1914 (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 15

Papa полистал — сначала из вежливости, потом с интересом, а потом, переменив планы, начал читать наш роман. Он читает, а мы разглядываем иллюстрации. Их много, иллюстраций, есть на что посмотреть.

— Продолжение следует, — прочитал Papa последнюю строчку и посмотрел на меня. — И когда же прикажешь ждать?

Видно было, что «Тайна…» захватила его. Он любит приключенческие романы. Гоголя любит, Пушкина любит — он их тоже считает мастерами острого сюжета. Один «Вий» чего стоит! А «Гробовщик»? А «Выстрел»? А «Дубровский»? А вершина, «Капитанская дочка»?

— Ждать, любезный Papa, до августа. В начале августа выйдет следующая книжка. Раз в месяц — чтобы и пресыщения не было, и не забыли, что в предыдущем выпуске происходило. А до августа будут допечатки первой книжки, чтобы всем хватило.

— Мне докладывали, что «Непоседа в Городе Солнца» читают в Париже и Лондоне, — сказал Papa.

— Читают, — вздохнул я.

— Ты не выглядишь счастливым, Алексей, а ведь это известность — твои книги читают за границей, переводят на иностранные языки.

— Позвольте уточнить, любезный Papa, книжки не мои, а барона А. ОТМА. Моего мёда там капля есть, не отрицаю, но трудились все. Малышку Запятую придумала Анастасия, к примеру.

— Тем лучше, тем лучше. Это же хорошо!

— Хорошо-то хорошо, любезный Papa, да ничего хорошего.

— Объясни, сделай милость.

— Россия не подписала Бернскую конвенцию, и потому наши книги не попадают под защиту произведений. Попросту, любезный Papa, их и переводят, и публикуют без нашего ведома. Без спроса. И гонораров нам не платят. На нашей работе наживаются французские и британские торгаши, а дальше, глядишь, и другие подтянутся — германцы, американцы и прочие шведы.

— Тебе денег не хватает?

— Деньги, заработанные собственными трудами, они такие… особенные. Это первое. А второе — ведь не у одного барона А. ОТМА крадут. Многие писатели не получают содержания от казны, живут заработком. И каждый неполученный франк, фунт или марка им очень бы и очень пригодились, ан нет! Они, торгаши, цап-царап, и тискают романы бесплатно.

— Да, — нахмурился Papa, — и в самом деле непорядок. Но ведь и наши издатели публикуют зарубежных авторов без гонораров!

— Что ж хорошего? Конечно, книгопродавцем выгоднее издавать Конан-Дойля или Кориела задаром, чем платить своим, русским авторам. Мне рассказывали: Кориела и прочих Ников Картеров переводят гимназисты по двадцати пяти копеек за страницу. Выпуск в сорок страниц — десять рублей, вот и все затраты. Переводы, понятно, ужасные, но чего ждать за двадцать пять копеек? А в результате читательский вкус портится, гимназисты привыкают к небрежной работе, иностранные авторы считают всех русских цап-царапычами — и нас тоже, любезный Papa, и нас тоже! В выгоде одни книгопродавцы, да и то лишь до поры. Воровство на длинной дистанции проигрывает. Своими трудами жить надёжнее. И почётнее.

— Да, тут нужно крепко подумать, — сказал Papa.

И тут прибыл дежурный, лейтенант Аксель:

— Ваше Императорское Величество, срочное послание из министерства! — и передал конверт.

Понятно, что срочное, раз побеспокоили в неурочный час, такого на моей памяти еще не бывало.

Кто, какое министерство стоит за посланием? Papa-то знает.

Он вскрыл конверт, достал лист бумаги, прочитал. Не вслух, нет.

Потом посмотрел на нас. На меня, на Mama, опять на меня.

— Австрия предъявила Сербии ультиматум, — сказал он тихо-тихо.

6 июля 1914 года, воскресенье

Вперёдсмотрящий

Я сидел под тентом, смотрел на берег и рисовал.

На «Штандарте» всё шло заведенным порядком. Подумаешь, переход в Кронштадт, задача не из сложных. Отплытие назначено на полдень, а пока есть время, Papa прощается с Тухольмом, крейсируя вдоль берега на байдарке. Любит он физические упражнения до чрезвычайности. Думаю, ему и марафон под силу. Немножко только потренироваться — и пробежит, да ещё славно-то как пробежит. На хороший результат.

