Ментальная кухня (СИ) - Злобин Максим - Страница 1

— … А вот здесь у нас кондитерка.

Шеф включил свет и показал мне просторный полупустой цех. Белая плитка на полу, белая плитка на стене, несколько столов из нержавейки, несколько стеллажей, расстойка и промышленный тестомес в углу. И чисто всё вокруг так, что аж дыхание перехватывает.

— А цех вообще работает? — я аж хохотнул.

— Работает, — Валентиныч улыбнулся и раздулся от гордости.

Понял, что это я его так за порядок хвалю. Мы-то с ним, всё-таки, из одного поколения. Чего только на своём веку не повидали — и заведения братков, и крафтовые бары мамкиных стартаперов, и даже совковские столовки мельком застали. И всё оно всегда через жопу было. Прямо вот от и до.

Оборудования нет, персонала нет, химии нет, денег на нормальные продукты тоже нет — вот и замкнулся порочный круг. Куда не иди: масло во фритюре по цвету и консистенции напоминает нефть, вытяжки чадят похлеще кадила, подошвы липнут к полу. Тараканы кругом, жир, грязь и чешуя.

И потому лично я до сих пор, — уж не знаю как Валентиныч, — пребываю в благоговейном трепете от того, что появились нормальные ресторации. Хотя… как сказать «появились»? Не от сырости же они завелись, верно? Мы их сами и открыли. Шли к этому, шли и, — вот! — пришли.

А это уже, получается, десятое моё заведение. Юбилейное, так сказать. И что характерно не сетевое, — концепция каждого ресторана была проработана в мельчайших подробностях, с выдумкой, знанием дела и душой.

Начинал я поварёнком и, понятное дело, поднялся не на зарплату. Первая авантюра была очень рисковой: бизнес-план, кредит под адовы проценты, жёсткое затягивание поясов и превозмогание в лучших традициях этого самого превозмогания. Однако прокатило. Зацепился, подтянулся, стал карабкаться выше и вот я здесь.

И, к слову, о юбилеях! У меня и у самого сегодня круглая дата — сорокет. Праздновать решил именно здесь. Заведению всего месяц с открытия, так что это для Валентиныча краш-тест будет. Совмещу приятное с полезным, и заодно посмотрю, как он здесь работу поставил.

— … практикантов вот на лето взяли, — шеф погасил свет и повёл меня дальше. — Двоих студентиков из местного кулинарного. Пока что они мне просто продукты таскают с места на место, но скоро начну лепить из них людей. С нуля. Мне оно так интересней.

— Это те, которых я наверху видел?

— Ага, — кивнул Валентинович. — Огр и Калитка.

Интересно.

Почему Огра прозвали Огром я могу понять. Дети нынче акселераты, и по пути вниз мне действительно попался на глаза стодвадцатикилограммовый кусок сутулой робости. Второй же парень выглядел вполне себе обычно.

Из интересного в нём были лишь очки с перемотанной пластырем дужкой и взгляд. Не могу сказать «тупой», скорее тоскливо-отсутствующий. Как будто бы он воспринимает эту жизнь как насилие над личностью и тупо её пережидает. Но Калитка?

— Почему именно Калитка? — спросил я.

— А хрен его знает, — пожал плечами Валентинович.

И тут: Дилинь-дилинь! — зазвонил телефон у него в кармане.

— Да, что там у вас? — спросил шеф, выслушал ответ, коротко выругался и сбросил вызов. — Опять пробки. Когда сверху кто-то лифт вызывает, почему-то вышибает половину кухни. Но вы не волнуйтесь, электрика на завтра уже вызвали.

С тем Валентиныч подошёл и раззявил дверцы лифта-подъёмника. Удостоверился, что платформа находится где-то внизу, засунул голову в шахту и крикнул:

— Эй!

Сверху что-то громыхнуло и ему ответили:

— Да, шеф!

— Крикни, когда заработает!

— Хорошо!

Валентиныч метнулся в другой конец коридора, открыл дверцу технического шкафа, переключил несколько тумблеров, и снова побежал к лифту.

— Ну что⁈

— Ничего!

— А с-с-с-сука, — и шеф посеменил обратно.

— Сергей Валентинович, да не суетись ты так, — попросил я. — Сейчас помогу, — и сам заглянул в пустую шахту.

