Понаехали - Демина Карина - Страница 11

Теперь пахло книгами. Такой вот странный дурманящий аромат, свойственный любой библиотеке. Только, пожалуй, в университетской он был слабым, едва выраженным.

– Слово это передавалось от отца к сыну… а после взяло и потерялось.

– Как?

– Обыкновенно. Сколь неприступна ни была бы крепость, но жизнь в ней не проведешь. Да и мир вокруг менялся… этот дом строился позже многих, позже того же замка государева, уже во времена, когда Беловодье, если не появилось в нынешнем виде, то начало появляться. Наша сила там, в старом месте, пусть и связано оно с домом. Потому я, уходя, только и сумел, что запереть его.

Евдоким Афанасьевич возник перед Ежи, заставив отшатнуться.

– Надобно найти кого, чтоб убрались. И переселиться. Все ж таки здесь какая-никакая, а защита имеется, – Евдоким Афанасьевич провел ладонью по полке, вновь же не потревожив и пылинки. – Да и учиться сподручнее… библиотеку тот же прапрадед собирать начал. Я, признаюсь, не больно-то вникал, полагая, что мысли научной надлежит двигаться вперед, а не обращаться в прошлое.

На полках высились книги.

Одни огромные, неподъемные с виду, другие крохотные, третьи и вовсе свитками, упрятанными в деревянные короба. Ежи взял один из любопытства…

– Порядок тут сохранялся, надобно лишь отыскать список с перечнем работ, а там уж будет проще, – пообещал Евдоким Афанасьевич. – Что ж… пора возвращаться, а то скоро понабегут…

– Кто?

– Мало ли, – дух пожал плечами. – Те, кому нужна ведьма, те, кто желал бы получить дом, и те, кто не отказался бы ни от первого, ни от второго. Потому поспеши, ведьмачок. Чем раньше мы сюда переселимся, тем оно легче будет.

Правда, кому именно легче, уточнять не стал.

А Ежи постеснялся спросить.

Но коробку с рукописью вернул на место. Что-то подсказывало, что к воровству дом отнесется без должного понимания…

– Погодите, – он догнал Евдокима Афанасьевича уже в дверях. – Если не по крови, потому как кровью мы печать не снимали, тогда получается, что… по ауре, так? Настройка велась? По тем самым первичным узлам, про которые вы рассказывали? И по вторичным, но не всем, да? Определяющие энергетику рода… и ваши останки сохранили частичный отпечаток, а еще и вы сами, не будучи материальны, но с точки зрения энергетических потоков охрана существенной разницы не видит…

– Видишь, – с удовлетворением произнес Евдоким Афанасьевич. – Можешь же думать, когда хочешь!

На кухне Баська столкнулась с Никанорой, которую усадили подле печки, на плечи набросили платок, а в руки сунули резную уточку с простоквашею. Перед Никанорой возвышалась белая гора свежайшего творога, присыпанная мелкою ягодой.

И чего ей там, наверху, не елось?

Ишь, сидит, ковыряется… страх потеряла! И вцепиться бы ей в космы, глаза бы бесстыжие, которыми она на батюшку поглядывала, выцарапать. И… и еще налысо обрить! А потом дегтем облить да в перьях извалять! Чтоб неповадно было честных купцов соблазнять.

Баська носом шмыгнула.

И бочком к порогу-то придвинулась. Она бы и вовсе ушла, да только… зверье кормить надобно и не медами, которых в комнату отнесли, верно, думая, что если ведьма, так ей и довольно.

– Бася? – Никанора поднялась было, но охнула, опустилась на лавку.

И лицо её бледно сделалось вдруг до того, что показалось, сейчас вовсе по цвету с печкою сроднится.

– Сиди, оглашенная, – махнула рукой кухарка, которую Баська сразу опознала, как самую главную, ибо была та больше и толще прочих. – Ишь, вздумала, непраздная да в дорогу… прикачало, небось.

От слов её Баську прямо-таки затрясло.

Это что получается… это…

Как?

Никанора да… не только замуж, а еще и… и чего тогда хмурая такая? Кривится, того и гляди, заплачет? Или она не хотела? Но такого не бывает, чтобы баба в своем уме да дитя не хотела. Али и вправду…

– А тебе чего надобно? – поинтересовалась кухарка, думать мешая.

Баська даже почти забыла, зачем шла. Но тут вспомнила:

– Творога надо. Свежего. И еще мяса, чтоб порезать меленько. Яйца не помешают…

– Не помешают… ишь ты!