Завтра прибывает французская эскадра, с Пуанкаре. Будут заверять Papa в вечной дружбе и преданности. К встрече французского президента нужно готовиться, глава государства, хоть и не монарх, и потому мы уходим из дивных шхер. То есть это для Papa и Mama они дивные, мне же порядком наскучили, да и сёстрам тоже. На берегу комары, оставаться же на «Штандарте», день за днём стоять на бочке в виду берега скучно. На бочке не я стою, на бочке стоит яхта. Бочка с виду бочка и есть, большая, цепью соединена с мёртвым якорем, не подведёт. А «Штандарт», стало быть, швартуется к бочке. Такова морская премудрость, освоенная мной среди прочих морских премудростей.

Сестры же пока катаются на качелях-каруселях, что установлены на берегу. Специально для нас установлены. Мне эти карусельки, скажу честно, неинтересны. Для малышей это, для детского сада. Да и побаиваюсь их немного — не так соскочишь, подвернешь ногу, а мне подворачивать ноги ни к чему. Пусть сёстры катаются. Вот она, жизнь принцесс во всей красе и роскоши! Качели да карусели, при том, что Ольга и Татьяна вполне уже взрослые барышни. Потому барон А. ОТМА для них — проводник в волшебную страну. Вроде Швамбрании, только много лучше. Или нет? Из Швамбрании вышел Кассиль. Хотя сейчас он в неё только вошёл. В моем двадцать первом веке кто его знает, Кассиля? И я бы не знал, если бы не домашняя библиотека бабушки.

Сижу, изображаю подводный город атлантидов. Не я придумал, Анастасия. Пусть, говорит. Раз есть подводная лодка, должен быть и подводный город. Древний, времен египетского Сфинкса, и даже раньше. Город затонул, а жители, кому удалось спастись, основали Египет. Чёрную Землю, Та Кемет.

Вот и изображаю Сфинкса под водой. А это непросто — пером и тушью передать толщу воды. Сосредоточен, стараюсь, даже язык слегка высунул.

Так полдень и встретил — с высунутым языком.

— Полдень, Ваше Императорское Высочество! Джентльмены пьют и закусывают! — сказал Михайло Васильич, ставя передо мной подносик с бокалом морковно-свекольного сока. И пёрышко зелёного лука на закуску.

— Благодарю, — сказал я. Фразу о джентльменах Михайло Васильич разучил по моей просьбе. По настоятельной просьбе. Убедил его довод, что Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич и Великий князь имеет право на прихоти.

Имеет, с этим Михайло Васильичу пришлось согласиться.

Закончив с крестьянским десертом (да-да, в меню это значится как «крестьянский десерт»), я вернулся к искусству. Тушь высохла, и я убрал подводный город в особую папку, переложив папиросной бумагой для вящей сохранности. Принялся за новую работу, над которой думал весь вчерашний вечер.

Тут тщательность не требовалась, напротив. Раззудись, плечо, размахнись рука!

Я, конечно, не косарь. Цесаревичи мы. Но к назначенной минуте — успел.

Вся Императорская Фамилия высыпала на палубу — посмотреть, как будет уплывать берег.

Сестрички исполнили заготовленный сюрприз — песню «По морям, по волнам». Я дирижировал — размахивал руками. Молча, такой у нас уговор. Сёстры, конечно, меня любят, но меня, а не моё пение.

Снялись с бочки и пошли в Кронштадт. Малым ходом. Mama и сестрицы утирали слезы батистовыми платочками. Papa, утешая всех, говорил, что мы вернемся, мы обязательно вернемся, как только закончится визит французов, но видно было — он и сам не очень-то себе верит.

Новые виды, свежий ветерок и предчувствие родного дома потихоньку всех успокоили, слезы высохли, и жизнь вошла в обыденную колею.

Я вернулся к столу, ко мне подошли остальные. Какое-никакое, а развлечение — посмотреть, что я изобразил.

— Это… Это что такое? Это зачем? Для твоей книги? — Papa не знал, что ему делать с увиденным.

— Это? Мне ночью приснился дедушка, я и нарисовал, пока помню. Сны разные бывают. Одни помнятся долго, всю жизнь, другие исчезают как утренний туман.