Маньчжурия. 1945 - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 14

Пограничников неплохо учат стрелковому бою, но когда замолчал уже второй пулемет, неопытные бойцы растерялись, видя, что атакующий враг упрямо рвется вперед, не считаясь с потерями! Свою роль сыграл и беглый огонь вражеского снайпера, успевшего достать еще пару бойцов, и огонь станковых пулеметов…

Между тем самураи сблизились с окопами метров на тридцать пять–сорок, и наиболее опытные, физически развитые японцы принялись метать в траншеи пограничников гранаты. Это были трофейные китайские «Тип 23», копия германской «колотушки», весьма удобные для броска за счет длинной деревянной ручки… Большинство из них не долетело до цели и рвануло за бруствером окопов, оглушая бойцов и внося дополнительную сумятицу. Но некоторые взорвались и в ходах сообщений, ранив осколками человек семь.

Казалось бы, уже ничто не мешает японцам сделать последний рывок, чтобы ворваться в окопы и вступить в яростный рукопашный бой с русскими! Но когда враг уже рванул вперед, на высоту поднялись первые бойцы третьего батальона…

Сергею казалось, что продолжительный подъем и боязнь неизвестности отняли у него последние физические и духовные силы. Товарищи-пулеметчики так и вовсе отстали на скатах сопки! Но когда он увидел цепи японцев, накатывающих на окопы погранцов, и встающих к ним навстречу бойцов погранотряда, усталость ушла. Животный страх разом накатил на Ушакова, щедро плеснуло в кровь адреналином, заставляя дрожать от возбуждения, выбирая между «бей» или «беги»… И Сергей побежал – побежал, чтобы бить, раззявив рот в беззвучном крике, как ему тогда самому казалось. Он не кричал «За Родину», «За Сталина» или даже бравое «Ура!». Он выл на протяжной ноте, как выли все те, кто бежал впереди него или рядом с ним, извергая истошное:

– А-а-а-а-а!!!

Впрочем, этот крик не казался японцам криком отчаяния или трусости. Для них он звучал грозно, обозленно – он стал предвестником смерти, застывшей на граненых штыках русских…

Врага временно заслонили спины погранцов. Впрочем, будучи честным с собой, Ушаков понимал: он бы и не смог выстрелить в те страстные, яростные мгновения штыковой атаки. Тогда ложе винтовки словно слилось с его руками в одно целое, а инстинкты заставляли одурело рваться вперед. Чтобы выстрелить, нужно было полностью овладеть собой, замереть, а лучше и вовсе залечь! Но в первом бою мало кто из бойцов способен собой владеть – уж тем более, когда грозит встречная штыковая… А потому Сергей бежал, молча бежал, сберегая дыхание и уже досланный в казенник патрон.

Он бежал, покуда на него не вылетел японский солдат, перепрыгнувший через ход сообщения в стремлении сразить рослого русского парня…

Японец успел выстрелить, но ему не хватило времени дослать в казенник очередной патрон – азарт боя погнал его вперед на показавшегося вблизи противника! Воин императора Хирохито был неплохо подготовлен. А блики вечернего солнца на длинном ножевом штыке (40 сантиметров!), косо заточенном, словно самурайский меч, ослепили Сергея на краткий миг…

Враг ударил снизу-вверх, целя наточенным до бритвенной остроты клинком в солнечное сплетение красноармейца. Этот удар бывший крестьянин неплохо натренировал на китайских заложниках, не жалея даже годовалых младенцев… Но Ушаков, до автоматизма оттачивавший приемы русского штыкового, уверенно парировал вражеский выпад цевьем винтовки вправо вниз, с силой ударив по стволу «Арисаки». После чего – короткий выпад, как на учениях! И тотчас отдернуть оружие назад, не позволив четырехгранному русскому штыку застрять в теле врага…

Штыковой бой, коему исступленно учили Сергея в армии, и приемы, вбитые в молодого бойца до уровня рефлексов, спасли Ушакова в рукопашной. Включились во время схватки, когда разум бойца был затуманен от шока, страха, возбуждения и выброса адреналина, и сработали сами собой.

За что старшине Тимофееву низкий поклон до пояса!

