Здравствуй, папа, Новый год! - Филимонова Лина - Страница 5

– С глазками!

Это она про помидоры черри.

– Я помогу.

Михей моет помидоры, огурцы и зелень. Я взбиваю яйца с молоком и разогреваю сковороду. Маша раскладывает на столе конфеты.

Это так странно!

Кто бы мне показал сегодня утром эту картинку, я бы решила, что это сон или бред.

Я и Михей! На одной кухне! Вместе готовим. То и дело сталкиваясь локтями, задевая друг друга бедрами, переглядываясь. Я – сердито. Он – с иронией.

Я раскладываю омлет по тарелкам, быстро съедаю свою порцию, наливаю чаю Маше и Михею.

И – ухожу.

– Ты куда? – раздается за спиной голос Михея.

– Я в душ. А вы тут ешьте “Мишек на севере”.

Я просто не могу находится с ним в одном помещении! Я больше не в состоянии выдерживать это напряжение!

Да, есть определенный риск оставлять Михея одного с Машей. Она может выболтать ему все, что угодно.

Ну а что мне скрывать? Вся моя жизнь как на ладони. Я одинокая мама, воспитывающая гиперактивного ребенка и пытающаяся зарабатывать удаленной работой. Чтобы больше времени проводить с дочкой, которая часто болеет.

Моюсь максимально долго. Промываю волосы, тру себя мочалкой, потом намазываюсь кремом. Я даже сушу волосы феном, чего обычно не делаю сразу после мытья.

Потому что в приоткрытую дверь ванной слышу, что Михей еще здесь. Маша заставила его играть в магазин. Надеюсь, она не выпросила у него денег…

* * *

– Тебе пора, – решительно заявляю я, наконец, выйдя из ванной.

– Да, пожалуй… Ладно, Машунь, я пошел.

– За чемоданом денюжек? – невинно интересуется дочь.

– Да, – я упираю руку в бок. – Без чемодана денег не приходи! Вообще больше не приходи!

Последние слова я шепчу беззвучно, одними губами, но так, чтобы он понял.

И он понял!

– Приятно было познакомиться, – обращается Михей к Маше. А потом поворачивается ко мне. – Запишешь мой телефон?

– Зачем?

– Или давай я запишу твой.

– У меня тот же номер. Но звонить мне не надо.

Шесть лет не звонил, и теперь не звони!

– Маш, можно я возьму твой фломастер? И листок бумаги.

Маша приносит ему то, что он просит. Он записывает номер. И вешает его на холодильник, закрепив магнитом.

– Звоните, – обращается к Маше.

– Договорились, – кивает она.

– Я, вообще, в горах остановился, тут не очень далеко. Собираюсь на лыжах покататься с друзьями.

Не интересно! – всем своим видом даю понять я. И тесню его к двери.

– Пока. Было приятно… – начинает он.

– Нет!

Я захлопываю дверь перед его носом.

И, на всякий пожарный, выключаю звук домофона. Чтобы он точно уже не вернулся. А то как бумеранг!

* * *

Вечером, уложив Машу, обессиленно сижу на диване. Передо мной кружка какао, конфеты из пуза плюшевого дракона. И – листок с телефоном Михея.

Что это было вообще?

Я до сих пор не отошла от шока.

Потому что никак не о ожидала встретить бывшего на нашем курорте!

Я мало что о нем знаю. По последней информации шестилетней давности он уехал работать заграницу.

А теперь, получается, вернулся? Или приехал отдохнуть? Или… Да мне все равно!

Мне плевать.

Он легко нашел общий язык с Машей. Наверное, у него есть дети. И жена. Жена точно была…

Тогда зачем он меня поцеловал?

Все глупо, сложно и непонятно.

Я иду к холодильнику. Нахожу бутылку “Бейлиса”. Щедро добавляю в какао. Пью, смакуя каждый глоток.

И жизнь становится немного проще.

В голову лезут мысли: может, эта встреча не случайна? Может, пришло время сказать ему?

Я много размышляла об этом в последний год, потому что дочка начала задавать вопросы. Вполне осмысленные, взрослые.

У Маши должен быть отец! Моя дочь имеет на это право. Тем более, они так хорошо поладили. И они на удивление похожи…

Что было, то было. Шесть лет назад мы оба наломали дров. Но ребенок в этом не виноват.

