Понаехали - Демина Карина - Страница 34

Анна Иогановна почти приняла судьбоносное решение, когда её покой был потревожен самым наглым образом. Дверь в светлицу распахнулась, впуская Лилечкину няньку, которая тотчас рухнула на колени, взвыв нечеловеческим голосом:

– Скрали! – голос её заставил Анну Иогановну вздрогнуть.

И миниатюра, присланная доброй старой приятельницей по знакомству, выпала да покатилась под стол. А вторую Анна Иогановна рукавом смахнула. С непривычки.

Кто ж знал, что за год мода так поменяется? Рукава-то ныне в Китеже носят не длинные, но широкие, да с кружевною отделкою.

– Кого скрали? – уточнила Анна, предчувствуя, что план её замечательный, почти уже даже в жизнь воплотившийся, – а как иначе-то? – вот-вот пойдет прахом.

– Лилечку скрали!

Анна закрыла глаза, надеясь, что уснула за размышлениями, и теперь ей просто сон снится. Дурной, но что со снов взять-то?

– Девочку нашу… донечку… – нянька не успокаивалась. – Со двора свели, а куда – неведомо…

– Кто свел?

– Н-не знаю.

Анна поднялась и миниатюры убрала в шкатулку, а шкатулку – в сундучок. Так оно надежнее. Муж её, может, в государственных делах и разбирается, а вот в женских – не очень. И не понимает, что хорошего жениха дочери загодя искать надобно.

А то ведь как?

Лилечка подрастет и окажется, что все более-менее достойные уже просватаны. И что тогда? То-то и оно… нет, это дело серьезное, требует и подхода вдумчивого, и времени.

– С чего ты вообще взяла, что кто-то украл Лилечку? – Анна потерла виски.

– Так… нету её.

– Где нету?

– Нигде нету. И сестрицы вашей тоже нету, – нянька не упустила случая пожаловаться.

На сестрицу Анне Иогановне было, говоря по правде, плевать. Даже больше. Присутствие той несказанно раздражало, ибо была Светлолика мало того, что хороша собой, так еще и молода.

И молодость её ранила несказанно.

– В доме искали?

– Искали.

– А во дворе?

– Искали, – нянька согнулась еще ниже.

Анна Иогановна поморщилась. Вот ведь… поневоле начинаешь думать, что в прежние-то времена оно проще было. Лилечка болела, из комнаты не выходила, а как выздоравливать стала…

…о болезни-то знают. И знание это несказанно затрудняет великое дело сватовства, ибо даже опытная сваха, званная давече на чай с пирогами, долго мялась, вздыхала, но признала, что к особо родовитым соваться не след. Не примут. Даже если девочка вдруг поздоровела, то как знать, надолго ли?

Да и сумеет ли она еще детишек родить.

Анна не сомневалась, что сумеет, ибо с каждым днем Лилечка выглядела все лучше, но со свахою спорить не стала. А вот к совету приглядеться к тем, кто роду хорошего, но беден по неким причинам, вняла.

– Еще поищите, – Анна Иогановна поднялась, решивши, что самолично за поисками этими проследит, а после, когда Лилечка отыщется – куда ей деваться-то? – побеседует с ней серьезно.

Это прежде Лилечке многое было дозволено. Теперь же ей надлежит себя блюсти.

И репутацию тоже.

Во дворе было суетно. И за суетой этой с видом мрачным наблюдала дражайшая матушка. Ныне Аграфена Марьяновна была одета в платье простое, а стало быть, или на кухне обреталась, или овины с амбарами проверяла.

Все ей неймется.

– Ушли, – сказала она, Анну завидевши. И слова свои моченым яблочком закусила, а яблочко – медовою палочкой.

– Куда?

– Туда, – она указала на двор. – Через калиточку… ничего, вернется Лика, выдеру.

И так это было веско сказано, что Анна поверила: за вожжи матушка бралась редко, используя их последним способом донесения родительской мудрости. И весьма действенным, надо сказать, способом.

– Ладно, сама, но девку чего с собой потащила?

Вот тут уж Анна ощутила некоторое беспокойство. Оно, конечно, Китеж – не лес густой, но и потеряться в нем можно не хуже, чем в этом самом лесу.

– Госпожа, – свей, один из тех, которых за какой-то надобностью муж нанял, хотя ж Анна и возражала, ибо гляделись свеи дикими и уважения к ней не имели, сгорбился то ли в поклоне, то ли признавая свою вину. – Не углядел!

