Мэтр Захариус [Старый часовщик] - Верн Жюль Габриэль - Страница 6

— Да, но в то же время он изобрел такие машины, которые сами передвигаются и исполняют работу живого человека.

— Разве сыны дьявола могли бы изобрести такие железные часы, как те, что находятся в Андернаттском замке? По своей дороговизне они не могли быть приобретены нашим городом. Каждый час на них появляется мудрое изречение, следуя которому человек, без сомнения, попадает в рай. Разве это может быть сделано чертом?

Это замечательное произведение искусства, за которое мэтра Захариуса превозносили некогда до небес, приписывалось, однако, тоже влиянию колдовства. Однако посещение стариком церкви св. Петра должно было все же заставить умолкнуть злые языки.

Мэтр Захариус, забыв, вероятно, о своем обещании, вернулся в мастерскую. Разуверившись в возможности возвратить к жизни все эти часы, он задумал делать новые. Он забросил починку в принялся доделывать начатые им ранее хрустальные часы, которые были действительно удивительным произведением искусства; но как он ни старался, какие предосторожности ни принимал, употребляя тончайшие инструменты, наилучшие рубины и алмазы, — часы треснули и развалились, как только он начал их заводить.

Старик скрыл этот случай от всех, даже от дочери; но с этой минуты жизнь его стала угасать. Это были уже последние раскачивания маятника, становившиеся все медленнее и медленнее. Казалось, закон тяжести, влияя непосредственно на старика, увлекал его непреодолимо в могилу.

Наконец наступило столь горячо ожидаемое Жерандой воскресенье. Погода была прекрасная, воздух теплый и живительный. Женевские жители наполняли улицы, радуясь возвращению весны. Жеранда под руку со стариком направилась к церкви св. Петра, а Схоластика шла сзади, неся молитвенники. Все смотрели на них с любопытством. Старый часовщик шел послушно, как ребенок, или, вернее, как слепой. Прихожане были видимо поражены, когда увидели его входящим в церковь, и многие даже отшатнулись от него.

Обедня уже началась. Жеранда пошла на свое обычное место и встала на колени в глубоком умилении. Мэтр Захариус остановился рядом с ней.

Служба шла с величавой торжественностью, отвечавшей непоколебимой вере того времени, но старик не верил. Он не просил у Неба милосердия во время скорбных возгласов, не восхвалял небесное величие во время пения «Gloria in excelsis»; чтение Евангелия не отвлекало его от повседневных дум, и он забыл даже присоединиться к общему чтению «Credo». Гордый старик стоял неподвижно, немой и бесчувственный, как статуя; даже в торжественную минуту, когда зазвонил колокольчик, возвещая великое таинство пресуществления, он не наклонил головы и посмотрел в упор на святую жертву, высоко поднятую священником над головами верующих.

Жеранда взглянула на отца, и горькие слезы потекли из ее глаз.

В это время церковные часы пробили половину одиннадцатого. Мэтр Захариус быстро обернулся, взглянув на это еще живое свое произведение. Ему показалось, что часы смотрели пристально на него, что цифры на них горели, точно раскаленные, и что стрелки распространяли электрический свет.

Обедня отошла. По принятому обычаю «Angelus» должен был быть отслужен ровно в двенадцать часов, и все молящиеся не уходили, ожидая, чтобы часы пробили полдень. Через несколько минут молитва должна была вознестись к Пресвятой Деве.

Но вдруг раздался резкий звук. Мэтр Захариус вскрикнул…

Минутная стрелка, дойдя до двенадцати, вдруг остановилась, и часы не пробили…

Жеранда бросилась к отцу, упавшему навзничь; его уже выносили из церкви.

— Это конец! — говорила Жеранда, рыдая.

Мэтра Захариуса принесли домой и уложили в постель в бесчувственном состоянии. Жизнь, казалось, еще витала над его телом, как дымок не совсем погасшей лампы.

Когда он пришел в себя, он увидел наклонившихся над ним Обера с Жерандой. В эту торжественную минуту будущее раскрылось перед ним. Он увидел свою дочь одинокой, без поддержки.

— Сын мой, — сказал он Оберу, — я отдаю тебе мою дочь. — И он поднял руку, благословляя молодых людей у своего ложа смерти.

Но в ту же минуту мэтр Захариус приподнялся. Ему вспомнились слова маленького старичка.