Да, я должна ему сказать…

Михаил

– Это мне. Это тебе. Это опять мне. Это… получается, тоже мне.

Маша разложила на столе конфеты и делит их на две кучки. Неравные. И по размеру, и по вкусу. Всякие рачки и ириски достаются мне. А все ништяки, вроде “Красной шапочки” и киндеров – ей.

Маше палец в рот не клади…

Правда, она торжественно презентовала мне “Мишку на севере”. Держит слово!

Я смотрю на открытую дверь кухни. Слышу шум включенного душа, доносящийся из ванной. Стараюсь не представлять обнаженную Анюту под струями воды. Горячей! Она всегда мылась кипятком.

Помню, как-то присоединился к ней в душе, нагло влез за шторку, готовый ко всему. Так чуть не получил ожог своей самой готовой части! А она ничего, плещется, довольная…

Кто с ней сейчас? Кто лезет к ней в душ? Кто трет спинку, пуская слюни на попку сердечком?

Как будто бы никого… Но, возможно, это обманчивое впечатление.

Я перевожу взгляд на Машу. Вижу, что у нее вся мордочка вымазана шоколадом. И она усиленно жует, размашисто работая челюстями. Как маленький экскаватор.

Перед ней лежит целая гора фантиков… Она, что все их содержимое в себя запихнула? Мощно.

– А мама разрешает тебе есть столько конфет? – вдруг осеняет меня.

Машуня отрицательно машет головой.

Капец…

Наверное, нам попадет. Особенно мне. Ребенка оставили со мной, а он слопал целую пригоршню конфет, причем буквально за минуту.

– Мама иногда добрая, – с надеждой произносит Маша, дожевав конфеты.

Я вытираю ее подбородок салфеткой.

– Иногда?

– Иногда веселая.

Уже неплохо…

– Иногда уставшая. Вечером. И утром. И днем…

Ого. Со слов Маши выходит, что жизнь у Брусникиной – не сахар.

– Но вообще она у меня нормальная, – подытоживает Маша. – Я не жалуюсь.

Забавная девчонка. С таким деловым видом рассуждает.

Маша сгребает фантики и отправляет их в мусорное ведро. Мудро! Я бы на ее месте еще припорошил их другим мусором. Но давать подобных советов не буду.

– Пей! – двигаю к Маше кружку уже остывшего чая. – Запивай. А то слипнешься.

– Мама тоже все время говорит, что у меня попа слипнется. И, знаешь, что? – девчонка торжествующе смотрит на меня: – Ни разу не слиплась!

– Поздравляю.

Ладно, с мамой все более или менее ясно.

А где папа? Где муж Брусникиной? Вот главный вопрос, который меня волнует.

Я не знаю, как спросить. Потому что… ну. там может быть все, что угодно. Например, они расстались, потому что удод оказался еще и конченым мудаком.

Может, я травмирую ребенка такими вопросами.

А, может, все нормально. Может, му… удод просто приедет позже.

Я хожу вокруг да около, то одно спрошу, то другое. Но у меня никак не получается вывести Машу на разговор об отце.

Ладно, поговорим на другую тему.

Мы встретились в самолете, летящем из Москвы. Но это ничего не значит. У них, как и у меня, скорее всего, была пересадка.

Где сейчас живет Брусникина? Я не знаю. Осталась ли она в том городе, где мы вместе окончили универ? Вернулась на родину? Переехала в столицу?

Все варианты возможны.

– А вы с мамой на одном самолете летели или на двух? – спрашиваю Машу.

Она смотрит на меня, как на придурка.

– Как это – на двух?

И, не дав мне ответить, с внезапно загоревшимися глазами, продолжает.

– А, я знаю! Надо взять гамак. Один конец прицепить к одному самолету, другой – к другому. И валяться там, в небе. Я люблю гамак. У меня дома есть гамак, на балконе. У тебя есть гамак?

– Нет.

Опять смотрит с жалостьи. И вспоминает:

– А почему у тебя нет собаки?

– Да как-то не до того…

– А мне мама не разрешает. Я попросила у Деда Мороза собаку на Новый год. Но мама говорит…