Русь. Строительство империи 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 3

— Алеша, — буркнул я, хрипло, но с облегчением.

Он оскалился широкой, доброй улыбкой. Алеша, мой богатырь, которого Веслава натаскивала на лазутчика, живехонький стоял передо мной. Меч он небрежно за спину закинул, ладонь о штаны вытер и шагнул ко мне.

— Путь свободен, княже, — прогудел он, в его голосе звенела гордость. — Варягов этих я уложил. Шумные были, как бабы на базаре, а ловкости никакой.

Я кивнул и подошел к Веславе, присел, аккуратно подсунул руки под плечи и поясницу. Легкая она была, как перышко, но теплая — жизнь в ней держалась крепко. Прижал ее к себе, ощутил, как ее сердце слабо стучит.

— Ратибора бери, — бросил я Алеше, мотнув головой на тощую тушку у стены.

Алеша не спорил, подскочил, подхватил Ратибора, как куль с мукой и закинул на плечо. Тот застонал, его голова мотнулась, как у марионетки. Я двинулся к выходу.

Искра стояла в стороне, пялилась молча. Лицо ее побелело, губы в нитку сжала, будто ждала, что я сейчас приговор вынесу. Запах трав и дыма от ее плаща шибанул в нос, но я даже не замедлился.

— А с ней что, княже? — спросил Алеша, кивнув на Искру.

Я прошел мимо, не глядя. Ну ее к лешему, эту интриганку.

— Ничего, — буркнул я через плечо и мы потопали дальше.

Мой голос прозвучал холодно, аж самому не по себе стало. Пусть стоит там, думает, что хочет. Мне сейчас не до нее — Веслава на руках, Ратибор на плече у Алеши, вот что греет душу. Мы рванули к выходу, к лестнице, что вела наверх. Ступени — скользкие, будто кто их специально жиром намазал, факел позади остался, и свет его слабел с каждым шагом, пока тьма нас не обняла. Но я пер вперед, прижимая Веславу. За спиной пыхтел Алеша, будто быка взвалил.

Коридор узкий, стены давят, но там, наверху, воздух, свобода и мои ребята. Алеша по пути сообщил, что пленных дружинников самострельщиков он уже освободил, они уже отправились на подмогу нашим. Я шел, стиснув зубы и думал только об одном — выбраться.

Лестница кончилась, впереди замаячил серый свет. Мы выбрались в какой-то подвал, заваленный хламом: бочки старые, скамьи поломанные, обручи ржавые от колес валялись. Сквозь щели в потолке сочился утренний туман и я втянул его ноздрями, жадно, как кофе после бессонной ночи. Свобода пахла сыростью. Опустив Веславу на пол, прислонил ее к стене, глянул на Алешу. Он Ратибора рядом уложил, пот со лба смахнул и оскалился своей широченной улыбкой — ну чисто пацан, подстреливший ворону.

— Ну что, княже, живем дальше? — спросил он.

— Живем, — кивнул я, растягивая губы в ухмылке.

Веслава шевельнулась, глаза открыла и слабо мне улыбнулась, будто сказать хотела: «Не сдамся, княже». Ратибор дышал ровнее, хотя и не очнулся — бледный, но грудь ходила ходуном.

Выбрались.

Свобода встретила нас холодным туманом. Я стоял в этом подвале, среди бочек и ржавчины и пялился на Веславу, прислонившуюся к стене. Алеша хлопнул меня по плечу, ухмыляясь, будто мы не из темницы вылезли, а с гулянки вернулись.

— Ну, княже, теперь куда? — спросил он.

Я выдохнул и кивнул на щель в потолке, откуда пробивался серый свет.

— Наверх, — буркнул я. — Надо понять, где мы и что там творится.

Алеша спорить не стал, снова подхватил Ратибора, будто тот был пушинкой, а я помог Веславе подняться. Она стиснула зубы, оперлась на мое плечо и шагнула вперед. Рука ее дрожала, но держалась крепко — эта девушка из тех, что скорее сгинет, чем покажет слабость. Мы направились к шаткой лестнице из подвала. Я шел первым, поддерживая Веславу, а Алеша замыкал шествие, пыхтя под тяжестью Ратибора.

Наверху ветер ударил в лицо — резкий, с запахом дыма и железа, как после жаркой битвы. Мы выбрались во двор, окруженный низкими стенами из черного камня. Туман висел, словно занавес, но я разглядел очертания Новгорода — башни, частоколы, крыши теремов. Где-то вдали гудело, будто рой разбуженных ос, и доносились крики — глухие, но яростные. Битва, черт возьми. Я напрягся, навострил уши и взглянул на Алешу.