– Это не мне, а ведьме! – на всякий случай поспешила заверить Баська.

– Ведьме, – протянула кухарка, разом помрачневши. – Нема!

И спиной повернулась.

Баська от такой наглости аж онемела. Ненадолго. С ней в жизни не случалось, чтоб надолго онеметь. И… и пускай она ныне падшая женщина, которую навряд ли замуж кто возьмет, но это еще не значит, что с нею от так говорить можно!

– А если хозяйке пожалуюсь? – тихо поинтересовалась Баська да огляделась, выискивая половничек, которым собственное мнение отстоять можно было бы. Оно, конечно, чужими половничками нехорошо пользоваться, но что поделаешь, когда собственного Баська не прихватила.

– Чегой?

– Тогой, что за постой уплочено! – рявкнула она, как некогда. И подбоченилась. И на кухарку поглядела, как подобает купеческое дочери глядеть на холопку. – И немалые деньги! А ты мне тут говоришь, что у тебя творогу нема! Да что ты за кухарка такая…

Баба покраснела.

Побелела.

И как заорет на всю кухню:

– Для ведьмы клятое нема!

– Что ты сказала? – Баська тоже умела кричать. – Какой клятое!

– Тише, – Никанора поднялась было, но охнувши, схватившись за живот, опустилась на лавку. – Не надо ругаться…

И голову помацала, еще больше скривившись.

– Тетка Матрена, вы дайте, чего просит, а то и вправду нехорошо получится… и Фролушка расстроится…

– Вот уж было кого бояться, Фролушку твово… – проворчала кухарка, но без былой злости. И творогу бухнула перед Баськой целую миску, да еще с горкою. – На от, нехай подавится…

– Она хорошая, – зачем-то сказала Баська, хотя нужно было ответить иначе, подобающе. А то ишь, взяли моду гостям перечить.

– Хороших ведьм не бывает!

– Бывает, – рядом появилась другая миска, с крупными куриными яйцами. И свежие, вона, даже не отертые, с былинками прилипшими да мелким перышком, что к одному, особо великому – небось, двужелтковое – приклеилось.

Его Баська вытащила и кухарке протянула.

– На два желтка, – сказала веско.

– И чегой?

– Непраздным пользительно, – в сторону клятой сродственницы, которая сидела, к печи прислонившись, Баська и не глянула. И вовсе она не о ней заботится, а о батюшке.

Женился.

И наследника ждет… он-то Баську любит. Даже теперь, когда она кругом падшая и недостойная любови, но все одно… а как ему дальше без наследника-то? Особливо теперь, когда Баську замуж никто и не возьмет? То-то и оно.

Кухарка глянула.

И нахмурилась. Но яйцо взяла. А после вздохнула этак, всеми телесами, и добавила:

– От ведьмы добра, что с козла молока…

Миски Баська Антошке передала, который за ею прятался, но все одно шею тянул. И носом шевелил, принюхиваясь стало бы. Сунула да рукой махнула, чтоб шел. Нечего тут ему…

– И младенчика она не крала, – сказала, присаживаясь на самый краешек лавки. – На кой ей младенчик? У ней коты имеются.

Кухарка запыхала, однако возражать не возразила.

– Может, даже вовсе его никто не крал, – продолжила Баська уже уверенней. – А сама она… того… ну… мне Агриппина сказывала, что у них на веске баба одна младенчика заспала. Потом тоже стала врать, будто ведьма утащила. Мага вызвали… он и того… нашел. Вот…

– Пороли эту твою Агриппину мало, – слабым голосом произнесла Никанора.

– Мага тоже кликали, – кухарка, разом приспокоившись, теперь глядела на Баську снисходительно. – Ничего-то он и не нашел. А еще… не первый это младенчик.

Это она уже произнесла тихо, вполголоса. И оглянулась, будто боясь, что кто подслухает. Взгляд ейный зацепился за дворового мальчишку, что притулился к теплому боку печки с ножичком в одной руке и обкромсанною репой в другой. Кухарка нахмурилась, но после-таки решила, что мальчонка свой и супротив её власти точно не пойдет.

– Третьего дня сказывали, что на Лужнинском подворье хлопчик сгинул, – тихо произнесла кухарка и сняла с полки кружки, которые наполнила молоком. Лила из кувшина, накинувши на горло чистую холстинку. Кружку подвинула Баське, а другую – Никаноре. – И старуха, которая милостыньку клянчила. Завсегда сидела, а тут вот и нет…