Демонология по Волкову. Сноходцы - Тимошенко Наталья - Страница 3

– Зачем тебе это? – спросила она, изучая в полутьме его профиль.

– Что именно? – поинтересовался он, по-прежнему разглядывая через мутную пленку мрачный сад.

– Ловить демона.

Правая бровь Леона, которую Алиса видела, взлетела вверх.

– Он не закончил даже второй ритуал. Не говоря уже о третьем. Он убьет еще десять человек.

– И что? Разве тебя это волнует? Разве он не из твоей компании?

Бровь вернулась на место. Леон сделал очередной глоток из бокала, потом подумал, залпом допил остальное.

– Нет, не из моей, – ответил холодно. – Все то, что я делал эти два месяца, в течение которых ты была моей помощницей, Алиса, я делал не для того, чтобы впечатлить тебя. Я поступал так, как поступал всегда: чьи-то души продавал, получая за это деньги, кому-то помогал бесплатно, потому что хотел.

– Надо же, какое благородство, – сквозь зубы процедила Алиса.

– Я обманывал тебя, – продолжил Леон, будто не услышал ее слов, – но это не значило, что я обманываю всех остальных. Спортзал в левом крыле.

Алиса непонимающе моргнула.

– Спортзал?

– Тебе нужно куда-то выплеснуть свою злость, – пояснил Леон. – Ты, конечно, хотела бы побить меня, но знаешь, что это чревато, а потому едва ли рискнешь. В спортзале есть груша, беговая дорожка, или как ты привыкла сбрасывать напряжение?

– Пошел ты!

– Я буду ждать тебя в столовой. Сорока минут тебе хватит?

Алиса рывком открыла дверь и, уже заходя в дом, показала Леону средний палец. Глупый, совершенно детский жест, но она не смогла удержаться. Он прав: злость душила ее изнутри, грозила разорвать на мелкие кусочки. Алиса хотела кричать так, чтобы саднило горло, топать ногами и совершенно точно – кого-нибудь побить. Леон угадал верно: она хотела бы побить его, но едва ли рискнула бы. И оттого, что он прав, она злилась еще сильнее.

Приятель – тренер по боксу – учил Алису правильно бить. Чтобы причинять максимальный ущерб сопернику, но и самой не остаться без рук. Сейчас Алиса не хотела помнить его уроки. Она лупила несчастную грушу с таким остервенением, что в голове не оставалось ни одной мысли. Била, не представляя никого конкретного на ее месте, просто выплескивала все, что накопилось за последнее время. Нелюбовь матери, смерть Миры, предательство Леона, несдержанность Матвея, ненависть Вики… Все, что душило ее болью, превратилось в ненависть и выплескивалось хаотичными ударами по тяжелой груше.

Ненавижу!

Ненавижу!!

Ненавижу!!!

Алиса остановилась лишь тогда, когда уже не смогла поднять руки. Костяшки пальцев были не просто сбиты, они превратились в кровавое месиво. Предплечья до локтей пульсировали болью, щеки горели от непривычных соленых слез. Алиса обхватила грушу, прижалась к ней лбом и едва ли не впервые в жизни позволила себе заплакать. Затем оттолкнула грушу от себя, легла на пол, уставилась невидящим взглядом в потолок. Руки продолжали болеть, но слезы уже не катились по щекам, а в груди стало чуть больше места. Алиса снова начала чувствовать себя живым человеком, а не раздавленным бетонной плитой пятном.

Когда она в последний раз плакала? Должно быть, лет в восемь, когда только-только оказалась в интернате. Она тогда говорила всем, что мама ее вот-вот заберет обратно, а другие дети жестоко смеялись и объясняли, что никто ее не заберет. В какой-то момент Алиса и сама поняла это. И тогда она пообещала себе, что никогда не сдастся. Будет счастлива вопреки всему.

Она не имеет права сдаваться сейчас. Она должна той восьмилетней девочке. Это ее жизнь. И она никому не позволит себя сломать.

Оттолкнувшись от пола, Алиса встала. Повернула зеркало, обычно висящее отражающей стороной к стене, взглянула на себя. Лицо опухло, перемазано слезами и кровью. Но глаза снова горят. Пусть и выглядят крайне устало. Алиса не спала уже больше двух суток, это объяснимо.

