1914 (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 2

А Сербия ультиматум не выполнит. Потому что ниточки заговора потянутся далеко… И тогда Австрия пригрозит Сербии войной. А тогда Россия пригрозит войной Австрии, мол, не смей обижать наших братьев-славян. А тогда Германия заступится за Австрию, она-де в своем праве, желая наказать подлых убийц.

На этом я свою лекцию заканчиваю.

— А дальше? Что было дальше, — спросил Петя, муж ma tante Ольги.

— Не было, Петр Александрович, а будет. Речь ведь не о свершившемся, а о том, чему только предстоит свершиться. Что будет дальше, вы узнаете из нового графического романа барона А. ОТМА, который в скором времени увидит свет.

— А, так это выдумка, — сказал Петя, как мне показалось, с облегчением. — Mystification!

— Он самый, мистификасьён и есть, — согласился я, и переступил черту. Ту, что мелом проведена по полу. Показывая, что представление кончилось.

Мне поаплодировали, но как-то задумчиво. Рассчитывали на что-то забавное, а получилось совсем не забавно. Тревожно даже получилось. Убийство особы императорской крови — тема слишком болезненная, чтобы над ней смеяться. Для Романовых болезненна, да и не только для Романовых.

Только я ведь не смеялся.

Ничего, главное — они запомнили. Пусть сейчас все это представляется им не самой удачной выдумкой маленького мальчика, но в июне вспомнят, а в июле задумаются.

Но до июля далеко. Целый май без шести дней. Целый июнь. Время неторопливое.

Мы всей семьей — в Ливадии. «Штандарт» на рейде, а охраняют нас с моря крейсеры «Алмаз» и «Кагул». И миноносцы тоже. По вечерам «Штандарт» и конвой включают иллюминацию, выглядит красиво, и немного таинственно. Иногда мы живем на яхте, но чаще на твёрдой земле. Оно как-то привычнее — на твёрдой. Мне привычнее. Но Papa и Mama любят яхту. Романтика!

Если любят, то почему не отправятся в настоящее путешествие? Если не в кругосветное, положение не позволяет оставить страну без присмотра надолго, то хотя бы вокруг Европы? Или вот сейчас, когда «Штандарт» на рейде, взять бы, да и отправиться с неофициальным визитом в Турцию. Нормализация отношений, установление добрососедских связей. Мол, соседушки, не хватит ли? Четыре века воюем, пора сменить пластинку, строить мир. Хотя бы попробовать для начала.

Что тут идти до Стамбула, который пока Константинополь? Сутки неспешно. До Синопа и вообще за ночь можно добраться. Но Турция это не только Синоп и Стамбул, Турция сейчас это и Дамаск, и Бейрут, и Багдад, и Иерусалим! Есть что посмотреть! А можно и дальше, в Египет, который захватили коварные англичане! Пирамиды, гробницы, храмы! И в Грецию — Парфенон. И в Рим. Да много куда можно. Было бы желание. И был бы мир.

Но я же вижу: Papa воевать не хочет, но войны особенно не боится. Если Александр Первый победил Наполеона, если Александр Второй присоединил Туркестан, да и у Китая изрядный кус оттяпал, неплохо бы и ему, Николаю, второму своего имени, показать, что не зря российская армия хлеб ест. А то всё войной с Японией попрекают. Зря попрекают: Япония напала коварно, врасплох, мы-то добрые, великодушные, а они злые и подлые. Ну, и далеко она, Япония. И вообще, это было давно. Многое изменилось, многое изменили, Papa сам и менял, вложив в армию собственные силы, и государственные средства. Теперь армия наша в мире первая и по саблям, и по штыкам. А уж русский солдат — это лучший солдат на земле. За царя-батюшку и Россию-матушку жизнь отдаст с радостью, а было бы у него девять жизней — все девять бы отдал.

Да, он в самом деле так думает, Papa. Солдаты на смотрах и маршируют ладно, и приветствуют славно, и обмундированы блестяще, на смотрах-то. И винтовки у них на зависть всему миру, а теперь и пулеметы есть. Нам бы ещё лет пять поготовиться, тогда и вообще красота будет! Он со мной часто об армии говорит, учит, что армия царю первая опора! Всегда приветлив и с нижними чинами, и с офицерами, о генералах и не говорю. Дежурного за стол с собой сажает, если, конечно, обстановка позволяет. Я чай пью, и ты чай пей! С французской булкой и вологодским маслом!

