Олень (СИ) - "Mr.Eugene" - Страница 8

Всё. Я прислонился лбом к толстому и холодному стеклу, а мой мозг сказал своё решительное «я подремлю, а ты вертись как хочешь», и отказался работать. Само по себе это не страшно, и я уже не раз оказывался в ситуации, когда сил хватало только на то, чтобы дотащить себя до какой-нибудь мягкой горизонтальной поверхности и уснуть. Страшно это было вкупе с тем, что усталость не сопровождалась желанием спать, ведь я оставался без двух своих спасательных кругов — сна и трудоголизма. Нетрудно понять, что начало лезть мне в голову, когда я вернулся из мира наполеоновских планов и огромных массивов информации. Тоска и сомнения, и прячущийся за последними страх. Они снова начали поднимать голову, да ещё и окрепли, суки, пока я старался их игнорировать.

Сомнения… они есть. Безусловно. Какие к чёрту престолы? Корона? Полевые кухни? Реформы армии? Я просто любил историю и много читал, иногда бутафорно участвовал, трансформируясь в почтенного диванного эксперта. Организация и управление? Я чем-то крупнее среднего бизнеса, компании единомышленников, и роты бойцов не заведовал. Хватит ли мне знаний и понимания ситуации, чтобы всё это провернуть… или же я просто провалюсь, чтобы какой-нибудь умник через сто лет учёл мои ошибки? Хватит ли воли продавить реформы через скепсис, да ещё и так, чтобы всё прошло успешно? Хватит ли времени? Не лучше ли просто хапнуть золота, уйти в тень и просто дожить своё в компании вина и нимф, ну или хотя бы чего угодно горячительного и шлюх? Да и… переквалифицироваться из человека, который жил по принципу «живи и радуйся сам и не сношай мозг другому», в лорда, крутящего шестерёнки истории, в которых «перемелются» тысячи людей, и волей-неволей оставляющего за собой шлейф не только реформ, улучшенных условий жизни и благодарных подданных, но и мертвецов, калек, вдов, сирот, банкротов? Это мощно.

Но это ведь даже не самое страшное, ведь все эти мысли глушатся в какой-то степени Ренли. Его опыт, его знания, самоуверенность и характер — все они вылезают достаточно часто и сильно, что, думаю, спасало меня в первые дни и недели в этом мире чаще, чем мне хотелось бы признать. С чем Ренли помочь не может, так это с моей «прошлой» жизнью. Я — всё ещё я. Когда я думаю о своём прошлом, то вспоминаю в первую очередь не что-то из Вестероса, а своих старых друзей, пусть бывших, но жён, детей. Особенно детей. Я скучаю по ним больше, чем когда-либо. Это даже хлеще, чем авария, после которой меня врачи еле вытянули и потом ещё полгода на ноги ставили, и прочие случаи, когда пушистый зверёк прошёлся слишком близко. Тогда было страшно, тогда боялся, что их уже не увижу, но это балансилось как-то тем, что я должен что-то делать, чтобы этого не допустить (и всё-таки допустил, да ещё и по дурости). А сейчас? Сейчас пути назад и нет. Не увижу. Никогда. Даже не узнаю, что с ними и как они.

От, мягко говоря, упаднических настроений меня отвлёк скрип. Служанка, ласточкой залетевшая в зал, стала убирать прогоревшие свечи и ставить на их место новые. Делая своё дело, она спешила, чтобы не отвлекать милорда от важнейших (ну, а как иначе?), дел.

— Постой. — Я решил внести пару изменений в её планы.

Девушка резко остановилась, повернулась ко мне и слегка склонилась, опуская взгляд к полу. Передо мной стояло дивное создание лет эдак семнадцати-восемнадцати, с красивым личиком, пухлыми губками, и светлыми волосами, выбивавшимися из-под чепца. Изучать дальше я должен был бы постесняться, но когда нашего брата это останавливало? Грудь как минимум третьего размера первой приковала взгляд, а там уже виделась общая картина — красивая, аккуратная фигура, что для этого времени и места было редкостью, ибо почти каждый четвертый в небогатой семье переболеет рахитом, отчего фигуры у многих людей… специфические.

— Как тебя зовут?

Я подошёл поближе, бесцеремонно вторгаясь в её личное пространство. В топку моральную сторону вопроса и туда же чёртово уныние. Ночь, комната, завалявшаяся где-то бутыль, милая девчушка.

— Синди, милорд. — Она подняла на меня свои глазки, но, встретившись со мной взглядом, испугалась и снова уставилась в пол, жутко при этом краснея.

— Не стоит зажигать новые свечи, Синди. Я уже закончил работать.

— Как скажете, милорд. — Снова робкий взгляд.

— Синди, хочешь вина?

