Старый, но крепкий 5 (СИ) - Крынов Макс - Страница 6

На крыльце стряхнул с плаща капли дождя, открыл тяжёлую деревянную дверь и вошёл внутрь. Здесь было тепло, воздух наполнял густой запах трав и снадобий.

Я повесил плащ на крючок у двери, поздоровался с Альфом и ушел в пустующую лабораторию. Теперь можно полностью погрузиться в работу.

Сажусь за рабочий стол в зельеварной мастерской, ставлю перед собой глиняный горшочек со смолистой субстанцией внутри.

Эссенции внутри жижи скрутились в непонятный узел, который я распутать точно не смогу. Несмотря на то, что система никак не обозначает это «творение», интуиция явно дает понять, что пытаться съесть содержимое — плохая идея. От него идет сильная вонь, и если вдохнуть глубже, в горле зудит.

Яд. Недоведенный до ума, но все же яд.

Он должен стать страховкой. Старики станут практиками и со временем получат молодые тела. Кто знает, какие мысли завертятся у них в головах? Может, они решат, что раз уж судьба дала второй шанс, то грех им не воспользоваться — уйти, бросить все и зажить заново, без обязательств. Нет, такого мне не нужно.

Я встал из-за стола и добавил первую порцию в котел. Всплеск цвета, пузырьки поднимаются к поверхности, испарения тянутся вверх, цепляясь за потолок тонкими змеями. Работа пошла.

Руки двигались сами. Я не думал — просто знал, что делать.

Двигаться быстрее. Ложка сама зачерпнула нужное количество толченых корешков. Добавил настой: в варево упало семь капель: ровно столько, сколько необходимо.

Поднять температуру — в огонь под котелком летит еще один топливный брусок.

В какой-то момент перед глазами мелькнуло сообщение.

Алхимик-зельевар: +1

Я моргнул. Голова прояснилась, но руки по-прежнему двигались по-мастерски четко и уверенно. Пальцы сами находили нужные склянки, отмеряли, высыпали, перемешивали и убирали осадок. Я ощущал процесс варки яда на уровне интуиции, спасибо Токсикологии.

Когда настойка загустела, став почти черной, я взял каплю на стеклянную палочку и поднес к свету. Вязкость — идеальная. Запах — почти отсутствует.

Готово.

Яд Скованного Цепями

Эффект:

Проникает в энергетическую систему жертвы и начинает ее медленную трансформацию. В течение 30-ти дней он изменяет потоки силы практика, делая их нестабильными, рваными, неконтролируемыми. После полного цикла разрушает способность к манипуляции энергией.

То, что я и хотел. Этот яд сломает человека изнутри. Не сразу подействует и, вероятно, не на всех (практики ранга пробуждения скорее всего просто переварят его, слегка помучавшись болями в животе), но спустя месяц человек станет просто пустым сосудом, утратившим контроль над собственной силой. Если к этому моменту не принять противоядие, лучше не думать о последствиях.

Но противоядие у меня будет.

Я очистил котел, поставил новую смесь. Формула другая, ингредиенты схожие. В этот раз пришлось постараться — интуиция не толкала меня под руку, и первую партию зелья я запорол. Зато вторая получилась превосходно.

Противоядие Скованного Цепями

Эффект:

Зелье слишком слабое, чтобы полностью вывести из организма яд, но оно приостанавливает его действие на 30–35 дней.

Выпил яд, выпил противоядие, и если через месяц не выпиваешь еще порцию противоядия, то станешь калечным практиком. Если люди решат предать меня, последствия будут неизбежными. Я просто заберу то, что им дал.

Я аккуратно перелил оба зелья в стеклянные флаконы и запечатал их воском.

Непогода сегодня превзошла себя: дождь лил уже второй час подряд, превращая воздух в вязкую, холодную пелену. Ветер холодными пальцами пробирается под воротник. Капли бьют в лицо, стекают по щекам ледяными дорожками. Воздух густой от сырости, пахнет мокрой древесиной, речной тиной и чем-то металлическим. От сырости одежда прилипла к телу, а пальцы заледенели.