— Я не хочу умирать! — закричал он с озлоблением. — Я не могу умереть! Я, мэтр Захариус, не имею права умереть!.. Книги мои… счета!..

И, прокричав это, он вскочил с постели и бросился к книге, в которой были записаны имена покупщиков и предметы, им проданные.

— Вот, вот!.. — сказал он, — эти железные часы, проданные Питтоначио. Это единственные, которые мне еще не были возвращены. Они существуют! Они ходят! Я разыщу их, буду так ухаживать за ними, что смерть не коснется их!

И он упал без чувств.

Обер в Жеранда, встав на колени около старика, стали молча молиться.

Прошло несколько дней, и мэтр Захариус, этот полумертвый старик, под влиянием сильнейшего возбуждения, встал с постели и вернулся к жизни. Он был весь проникнут гордостью. Но Жеранда не ошиблась. Тело и душа ее отца погибли навеки.

Старик принялся собирать последние оставшиеся деньги, нисколько не заботясь о ближних. Он выказывал поразительную энергию, все время двигаясь, обшаривая все углы и бормоча какие-то непонятные слова.

Однажды утром Жеранда, сойдя в мастерскую, не нашла там своего отца.

Она прождала его целый день, но он не вернулся, Жеранда выплакала все свои слезы, но так в не дождалась отца.

Обер, искавший его по всему городу, пришел к заключению, что старик их покинул.

— Разыщем отца! — вскричала Жеранда, когда молодой человек сообщил ей свое предположение.

— Но где может он быть? — удивлялся Обер.

Вдруг у него мелькнула догадка. Он вспомнил последние, сказанные мэтром Захариусом слова. Старик только и жил мыслью о тех железных часах, которые ему не были возвращены. Наверное, мэтр Захариус отправился их искать.

Обер сообщил свою догадку Жеранде.

— Поищем в книге, — сказала она.

Они спустились в мастерскую. Раскрытая книга лежала на столе. Все часы, сделанные когда-то старым часовщиком и отданные ему потом обратно, были зачеркнуты, — все, кроме одних.

«Проданы господину Питтоначио железные часы, с боем и движущимися фигурами, в его замок в Лидерватте».

Это и были те часы с изречениями, которые так восхваляла Схоластика.

— Вероятно, отец там! — вскричала Жеранда.

— Поспешим туда, — ответил Обер, — мы, может быть, еще спасем его!..

— Если не для этой жизни, то хоть для будущей, — прошептала Жеранда.

— С Богом, Жеранда! Замок Андернатта находится на расстоянии каких-нибудь двадцати часов от Женевы. Идемте же.

В тот же вечер молодые люди, в сопровождении Схоластики, шли пешком по дороге вдоль озера. Они сделали ночью пять лье, не останавливаясь ни в Бессинже, ни в Эрмансе, где возвышается знаменитый Майорский замок. Они с большим трудом перешли вброд Транзский поток. Всюду они расспрашивали о мэтре Захариусе и убедились вскоре, что напали на его след.

На следующее утро они достигли Эвиана, откуда взору открывается пространство на двенадцать лье. Но молодые люди не обратили внимания на красивый ландшафт.

Они продвигались вперед, влекомые сверхъестественной энергией. Обер, опираясь на палку, поддерживал то Жеранду, то старую Схоластику. Все трое вслух выражали свои надежды и опасения, продолжая идти по этой чудной дороге, окаймляющей озеро и сливающейся вдали с высотами Шале. Вскоре они дошли до Бувере, в том месте, где Рона впадает в Женевское озеро.

За этим городом они покинули берег и вступили в гористую местность, немало затруднявшую их путь. Вионназ, Шессе, Коломбей, — эти полузаброшенные деревеньки — остались вскоре позади. У них начинали дрожать колени и болеть ноги от острых камней, покрывавших почву, точно гранитные кустарники. Нигде ни малейшего следа мэтра Захариуса.

Однако надо же было его найти, и молодые люди не отдыхали ни в уединенных хижинах, ни в замке Монтей, принадлежащем Маргарите Савойской. Наконец, уже под вечер, изнемогая от усталости, они добрались до пустыни Сикстинской Божьей Матери, возвышающейся на шестьсот футов над Роной и лежащей у самого основания Дан-дю-Миди.