Развод. Ты разрушил нас (СИ) - Черничная Даша - Страница 28

— Там лежали люди со вскрытыми черепами и развороченными конечностями. Нахера оно тебе надо, Ксюша? Ты бы свалилась в обморок, и все.

— Ты мог просто позвонить, — вяло сопротивляюсь я, понимая, что он прав.

Нервно кручу апельсин в руках. Я бы хотела, чтобы Кир позвонил мне. Чтобы я понимала, что его исчезновение — не из-за того, что он не хочет меня знать.

— Мой телефон разбился, а новый мне привезли не сразу. Я напишу тебе свой номер.

— Хорошо. Но стоило все-таки мне позвонить, когда появился телефон.

— Ксюша, я больше не твой муж, и ты не обязана носиться со мной. В болезни и в здравии — больше не наша история, — он произносит это с горьким отчаянием.

Опускаю взгляд на апельсин. Так много хочется сказать. О том, что пусть я не жена, но я не стала чужой ему. Что хотела бы знать о его болезни, чтобы поддержать. О том, как мне одиноко в моей новой жизни. А еще — что я скучала по Кириллу.

Погружаю ногти в кожуру, пытаясь очистить фрукт. Никогда не любила это делать. Кирилл всегда смеялся надо мной:

— Женщины! Наклеят себе ногти, а потом мучаются!

У меня ничего не получается. И этот гребаный апельсин все усложняет!

Кир поднимается со своего места и пересаживается ближе. Отбирает его и чистит. А после разделяет дольки одну за одной и пододвигает мне.

Мне хочется рыдать. Мне хочется смеяться. Мне хочется сесть к бывшему мужу на колени и обнять его.

Он чистит апельсин и молчит, а я так же молча поедаю фрукт.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — улыбается и смотрит на меня.

Его глаза так близко, это не дает мне покоя.

— Ну как ты? — спрашивает тихо.

— Сносно, — честно отвечаю я. — Токсикоз мучает сильно. Постоянно хочется спать, а еще я стала очень рассеянной.

— Какой у тебя сейчас срок?

— Девять недель. Почти десять. Врач говорит, что все в пределах нормы. Через две недели первый скрининг, на котором можно увидеть пол ребенка.

— Как думаешь, кто? — спрашивает Кир тихо.

— Не знаю, — отвечаю так же тихо. — Мне все равно, если честно.

— Ксюш, давай я найму тебе водителя? Мне не нравится, что ты ездишь по городу на такси, — он хмурится.

— Ты же понимаешь, что этот ребенок может не быть твоим? — спрашиваю аккуратно.

— И что с того? — удивляется искренне. — Это никак не изменяет того факта, что я переживаю за тебя. Нарвешься на какого-нибудь мудака-таксиста.

— Не надо, Кир, — останавливаю его.

— Обещай хотя бы подумать.

— Ладно. Кирилл, — прокашливаюсь, — сегодня мы сдавали с Иманом кровь на отцовство. Прости, что сделали это без тебя, но ты исчез, и, в общем, получилось то, что получилось.

Плотников роняет голову и я ожидаю, что он начнет психовать, но вместо этого мой бывший муж поднимает лицо и выдавливает из себя вымученную улыбку:

— Все в порядке, Ксюш. Одна просьба: позови меня, когда будешь смотреть анализы.

— Нужно подъехать в клинику.

— Я подъеду куда скажешь.

— Ты простишь меня, Кир? — спрашиваю его дрожащим голосом.

Он медленно качает головой:

— Тебе не за что извиняться, Ксюша, — и снова печальная улыбка. — В конце концов, все началось с моей ошибки. Так что это мне надо молить тебя о прощении. Ответь мне на один вопрос: какие у тебя сейчас отношения с Амаевым?

Я тяжело вздыхаю:

— Сложно сказать. Мы не вместе, если ты об этом. Но, как я поняла, если ребенок его — он настроен решительно.

— А ты?

— А что я, Кир? — спрашиваю со стоном. — Я запуталась и не понимаю, что делать дальше. Я хочу этого ребенка. Иман постоянно напоминает о себе, оказывает знаки внимания. А ты исчез…

— Я больше не исчезну, Ксюш, — он опускает свою руку на мою и сжимает ее.

Смотрим друг на друга. Я знакомлюсь с новым Кириллом. Вот такой — спокойный, даже смурной — он непривычен мне, и я не знаю, чего от него ждать.