Японец завалился спиной наземь, с ужасом взирая на окровавленный русский штык, испачканный именно в его крови. Сами собой вспомнились разговоры старых солдат, воевавших с русскими в начале века. Они говорили, что раны от граненых штыков заживают чуть ли не годами, если вообще заживают… Ему было невдомек, что пропоровший брюхо штык вскрыл кишечник, содержимое которого выплеснулось в брюшную полость. Японец еще не понял, что обречен, хотя силы уже стремительно покидали его… Отчего-то вспомнилась замученная китайская девушка – совсем еще молодая, с гибким, стройным телом и небольшой, но изумительно тугой грудью. Ее насиловали всем отделением, так что под конец она потеряла сознание, а после солдату приказали ее добить. Девушку было даже немного жаль, но ослушаться капрала солдат не мыслил, так что он дисциплинированно вонзил штык в живот вздрогнувшей жертвы. Мучимая острой болью, она раскрыла глаза, подарив своему убийце полный муки и отчаяния взгляд…

А теперь солдат императора Хирохито отчего-то вспомнил именно этот взгляд – в последние мгновения своей жизни.

Ударивший вблизи выстрел ожег предплечье, вырвав клок гимнастерки и царапнув кожу. Но набегающий на Сергея японец – товарищ убитого – выстрелил слишком поспешно, на бегу. Да и руки его дрожали от возбуждения и щедро хлынувшего в кровь адреналина… Ушаков шагнул навстречу невысокому, с виду щуплому парню и заученно, стремительно уколол, целя в грудь! Но японец умело парировал длинный выпад красноармейца ложем винтовки… Тогда Сергей, дернув трехлинейку на себя, изловчился поддеть ствол «Арисаки» креплением собственного штыка. Рывок! И более физически развитый, сильный красноармеец обезоружил противника!

Сергей не мог знать, что творили японские каратели в китайских селениях, а потому не имел должной ненависти к выродкам, запятнавшим себя кровью гражданских. Красноармеец пощадил бы противника, если бы тот поднял руки, сдался, но трясущийся от страха и ярости японец схватился за торчащую из-за пояса гранату… В это мгновение он не понимал, что если ему и удастся взорвать «колотушку», то смерть заберет обоих. Не понимал, что пострадают и его товарищи… Нет, солдат императора Хирохито очень хотел убить русского, и вся его жизнь свелась к одной простой цели.

Ушаков не стал рисковать и столь же точным, коротким уколом оборвал жизнь врага, всадив штык ему в «солнышко»…

Ошалевший от боли в раненой руке, от первой пролитой им крови и напряжения ближнего боя, Сергей полностью поддался инстинктам, бросившим его вперед, в самую гущу схватки. Он перепрыгнул через узкую траншею, ринувшись к замершему слева японскому офицеру.

Сухой и жилистый, уже немолодой самурай действовал хладнокровно, опустошая магазин табельного пистолета «Намбу», внешне сильно смахивающего на немецкий парабеллум. Он израсходовал пять из восьми патронов, попав как минимум тремя, и теперь целился в русского лейтенанта, стреляющего в его солдат из пистолета-пулемета ППД… Старший обер-офицер успел почуять опасность и резким движением направил пистолет в сторону набегающего на него русского, но не успел выстрелить! Сжимающие рукоять пальцы ожгло острой болью, и табельное оружие полетело в сторону…

Граненый штык перебил безымянный палец левой руки, повисший на полоске кожи, но в правой японский офицер сжимал армейский меч син-гунто. Традиции владения холодным оружием в семье потомственного самурая были очень сильны, он и сам в значительной степени овладел искусством кэндзюцу. А потому повторный, слишком прямолинейный укол русского с легкостью парировал влево, поддев ствол винтовки ударом снизу вверх! После чего копия древнего самурайского меча тати описала короткую стремительную дугу над головой старшего обер-офицера, перехватившего рукоять клинка обеими руками и рубанувшего наискосок, справа налево, по нисходящей!

Резкий диагональный удар перерубил ключицу отшатнувшегося было Сергея, вспоров грудные мышцы над его сердцем, и скользнул по ребрам наточенным лезвием…

Красноармеец упал на спину, отчаянно крича от боли и страха и с ужасом глядя на японского офицера. А последний каким-то картинным, отточенным движением развернул меч острием вниз для добивающего удара… Но отчаяние придало Ушакову сил! И, уперев приклад трехлинейки в землю, Сергей поспешно направил ее на врага правой рукой, суетливо потянув за спуск.