Глава 5

Я отложил письмо, которого я очень долго ждал, и которого, врать не буду, боялся. Я только собирался отобедать, как ко мне привели слегка запыхавшегося посланца, который передал мне его в запечатанном тубусе. Вот так вот, несколько минут назад завершился четырёхмесячный период моего ожидания. Четыре месяца я ждал это письмо. Уже четыре месяца я — Ренли Баратеон.

Синди, ставшая моей личной служанкой и чуть ли не официальной любовницей, руководя слугами, накрывала мой обеденный стол. Отношения у нас сложились довольно неплохие, для сиятельного лорда и простолюдинки. Она девочка умная, не борзеет и не лезет туда, куда не стоит, а я в свою очередь не скуплюсь на её содержание. Синди — дочка обедневшего купца, чья сестра и пристроила её в Предел. Ну, а слух… нет, скорее новость о том, что лорд спит со служанкой, не вызвала никаких негативных эмоций даже у родни девчонки, ну ещё бы, а Пенроз явно вздохнул с облегчением. Кортни, знавший Ренли с малолетства, прекрасно видел специфические наклонности последнего, и подобные перемены не могли его не радовать. Вот только появилась при моём дворе персона, ставшая ревновать меня к бедненькой служанке, но об этом позже.

За четыре месяца я, к своему удивлению, успел многое. Вести о создании гвардии грандлорда Штормовых земель быстро облетели как округу, так и некоторые отдаленные места, после чего в Штормовой Предел потянулись рыцари и латники. Сперва это выглядело как чуть живой ручеёк (в то время можно было провести ножом по воздуху и отрезать себе кусочек скепсиса консервативно настроенных личностей), но буквально за пару недель он на моих глазах перерос в стабильный и достаточно сильный поток, тянувшийся к нам как со Штормовых земель, так и с других регионов. Разумеется, предпочтение я отдавал штормовчанам. Основной критерий при первоначальном отборе — военное снаряжение не хуже определенного стандарта, а в идеале ещё и лошадь. Ну, а второе условие (оно же и самое важное), которое определяли уже в процессе — это неукоснительное выполнение приказов. Невыполнение приказов «неукоснительно», каралось вплоть до того, что можно было перечеркнуть себе потенциальную карьеру. В общем, во главе угла была поставлена железная дисциплина, за которой последует уже вагон разных мелочей. Естественно, с таким подходом не могло не возникнуть своих затруднений. Многие из наиболее знатных и богатых начинали качать права и отказывались служить бок о бок с сержантами или худородными дворянами, за что гнались в итоге взашей. Оставшиеся распределялись по копьям, в зависимости от имевшегося у них обмундирования, десяткам и сотням. Те же безлошадные записывались в пехтуру и в арбалетчики.

Не сказать, что от моих идей тот же Пенроз пришел изначально в восторг. Он знал, на каком фундаменте стоит армия и прекрасно понимал, как сильно придётся раскошелиться на эти мероприятия (особенно в первое время), но задумки он в итоге оценил. Я вижу в его глазах уважение и теперь точно уверен, что это не мой зашкаливший оптимизм. Что до сира Кортни, то он с большим энтузиазмом взялся за исполнение моих прожектов и быстро подобрал капитанов и лейтенантов в роты. А кашеварным и санитарным комплексами занялся уже я сам вместе с мейстером Молисом.

Также вставали и решались новые кадровые вопросы. Капитаном кавалерийской роты, которую прозвали Штормовой гвардией, по ходатайству Пенроза стал сир Генри Лонмаут (двоюродный дед нынешнего лорда Лонмаута), опыт которого более чем соответствовал предложенной должности. Всё-таки он — человек, который воевал с четырнадцати лет, и которого куда только ни заносили ветра приключений и злоключений. Седобородый одноглазый мужчина уже почти отживший полвека… надо сказать, что видок у него под стать биографии. Капитаном сводной пехотно-арбалетной роты стал сир Михель Венсингтон, очередной «старожил», или, лучше сказать, гордый сын своего времени, который начинал служить пажом ещё моему отцу, Стеффону. Он показал себя отличным пехотным командиром во время восстания Роберта Баратеона и восстания Грейджоев. Сир Генри и сир Михель — мужики опытные и понятливые, они быстро сообразили, чего от них хотят, так что, прибыв в Штормовой Предел по просьбе Пенроза, они принесли клятву верности и со всем должным рвением ринулись муштровать подчиненных, а рвения ожидать очень даже стоило. Оба они были небогаты, имели несколько клочков земли по милости родственников и не имели прав на титулы или другие земли своего дома. Да ещё и в возрасте. Да ещё и что у первого, что у второго есть дочки, которых надо бы пристроить. Так что призыв послужить своему лорду, да ещё и за приличную денежку, они приняли за честь и возможность, которую они не посмели упустить.