Наследник пепла. Книга I (СИ) - Борзых М. - Страница 3

Я хорошо помнил лишь некоторые факты из его жизни. Он был почти одного возраста со мной, потому в этом году он пытается поступить во Всероссийскую Академию Магии имени Христофорова Емельяна Рюриковича, легендарного гранда воды, когда-то её и основавшего. Сокращённо студенты называли её ХЕР ВАМ, слегка поменяв местами аббревиатуры.

Мне же в ВАМ ходу не было из-за низкого магического резерва. Таким образом, мне надо было либо раскачать источник до минимального значения и попытаться поступить на паладина или же подтвердить физические кондиции для поступления на немагический факультет рыцарей, чтобы пересечься с Тагаем.

Если всё получится, как я задумал, то он поможет мне сохранить род, а я ему помогу миновать каторгу. Впрочем, как и остальным нашим.

Сейчас же мне нужно было обсудить всю ситуацию с отцом. Я понимал, что это путь наименьшего сопротивления, но он должен был меня выслушать. Борис фон Аден хоть и был местами вспыльчивым под стать своей стихии, но я всегда считал его мудрым человеком, способным услышать своего собеседника.

К тому времени отец и брат уже закончили обсуждать последствия неудавшегося ритуала и собирались отправляться по своим делам. Но мой вид заставил их сесть обратно за стол.

— Вить, ты как? — спросил отец, подозрительным взглядом оглядывая меня с головы до ног. — Я думал, что ты ещё спишь! Как себя чувствуешь? Болит что-нибудь?

Внутренне меня передёрнуло от подобной заботы. Я уже и забыл, каково это. Максимум, к чему я привык, это целебная мазь от каторжного лекаря. Или дружеский стёб от друзей.

— Это неважно, — ответил я, так как не собирался сейчас обсуждать своё здоровье. — Мне надо, чтобы вы меня сейчас внимательно выслушали.

— Мы слушаем тебя, — ответил отец, затем посмотрел на моего старшего брата, и тот кивнул, а я почему-то подумал, что Дмитрию сейчас даже меньше, чем мне на момент смерти. — Тебя что-то волнует? Ты сам не свой.

— Мне было видение, — я понимал, что веду себя сейчас совсем не так, как восемнадцатилетний юноша, но я бы при всём желании не смог бы так сыграть, чтобы изобразить его, хоть когда-то и был этим человеком. — Через пять дней отец получит наследный титул барона, а мы, соответственно, станем баронетами. Вдобавок к этому нам пожалуют кусок земли, который впоследствии и станет нашим проклятьем.

Я видел, как сначала глаза начали раскрываться у брата, а затем и у отца. Но сейчас важнее было донести до них главное.

— На следующий год вы решите отправить Аду в пансионат благородных девиц, где её и убьют, хотя сделают вид, что она сама чем-то отравилась. После этого недалеко от усадьбы на нашей новой земле произойдёт прорыв демонов, который подстроит кто-то из очень приближённых к трону людей. Вы оба погибнете. Меня сошлют на каторгу, где я и погибну. А мать сгноят в застенках тайной канцелярии за использование тёмной магии. Мы сейчас же должны сесть и решить, как избежать всех этих ситуаций.

Отец с братом настороженно переглянулись и синхронно тяжело вздохнули:

— Дим, вызывай мать! Походу, мы нашему Витюше мозг случайно спалили.

И словно в ответ на это раздался громкий сигнал тревоги, оповещающий о прорыве демонов:

«Внимание! Произошёл прорыв! Всем военнообязанным явиться в пункты телепортации. Гражданскому населению укрыться в подвалах. Внимание! Произошёл прорыв!..»

Городская система оповещения надрывалась, в то время как стационарный телеграф пищал и отстукивал основную информацию для командиров начиная с ранга Ярых, к которым и относился мой отец.

Он рванул к телеграфу, беглым взглядом ознакамливаясь с более подробной информацией, появляющейся точками на бумажной ленте.

Я прекрасно помнил эти тревоги и сообщения о прорывах. Больше всего мне не нравилось то, что отец и брат всегда уходили, не имея права остаться. Неявка по тревоге означала измену государству.

Вот и сейчас отец сосредоточенно раскладывал на столе карту местности, а брат в срочном порядке собирал снаряжение. Получив координаты, Борис Аден сверил их с картой и побледнел, отирая со лба выступивший холодный пот.