— Что там творится? — спросил я, кивнув в сторону шума.

Алеша прислонил Ратибора к стене, выпрямился, вытер руки о штаны. Улыбка его растянулась шире, глаза загорелись, как у меня, когда шеф обещал премию.

— Битва, княже, — прогудел он. — Добрыня с Такшонем штурмуют Новгород. Войска Свендослава отвлекли, как ты велел. Только вот засада: хан Куря ударил с тыла. Печенеги, чтоб их, навалились, как собаки на кость. Наши теперь зажаты между новгородцами и этими степными гадами. Рубятся так, что земля ходуном ходит.

Я замер. Добрыня и Такшонь попали в клещи. Хан Куря, этот степной гаденыш, опять вылез, как таракан из щели.

— А какого лешего ты тут, а не там? — хмуро спросил я на Алешу. — Ты же должен быть с Добрыней!

Алеша почесал затылок, будто я его отчитал за шалость, и ухмыльнулся еще шире.

— Так Веслава меня отправила, княже, — сказал он. — На переговоры с купцами с новгородского вече. Я теперь не только мечом махаю, но и языком трепать горазд — она меня натаскала. Пришел я к этим пузанам, слово за слово — и подняли они бучу. Полгорода уже за нами. Купцы Сфендослава ненавидят. А я им пообещал все что ты велел передать с гонцом. Ну, они и схватились за вилы да топоры.

Я моргнул, пытаясь уложить это в голове. Алеша — здоровяк, который одним пинком быка в нокаут отправлял, поднял мятеж? Купцы пошли против Сфендослава? Я глянул на Веславу, которая стояла рядом, вцепившись в стену. Она слабо кивнула, подтверждая, сил говорить у нее почти не осталось.

— Он дело говорит, — прохрипела она. — Я его отправила.

Я выдохнул. Полгорода в наших руках! Добрыня с Такшонем держат фронт, хотя и зажаты. Но как этот Куря, черт его дери, сюда пролез? И почему Сфендослав не раздавил этот бунт еще в зародыше?

— Алеша, а как так вышло, что Сфендослав купцов не углядел?

Алеша пожал плечами.

— Да кто ж его знает, княже, — буркнул он. — Может, он на тебя все силы бросил? Ты ж ему как заноза в пятке. Вот и проглядел, что у него под носом творится.

Я кивнул, логично. Сфендослав знал, что я полезу в терем, знал, как меня взять — заманил в ловушку, окружил варягами. Но что, если он все свои очки влияния — эту чертову валюту «Вежи» — спустил, чтобы меня прижать? Его система, жадная, как моя, могла сожрать все до последней крошки, оставив его слепым. Купцы, вече, мятеж — он мог просто не заметить, пока он за мной следил.

Я хмыкнул, и губы сами растянулись в усмешке. Если так, то Сфендослав ослаб, его войско дерется на два фронта, а город трещит. Алеша стоял рядом, готовый хоть сейчас рвануть в бой.

— Надо к нашим, — сказал я, выпрямляясь. — Добрыня с Такшонем держатся, но долго не протянут, если Куря их дожмет. А твои купцы, Алеша, — это наш клинок в спину Сфендославу.

Алеша кивнул, подхватил Ратибора, будто тот был мешком с картошкой, а я схватил Веславу. Мы двинулись через двор, пробираясь сквозь туман к звукам битвы.

Туман редел, и я уже видел узкие, кривые улицы, дома жались друг к другу. Крики битвы гремели все громче, звон металла резал уши. Где-то там Добрыня рубился с новгородцами.

Мы пробирались по узким улочкам Новгорода, мимо домов с закопченными стенами. Крики битвы слышались все ближе.

Я шел, зубы стиснув, и думал про Алешин рассказ. Добрыня с Такшонем бились с новгородцами, а Куря вцепился в них с тыла. Купцы подняли бунт, захватив полгорода.

— Алеша, — буркнул я, не оборачиваясь, — твои купцы крепко держатся? Не разбегутся, если Сфендослав на них гаркнет?

Он хмыкнул, перехватывая Ратибора поудобнее, будто тот пушинка.

— Крепко, княже. Им Сфендослав как кость в горле теперь. То, как они согласились бунт поднять говорит о том, что обрызло им все это. Знали, что он может их найти и обезглавить. Да вот Добрыня вовремя атаку начал. А я им защиту, как ты велел пообещал, торговлю — они за это зубами держаться будут.

Веслава слабо кивнула, ее пальцы в мое плечо вцепились, как в перила на лестнице.

— Купцы — сила, — прохрипела она. — Прижмешь — сдадутся. Дай им волю — за тебя глотки врагам перегрызут.