Старики толпятся подальше от бортов — хлесткие порывы норовят сбросить их в серую, взбаламученную дождем воду. Тихо ходят, глухо вздыхают. Старики не жалуются, но видно, что начало путешествия их не впечатлило. Они хмуро переговариваются, насупленно осматривают показавшийся на горизонте остров, где им предстоит работать и жить. Кто-то нервно трет ладони, пытаясь согреть пальцы. Я чувствовал их взгляды на своей спине. Но что я мог им сказать? «Добро пожаловать в рай?»

Из десяти человек на авантюру отправилось всего шесть. Даже четыре серебряка, выданных вперед за первый месяц работы, не вдохновили остальных людей.

Я стою на носу корабля, вглядываясь в темный, скалистый остров. Где-то за деревьями прячутся домик, сушильня, сараюшки. Я вчера посещал это место, а заодно привез часть того, что понадобится людям для долгой жизни на острове.

Корабль медленно подошел к острову настолько близко, насколько позволяла глубина реки. Дальше — только на лодках.

Две шлюпки с глухим всплеском опускаются на воду, и начинается разгрузка. Я спрыгнул в шлюпку первым, и при всей своей ловкости едва не поскользнулся на мокром дереве. Вода плескалась вокруг, тяжелые мешки оседали на дно лодки с глухим стуком: крупа, посуда, узлы с вещами, матрасы, белье — всё, что встало в два золотых, выгружается в лодку.

Вторая шлюпчонка черпает бортом воду из-за неаккуратности матроса и Игнат разражается бранью. Ему вторят другие пожилые мужчины: оно и понятно, теперь это их вещи.

Выгружаем вязанки сухих дров (после ливня их придется сушить еще раз).

Как только всё выгружено, корабль отчаливает, оставляя нам обе шлюпки. Натужно скрипят доски, вспенивается вода под веслами. Судно отходит, оставляя нас среди камней, грязи и дождя.

Работаю наравне со всеми — таскаю вещи от берега к домику. Вымазался почти сразу: тропа глиняная, скользкая, удержаться на ней сложнее, чем на льду. Грязь липнет к рукам, к сапогам, к одежде. Колени вымазаны — все-таки упал.

Сзади — тяжёлое дыхание, приглушённые ругательства, глухие удары ног по раскисшей земле. Я провожу ладонью по лицу, стирая капли дождя и пота, и тяжело выдыхаю:

— Да, знаю, работы много. Да, знаю, грязь по уши. Никто не обещал, что будет легко.

Перетаскиваем вверх по узкой тропинке свертки и ящики. Повсюду слышны удары сапог по грязи, да редкие выдохи-матерки.

Когда все вещи оказались в доме, я вышел перед стариками и поставил на грубо сколоченный стол восемнадцать флаконов. Темное стекло, тугие пробки. Внутри — мутноватая жидкость, чей цвет не разобрать.

Зелье, которое сделает их практиками, яд, противоядие.

Я осмотрел лица команды — уставшие, настороженные.

— Это не будет приятно. — Я постучал костяшками пальцев по ближайшему бутыльку. — И результат неидеален. Вы вольны отказаться, и я провожу вас до Циншуя.

Никто не ответил.

Игнат тянется к бутылочке первым. Резкий вдох, взгляд на меня — короткий кивок, почти прощание. Пробка с тихим чпоком поддается, он делает глоток.

Тишина.

Остальные смотрят на него, будто ждут, что он упадет замертво, но Игнат только морщится, сжимает бутылек в руке. Проходит минута, прежде чем еще трое решаются последовать его примеру. Те, кто не решился, будто прикипели к полу.

— Это лучше переждать лежа.

Те, кто выпил, не спорят. Располагаются на кроватях, глаза смотрят в потолок, дыхание медленное. Напряженное ожидание.

Потом я чувствую, как воздух дрожит, вибрирует, как перед грозой. Над телами начинает клубиться духовная сила, густая, невидимая, но ощутимая мною. Она сгущается, обволакивает их, просачивается сквозь кожу.

Игнат вздрагивает. Его пальцы сжимаются в кулаки, затем он выгибается: резко, судорожно. Рот раскрывается, но крикнуть Игнат не может — сила врывается внутрь него, через кожу, через рот и нос. Хлещет потоком, жадным и беспощадным.