— Это же совсем рядом с капищем, — проговорил он, глядя на данные. — Но нам нужно к телепорту… — он запнулся и перевёл дыхание, затем глянул на своего старшего сына. — И ведь не объяснишь, что там наши…

Брат с отцом были белее снега. Мне же было достаточно сказанного. Да, именно этой истории я не помнил, так как в этот момент валялся без сознания в своей комнате, и служанка ставила мне питательные капельницы. Но сейчас я сообразил быстро. Мне по тревоге подниматься было не нужно, так как я не считался боевой единицей со своими жалкими ста единицами и уровнем «новик».

— Не теряйте времени, — сказал я всё тем же голосом, которым привык отдавать приказы в своей пятёрке. — Спешите к порталу, а я отправлюсь за матерью и сестрой.

Отец и брат посмотрели на меня совершенно одинаковым взглядом, в котором отчётливо читалось: «Бедный мальчик, так покалечило!».

Но спорить со мной они не стали. Да и некогда им было. Отец в мгновение ока облачился в защиту, и мы все вместе рванули к конюшням. Старик Аркви, кажется, настолько древний, что застал исход семьи из Тохарской империи, подвёл под уздцы скакунов отца и брата, и те тут же умчались в сторону места сбора. Мой же жеребец спокойно гулял даже не оседланным. Я же, не теряя ни секунды, с разбегу запрыгнул на своего Резвого.

— Н-но! Пошёл! — рявкнул я и ударил жеребца по бокам пятками.

Но вместо того, чтобы сорваться в галоп, конь повернул ко мне свою недовольную морду. И тут я вспомнил, что эта чистокровная тохарская гадина меня вообще не признавала за своего хозяина, потому что считала слабосилком. И это, несмотря на то, что я приносил ему и морковку, и сахарок, надеясь наладить контакт. Но тохарские жеребцы были настолько своенравными, что про них слагали легенды. И этот не был исключением, изводя меня восемнадцатилетнего полным игнором.

Единственный плюс этой породы заключался в том, что тохарские скакуны, бывшие тварями редкого сволочизма, отличались и столь же редкой преданностью. Признав хозяина раз в жизни, они никогда не позволяли оседлать себя другому.

Но сейчас мне было плевать. Времени не оставалось даже не то, чтобы оседлать жеребца, не говоря уже об уговорах.

Резвый привычно взбрыкнул, да так, что явно намеревался скинуть меня со своей спины. И тут уж я не выдержал. На ладони появился сгусток пламени, которым я и влепил норовистому коню в лоб. Резвый поднялся на дыбы, а затем сразу рванул в галоп.

— Вот так бы сразу, — хмыкнул я и вцепился в его гриву.

Ехать без седла было неудобно и непривычно. Но за долгие годы я научился убирать болевые ощущения поглубже, где они не так тревожили.

А по пути я задумался вот о чём: если в тот раз всё обошлось, то могло ли сейчас быть иначе? Простая логика подсказывала, что всё будет в порядке, ведь так уже было двадцать лет назад, когда я лежал в коме после вмешательства моих брата и отца.

Однако внутри меня буквально ныло предчувствие, что я должен спешить. В конце концов, тогда я лежал. А теперь это изменилось. Возможно ли, чтобы вместе с тем изменились и события, происходящие в этот момент?

Вообще-то, именно для этого я сюда и прибыл. Чтобы изменить кое-что.

От мыслей о новых возможностях меня отвлёк город, который я проезжал. Для того, чтобы выехать на нужный тракт, мне нужно было проскакать добрую треть небольшого приграничного поселения и вырваться на простор за крепостную стену.

Оказывается, я совсем не помнил этот город. Он был мрачным и грязноватым, хотя вместе с тем неожиданно уютным. Однако прямо сейчас тут было тревожно. Люди торопились поскорее убраться в дома, где они тут же закрывали на засов двери и задраивали ставни. Некоторым перед тем нужно было ещё загнать животину в хлев и тоже как следует закрыть.

У каждого жителя на лице ясно отражались тревога и беспокойство за будущее. И это при том, что прорывы тут были делом обычным. И вот эта самая тревога, въевшаяся уже в сущность местных жителей, объединяла их, делая практически неразличимыми между собой.