И уставился желтыми глазами.

– Дозволите поискать?

– Дозволяю, – важно кивнула Анна, сглатывая вязкую слюну. Под взглядом свея было… неуютно. Определенно. И чуялось, что даже если она вдруг запретит по глупости какой, то свей Анну просто не послушает.

Свей попятился.

Осклабился.

И закружился. Рука его сжимала навершие меча, а вот вторая описывала в воздухе какие-то круги. Гляделось это жутко, и кто-то из дворовых девок, впечатлившись, тихо захныкал.

Вот свей упал на одно колено, выгнулся как-то совсем уж не по-человечески да, лицом к земле припавши, замер. А потом поднялся и легким шагом направился к заднему двору. Там уже в куст заглянул. И к упомянутой матушкою калиточке.

– Сказывают, в городе неспокойно, – та продолжала грызть моченое яблочко. И было то таким крутобоким, соком налитым, что рот Анны наполнился слюною.

Захотелось вдруг яблочко отобрать.

Или велеть, чтобы другое принесли. Побольше. А еще огурцов соленых, коли остались, но всенепременно бочковых, смородиновым листом переложенных, да с чесноком. Она даже моргнула от удивления, до того желания были эти странны, несвойственны ей нынешней, отвыкшей от этакой простой снеди.

– На от, – матушка протянула недоеденное яблоко, и Анна с наслаждением впилась в бок зубами. – Идем…

– Куда?

– Туда, – она указала на терем. – Все одно тут уже ничего не сделаешь. Пошли кого к мужу, что ли?

Анна вздохнула.

И сглотнула сладковато-кислый, терпкий сок.

Послать надо бы, но…

…и вот почему Лилечке дома-то не сиделось?

– Я вот думаю, что, если Рысьевым приглашение отправить? – если с кем Анна и могла поделиться планами, так это с матушкою, ибо была та весьма разумна. И к делу устроения будущего внучки отнеслась со всею серьезностью. – И Соколовским?

– Соколовские не пойдут, – покачала головой Аграфена Марьяновна, глядя на суету слуг, которая большею частью была пустою, ибо бегали они без толку, но лишь рвение служебное выказывая. – У них род старый, со своими правилами. Больную не примут.

– Говорят, что Лилечка почти здорова уже…

…и не только Дурбин говорит, который после давешнего происшествия переменился, утративши былой лоск, сделавшийся обыкновенным, скучным и оттого раздражающим. Будь воля Анны Иогановны, она бы ему вовсе от дома отказала. Нет, поблагодарила бы, скажем, сотнею золотых.

Или пятидесяти хватило бы?

Деньги, они счет любят, но… как бы потом не сказали, что Козелковичи скупы или, хуже того, в затруднения вошли. Нет, сто золотых и… только Тадеуш, когда Анна намекнуть изволила, нахмурился да сказал:

– Он Лилечку спас.

Может, и так, да только что с того? Спас и спас, и теперь выходит этого спасителя до конца дней терпеть? А еще капли, Анною купленный, новые, только-только в моду вошедшие, выкинул.

Мол, вредны они.

Это все из зависти, конечно, ибо новый целитель, приглашенный, раз уж Дурбин не в силе, был молод, хорош собой и премного обходителен. Он и Лилечку осмотрел, и Анну выслушал…

…и капли, опять же.

Лаудановые. Для спокойного сну и правильного мировоззрения. Да… а этот…

…еще мужу нажаловался. И тот нового целителя запретил на порог пускать, а про капли сказал, что, коль уж Анне так плохо в Китеже спится, то можно её назад отправить, что, мол, в поместье и тише, и воздух свежий, самое оно для спокойных нервов.

С каплями пришлось расстаться.

– Говорят, что кур доят. С которой и ведро имеют, – отозвалась матушка, взявши Анну под локоток. – Нужные люди слушать умеют. И знают. И если у Рысьевых род большой, убытку, ежели кто бездетным останется, не будет, то Соколовские свою кровь мешать не станут… ты лучше к Вепревым приглядись. У них, сказывают, последние годы на диво неудачными были. Они, конечно, будут делать вид, что не больно-то им сватовство это надобно, но…

Анна бросила взгляд на двор, на котором людей не стало меньше. И подумала, что, конечно, Вепревы вариант весьма даже интересный.