— Я поеду, Ксюш, — поднимается, собираясь уйти, а я ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы он уходил.

Но просить его остаться глупо. Не я ли была инициатором развода? Не я ли кричала о том, что хочу, чтобы он оставил меня в покое?

Он сделал все, как хотела я. А я… хочу теперь иного.

Поднимаюсь следом за Кириллом и иду к выходу. В дверном проходе кухни он резко останавливается, и я едва не врезаюсь в его спину.

Кир уверенно разворачивается и идет на балкон, распахивает дверь. Сметает оттуда все цветы и уносит их с тихим бормотанием:

— Даже мне проблеваться хочется от этого запаха, — не знаю, рассчитано ли это на то, чтобы я услышала.

Он уходит, а я шепчу в закрытую дверь:

— Спасибо.

Улыбаюсь и дышу полной грудью. Впервые за последние дни.

Кирилл

Захожу в клинику.

Мне с ходу тут не нравится.

Сложно объяснить, что именно. Все блестит от чистоты, кругом натыканы аромапалки, вместо стульчиков огромные кожаные диваны.

При этом у меня появляется странное ощущение нереальности места и происходящего. В груди больно тянет, и я понимаю — не к добру.

Трясу головой, отгоняя от себя плохие мысли, и стараюсь держаться.

Ксюша отказалась от того, чтобы я приехал за ней. Я уверен, это не потому, что она собирается ехать с Иманом. Ксюша так не поступит.

Скорее всего, приедет на такси, что мне не нравится. От водителя отказалась, а насильно навязать его я не могу — только если она сама согласится.

Не в силах сидеть неподвижно, поднимаюсь и начинаю ходить по коридору. Вместо привычных стендов на стенах картины, и я принимаюсь рассматривать их, слепо глядя на полотна.

Сейчас решится моя жизнь — вот что сейчас будет.

Чей ребенок? Мой или Имана?

Если мой, то я буду самым счастливым на свете. Вывернусь наизнанку, но верну расположение Ксюши.

А если нет?!

— Доброе утро, Кирилл, — слышу позади себя и оборачиваюсь.

Иман стоит за моей спиной и смотрит с интересом.

Мне очень… очень хочется ему вмазать. Размазать по стенке и драться как животное, до последнего, пока дышать не перестанет.

Гашу в себе вспышку ярости, потому что не нужно опускаться до этого, и протягиваю руку. Иман смотрит на нее секунду, а после протягивает свою и пожимает.

— Приветствую, Иман, — стараюсь звучать спокойно, но внутри все вибрирует.

Заглядываю за спину Амаеву, но там никого. Значит, как я и предположил, Ксюша решила добраться до клиники сама.

Иман, заметив мой взгляд, произносит:

— Ксения написала, что уже подъезжает.

Он садится на диван у стены, а я располагаюсь на диване напротив.

Мы молчим, просто буравим друг друга взглядами, только, в отличие от меня, готового вцепиться в глотку Амаеву за то, что он прикоснулся к моей женщине, Иман словно насмехается надо мной. Как будто смотрит за ходом эксперимента.

Чем больше проходит времени, тем отчетливее я понимаю, что Амаева происходящее скорее забавляет.

Вообще, это очень странно и не нравится мне.

— Что будешь делать, если ребенок окажется не твоим? — неожиданно спрашивает Иман.

Вопрос ставит меня в тупик, потому что такого исхода я почему-то не жду. Может быть, мне просто хочется, чтобы этот ребенок был моим? Или я не верю в то, что можно забеременеть после одной ночи? Или, возможно, меня напрягает элемент фарса в нашей ситуации?

— Почему ты спрашиваешь, Иман? — задаю встречный вопрос.

— Потому что мне кажется, что к этому ребенку ты не имеешь никакого отношения, — отвечает он с вызовом.

Неожиданно на меня снисходит умиротворение оттого, что я понимаю и знаю ответ на вопрос. Он приходит ко мне неожиданной истиной, и я откидываюсь на спинку дивана и отвечаю расслабленно:

— Может быть, к ребенку я и не имею отношения, но Ксюша дорога мне. Я люблю ее и сделаю все для ее счастья.

Иман выгибает бровь:

— Даже уйдешь из ее жизни, когда она попросит тебя об этом?

Не если, а когда… Хм. Интересное кино.

— Если я буду видеть, что она счастлива, что ее жизни и жизни ее ребенка ничто не угрожает, то да — я уйду.