его, трахается ли он с кем-нибудь еще, но не могла. Там ужасно поздно. Ты не спал? Простой вопрос. Не совсем тот, который я хотела задать, но это было лучшее, что я могла сделать.

Нет, у меня был включен телефон, чтобы я проснулся, когда ты ответишь.

Ох. Он ждал от меня ответа? Это было ново и... странно. Даже в подростковом возрасте мне никогда не приходилось ждать кого-то. Мой отец знал, что я могу защитить себя и что я никогда не соглашусь быть на поводке. Я делала то, что хотела, когда хотела, без необходимости отчитываться перед кем-либо. Если бы родители спросили меня, как я попала в дом или что делала, пока была на свободе, я бы взорвалась.

Но теперь... теперь я была старше. Менее непостоянной.

В моей груди поселилось приятное тепло от осознания того, что Маттео готов прервать свой сон, чтобы поговорить со мной. Затем маленький гремлин ревности впитал эту жидкость и набрал силу, превратившись в нечто темное и извращенное. Действительно ли он спал? Или он был занят траханьем с кем-то другим, когда я писала сообщение?

Маленький гремлин завладел моим телефоном и написал односложный ответ. Ладно. Я нажала кнопку Отправить, прежде чем успела передумать.

Ты мне не веришь?

Я верю, что ты скажешь мне все, что, по твоему мнению, я захочу услышать, чтобы держать меня в узде.

Мой телефон зажужжал от звонка с видео. Я нажала принять. На экране появилось видео Маттео, прислонившегося к изголовью кровати, с затуманенными глазами и без рубашки.

Это был первый раз, когда я видела его голую грудь, и, несмотря на тусклый свет ламп и плохое качество видео, мое сердце затрепетало от желания. Учитывая татуировки на его шее, предплечьях и пальцах, я предполагала, что он будет прикрыт, но это было не так. Его гладкая грудь и пресс были почти полностью лишены украшений, оставляя впадины и выпуклости каждой мышцы единственной притягательной силой.

— Facetime? Нам что, по пятнадцать? — Язвительность и нахальство были двумя из моих самых часто используемых защитных средств, когда я чувствовала себя неловко. Интимность его звонка заставила меня преодолеть дискомфорт и перейти к неловкости.

— Я хотел, чтобы ты знала, что я говорю правду — я в своей постели, один, и крепко спал, когда ты написала сообщение. — В его голосе были слышны отголоски сна, его слова были мозолистой лаской, вызывающей мурашки на моих голых руках.

Да, он определенно спал, но один? В этом вопросе меня было не так-то легко переубедить. Даже если сейчас с ним никого не было, откуда мне было знать, что так было несколько часов назад?

— Ты не выглядишь убежденной, — хмыкнул он, когда я ничего не ответила.

— Я поняла, ты спал. Я верю тебе.

Он сузил глаза, его взгляд скользил по моему лицу. — Но ты не веришь, что я был один, в этом дело?

Моя челюсть сжалась и напряглась — как от волнения по поводу моей ревности, так и от раздражения, что он видел меня насквозь, до самых неприглядных деталей. — Считай меня сумасшедшей, но я сторонница равенства. Ты заставил меня пообещать, что других мужчин не будет, но когда я спросила, относится ли это и к тебе, ты уклонился от ответа. Я могу только предположить, что это потому, что у тебя есть все намерения быть с другими женщинами. С моей точки зрения, это дерьмовая сделка.