Да только пустое это.

Ах, как я жалею, что мало знаю! Нет, я учился не плохо, даже хорошо учился, можно сказать, и отлично, но — всему понемножку. Серная кислота аш два эс о четыре. Угол падения равен углу отражения. Квадрат суммы двух чисел равен сумме их квадратов плюс их удвоенное произведение. История тоже представлялась в виде коротенькой экскурсии. Что по нынешним учебникам, что по старым, бабушкиным, советских времен. В этих учебниках о царе вскользь, о царской семье ещё меньше, а уж об окружении — родственниках, министрах, и прочем люде вообще почти никак. Ну, Столыпин разве что, так Столыпина давно убили. А Распутина убьют. Когда — не помню.

И о Первой Мировой в учебниках тоже скороговорочкой. Особенно в советских. Мол, никчемушный царь, бездарные царские генералы, и тэ дэ, и тэ пэ. Ну да, конечно. В чате был один, с ником «сомневающийся», он всё время вопросы задавал неудобные. Почему, к примеру, Ригу сдали только после свержения царя, а в сорок первом — на восьмой день войны? Как это так? Кто, по факту, никчемушный?

И потому я последние месяцы много читал. Чтобы понять, кто есть кто, и что есть что. До роли Англии как поджигателя грядущей войны, дошёл своим умом. Нет, конечно, там, в двадцать первом веке, это известно, ну, я так думаю. Из документов, из учёных трудов. Но я-то этого не знал. Не интересовался я историей. Где Первая Мировая, и где я, думал. Да даже и не думал. Я вообще о Первой Мировой знаю в основном по роману Гашека о бравом солдате Швейке. Для человека двадцать первого века этого достаточно, но для человека тысяча девятьсот четырнадцатого года, да ещё наследника престола — маловато.

Тем временем зал проветрили, и пригласили всех на кинематограф.

Фильма забавная: бегают, прыгают, спотыкаются и падают. Поначалу мне было странно — не цветное, без звука, а потом ничего, привык. И смеюсь вместе со всеми. Когда смотришь не в одиночестве, тет-а-тет с с ноутбуком, а в компании, кино несравненно лучше. Интереснее, смешнее, веселее. А звук, что звук? Для звука есть рояль.

— Ты о каком романе говорил? — вполголоса спросила меня Татьяна. Она среди сестер считается главной писательницей, и мои слова о новом графическом романе барона А. ОТМА её удивили, и, похоже, задели.

— Была у меня идея… — сказал я, проведя пальцами по воздуху. — Теперь вижу — неудачная. Сейчас не время для военных романов. Да и что я в этом понимаю? Потому нет, никакой войны. Будем сочинять что-нибудь повеселее.

— А о чём?

— Прежняя повесть у нас была для мальчиков, так?

— Ну да.

— А теперь нужно для барышень что-нибудь сочинить. Тут уж вам и пяльцы в руки.

— Скажешь тоже, пяльцы… — фыркнула Татьяна.

— Тогда сабли. Что хотите, то и берите. Сокровищница наша велика и обильна, есть и ковер-самолет, и шапка-невидимка! Даже Машина Времени есть!

Мы сидели в отдельном, «детском» уголке, чтобы никому не мешать. И подальше от табачного дыма: взрослые были отчаянными курильщиками. И милостивые государи, и милостивые государыни. И хотя идеи о вреде табака носились в воздухе, однако многие считали, что курение полезно. Развивает легкие, убивает микробов. Если выступал пианист или балалаечник, или певец, или драматический артист — курение было исключено. Неуважение к артисту недопустимо. Но смотреть кинематограф — это же совсем другое!

Я смотрел, смеялся, а сам остывал. Потому что выступление было моим шансом. Кто послушается маленького мальчика? Никто. Но если устами маленького мальчика говорит Некто… Беда в том, что знал я о будущем мало. Крайне мало. Но о выстреле в Сараево знал. Из книжек, из фильмов. И этот выстрел был и моим, пожалуй, единственным выстрелом. Нужно было не промахнуться. И вот я выстрелил. Вдолгую.

Когда гости разошлись, Papa позвал меня:

— Алексей, мне нужно с тобой поговорить. Нет, не здесь. Пройдём в кабинет.

В кабинет — это серьёзно. До журчания в животе серьёзно. Никаких поводов особо волноваться у меня нет, но…