Быстро ополоснувшись в душе, Алиса зашла в столовую. За то время, что она провела в спортзале, Леон успел вытащить из холодильника кое-какую еду, оставленную заботливой Тамарой Ильиничной, и приготовить два стакана с чем-то зеленым, напоминающим не то густой сок, не то кашу.

– Возьми, – один стакан он подтолкнул к Алисе.

– Что это? – спросила та.

– Зеленый смузи. Тебе надо восстановить силы. – Леон проследил за взглядом Алисы, которым она смотрела на его стакан, пояснил: – А мне протрезветь.

Алиса взяла странную смесь, принюхалась.

– Он зеленый, потому что там сельдерей или вода из болота?

Леон хмыкнул.

– Я бы не стал травить тебя водой из болота.

– Я нужна тебе здоровая? – не удержалась Алиса. – Иначе ритуал не пройдет?

Леон проигнорировал ее слова.

– Там банан, шпинат и апельсиновый сок. Ну и еще кое-что из секретных ингредиентов, но поверь, у меня нет надобности причинять тебе вред.

Алиса отхлебнула из стакана. На вкус смузи был полная дрянь, но она допила до конца. И лишь тогда почувствовала, как голодна. Когда она ела в последний раз? Кажется, еще позавчера…

– Зачем ты уволил всех? – спросила она, впиваясь зубами в бутерброд с ветчиной.

– Тебя это не касается, – последовал ответ.

Леон, в отличие от нее, пил свой напиток потихоньку, маленькими глотками. На Алису смотрел равнодушно, говорил спокойно. Алиса разглядывала его и не узнавала. Это был совершенно не тот Леон, которого она знала. Не тот, что спорил с Антоном из-за нее, что дарил ей карандаши. Не тот, что, рискуя собой, искал Мирославу в снежном лесу.

Теперь он настоящий, догадалась Алиса. Именно такой, каким был всегда, пока я не появилась в его доме. Пока ему не понадобилось влюбить меня в себя. Влюбилась бы я в этого страшного, циничного колдуна? Если и влюбилась бы, то явно не так быстро. А у него не было времени.

Алиса могла бы увидеть подвох еще давно. Ведь она знала о влиянии души на характер и чувства человека. Знала, что души у Леона нет. Он сам сказал ей. У него нет души, а потому едва ли он может что-то чувствовать. Холодное равнодушие, арктическое спокойствие – вот настоящий Леон Волков.

Он не скрывал. Но она уже была влюблена и ничего не хотела замечать.

– Если ты поела, то пойдем, – сказал Леон, поднимаясь.

Он повернулся к ней левым боком, и Алиса увидела то, чего не замечала раньше: между виском и затылком на его голове виднелась чудовищная рана. С корками запекшейся крови, почерневшей кожей и сожженными волосами вокруг. Алиса вспомнила непонятную штуку на полу библиотеки, след от огня на полу.

– Что это? – с ужасом спросила она.

Леон непонимающе посмотрел на нее, но быстро догадался, что она имеет в виду.

– Метки больше нет, – просто сказал он.

– Кто это сделал? – выдохнула Алиса, на мгновение забывая, что перед ней уже не тот Леон, которого она хотела спасти во что бы то ни стало. Забирала тьму, рискуя собой, только бы он выжил. Того Леона нет и никогда не было.

Он посмотрел на нее, по лицу скользнуло недовольство.

– Это тебя тоже не касается.

Алиса вдруг поняла, что он сделал это сам. Но он прав: ее это не касается.

– Хорошо, тогда ответь мне на вопрос, который меня точно касается: ты собирался сказать мне, что ритуал я не переживу? Если бы у тебя все получилось, если бы Софи мне ничего не рассказала. Ты собирался сказать мне перед ритуалом, что я умру? Или обставил бы все так, чтобы я думала, что это не опаснее, чем забирать у тебя тьму?

Леон молчал несколько секунд, затем сказал все тем же ровным тоном:

– Нет. Конечно же, я не собирался тебе говорить. Ты не согласилась бы, если бы знала. Пожертвовать собой без раздумий может лишь мать ради своего ребенка. Уж точно не женщина ради мужчины, которого знает два месяца. Ну, на тот момент было бы три-четыре. Если твое любопытство удовлетворено, идем. У нас мало времени.

Как же плохо ты меня знаешь…

Алиса сжала зубы, снова посмотрела на то место, где больше не было защитной метки.

– Сколько?