Сверху через открытые двери лифта бил дневной свет, да ещё под самым потолком кружилась пылюка. Была слышна негромкая музыка и хохот моих гостей. Народищу я сегодня собрал немало, а самое что удивительное — ради такого дела умудрился собрать в одном помещении обеих своих бывших жён.

Обычно чтобы начать расцарапывать друг другу лица им было достаточно лишь визуального контакта, а тут вдруг сподобились на перемирие.

Щёлк-щёлк.

— Ну что там⁈

— Ну что там⁈ — передал я дальше.

— Ничего!

— Ничего! — и обратно.

Шеф зарычал и принялся хаотично тыркать тумблеры. Я перевёл взгляд на него, и почти тут же далёкий звукоряд праздника вспорол истеричный вопль:

— КАЛИТКА, НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!

Стоило поднять глаза, как я понял, что прямо на меня летит здоровенный безголовый палтус. На вид килограмм десять и вроде бы ничего в этом страшного, но… Замороженный, сука. Ледяной вот прямо насквозь. Увернуться от него у меня не было никакой возможности, рыбина была уже слишком близко, в считанных сантиметрах от лица.

Время загустело. Секунда стала равна году и, клянусь, я отчётливо услышал этот ни с чем несравнимый запах палтуса. Морской; свежий и солёный аж до одури. Что странно, так как он заморожен. А еще припомнил мгновенно ворчание моей первой жены, Катюхи. «Сорок лет мужчины не отмечают, Вася. Плохая примета.» Мда. Примета и впрямь не очень.

И ещё. Напоследок я успел заметить кое-что ещё. Тоскливо-отсутствующий взгляд из-под очков со сломанной дужкой. И всё-таки… почему же именно «Калитка»?

Кажется, выжил.

Да не, не кажется, точно выжил. Я мыслю, а следовательно существую.

Вот только странностей в этом самом существовании хватало прямо с порога. И каждую из них я внимательно обдумал ещё до того, как открыть глаза. Во-первых, вместо пиканья кардиограммы первым делом я услышал кряканье уток. Скажем прямо, для больницы это не совсем обычно.

Во-вторых, я не ощутил головную боль. Как-то уж так вышло, что по жизни черепно-мозговые травмы обходили меня стороны, — да я и сам не искал с ними встречи, — так что не имею понятия, как именно они должны ощущаться физически.

Но голова должна болеть! Должна, блин! Даже если черепушка выдержала и не треснула, то что-то там внутри обязано было сотрястись. Однако вместо этого, наибольший дискомфорт для меня сейчас почему-то представляли затёкшие руки и ноги. Может, палтус отправил меня в кому? Может, голова уже зажила, а я очнулся спустя двадцать лет?

Ладно, пора бы уже разобраться что к чему. Не без усилий, но я таки открыл глаза и сразу же опешил.

Точнее, удивился.

Если еще точнее — охренел!

Вместо больничной палаты, я находился в тесной и тёмной комнатушке с очень низким потолком. Прямо передо мной стоял прикрученный к полу столик, а сразу за ним круглое маленькое окошко. Иллюминатор. Тут же я почувствовал, что всю комнату слегонца покачивает на волнах.

Я в каюте. Я, блин, на воде! Плавучий госпиталь? Да хрен там, обстановка вокруг какая-то уж больно холостяцкая. Вон в углу стул-гардероб, на спинку которого набросана куча вещей. Вон стопка книжек. Вон фасовочный пакет с мыльно-рыльными принадлежностями: бритва, зубная щётка, дезодорант.

Но едем дальше! Внезапно, в правой моей руке оказалась крепко зажата фотография девушки. В рамочке-сердечке, всё как полагается. Кое-как согнув руку в занемевшем локте, я присмотрелся повнимательней: девушка на изображении была юна и сдобна в правильных местах. Черноволосая, светлоглазая и чуть щекастенькая, ну прямо прелесть.

А ещё я сразу же уловил в ней что-то такое, театральное. Но! В любом случае, вижу я её впервые. Отложив фотографию, я перевёл взгляд на свою левую руку, а там ещё интересней. Баночка снотворного. И последний паззл этой картинки — пустая бутылка водки на столике прямо передо мной. А ещё написанное от руки письмо, которое она придавливает.

Нездоровое что-то со мной происходит, явно нездоровое. Освободив руки, я взялся за письмо и принялся читать: