Выбери любимый жанр

Дубль два. Книга вторая (СИ) - Дмитриев Олег - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

— Ты прямо вот так мне в руки отдаёшь незаблокированный телефон? — удивилась она.

— Ну да. А что такого? — не понял я.

— По нашим временам, это серьёзнее, чем руку и сердце предложить. Показатель высочайшего доверия, — пояснила Энджи, глядя на меня с интересом и хитрецой.

— Цени. А то, что в наши времена всё через одно место — это к деда́м вон обратись за пояснениями. Они лучше меня тебе вкратце, за пару дней, расскажут, где стыд, где срам, а где Содом с Гоморрой, — предложил я.

— Легко! — просунул между нашими сидениями голову Сергий, напугав Лину так, что она ойкнула и отшатнулась к окну. — Записывай, внучка: началось всё с того, что князь Владимир…

— Не-не-не, не рушь интригу! Пусть неожиданно будет! — перебил его я, понимая, что этот экскурс в историю точно лишит нас штурмана. — Не мешай пока, пусть путь прокладывает.

— А чего не я? — обиженно засопел дед, устраиваясь обратно на спинке дивана.

— Нам нужна современная Тверь, где торговые центры, рестораны и гостиницы. А там, где ты помнишь ярмарки, кабаки да постоялые дворы, сейчас, в лучшем случае, краеведческий музей, — объяснил я, объезжая едва не заваливаясь набок, особенно крупную яму.

— А в худшем? — не унимался Хранитель.

— А в худшем — погосты, — буркнул я. И он закрыл рот, раздумав, видимо, спорить дальше, как собирался только что.

— Рио, — сказала вдруг Энджи.

— Гранде. Или де-Жанейро. А во что мы играем? — уточнил я.

— Молл там здоровенный, «Рио» называется. Мы туда с классом ездили. Ну, то есть ездили в театр и в музей, а туда нас потом на обед водили. Там фуд-корт такой, что потеряться можно, — объяснила она.

— Годится. Давай туда маршрут. А потом гостишку недалеко. И лучше, чтоб с рестораном.

— Ты после фуд-корта будешь способен ужинать? — удивилась она.

— Я полон сюрпризов, — со значением ответил я. — Частью — приятных.

— Ас-с-сь Пидь! — подтвердил из-за моей спины племянник, заставив прыснуть девчат и пробурчать что-то одобрительное — деда.

— А то! — расправил плечи я. — Сергий, а ты расскажешь нам что-нибудь душеспасительное, пока едем, или музыку опять ставить станешь?

— Аспид, как он есть: не язык, а жало, — фыркнул сзади Хранитель. — Тебе от меня спасение души не положено. Ты вон раны Земли-матушки врачуешь да, почитай, Богов в мир, как повитуха, принимаешь. Сам спасёшься как-нибудь, без сопливых.

— Аспид-повитуха — это звучит гордо. Хоть и тревожно, — задумчиво сообщила Лина, глядя на меня. Хохот сзади дал понять, что несогласных не было.

Дед, раздумав, наверное, обижаться, рассказывал об этих краях то, за что историки, этнографы и прочие археологи отдали бы правые руки без разговоров. И про местных, кто бы мог подумать, пиратов, что не успевали пропивать и проедать добычу, поэтому пара-тройка Холмов или Красных Холмов, которых в области было больше десятка, остались битком набиты всяческими ценностями. Про князя Старицкого, что натянул нос царю у спёр у того не то казну, не то ещё что-то несказанно важное и дорогое, притаив в лесах своей вотчины. Про северные болота, которые помимо торфа, который научились добывать, и газа, который пока не нашли и не додумались, скрывали залежи алмазов, что надавил там из оставшихся после пожарищ угля и золы один из ледников. Если бы нам так в школе преподавали — клянусь, я бы знал наизусть и историю, и географию, и биологию с ботаникой. Но учителя не умели «запускать картинки по лучу», загружая знания и образы напрямую в детские головы. Один Пепеляев, пожалуй, смог бы, Георгий Серафимович. Но он и так неплохо справлялся.

— А в магазин нам зачем? — спросил между рассказами и легендами, Сергий.

— Для конспирации, — сообщил я, с облегчением направляя машину с чистого, хоть и неровного, поля на что-то, более похожее на дорогу. Потому что по обе стороны от неё доживали свой век дома и дворы какой-то деревеньки. — ты в этой рубахе, брюках и сапогах нормально смотрелся бы лет сорок назад. Полста — вообще на деревне первым дедом был бы. Мода, дед, дело такое: моргнуть не успеешь — и ты не в тренде.

— Не в где? — недоверчиво-сердито переспросил Хранитель предвечного Древа.

— Я точно не знаю, сам не следил, откровенно говоря, — продолжал вещать я, проезжая мосток над узкой речкой-ручейком с названием «Ивка», написанным от руки на куске ржавого листового железа, державшегося на столбе-указателе на двух скрутках из разной проволоки. — Но теперь те, кто не как остальные-прочие, привлекают к себе лишнее внимание. А нам, как я понял, и без этого дел хватает.

— Ну так-то всегда было. Повязки там, значки, галстуки, — понимающе покивал он, — но портки-то мои чем не угодили? Им сносу нет, детям передал бы, доведи Бог.

— К штанам вопросов нет, деда. В основном — к эпохе, — качнул головой я, заезжая в очередной лесок, и скорее чуя, чем замечая по правой руке ту самую речку Держу, что словно провожала нас.

— Ополоумел народ вконец, — вздохнул Хранитель, явно жалея раритетные брюки.

Вольво с явственно ощутимым вздохом облегчения выбрался всеми четырьмя колёсами на асфальт. Шведу было плевать, что эти серые осколки помнили всесоюзного старосту дедушку-Калинина, в чью честь тогда называлась вся здешняя область. Его радовал сам факт их наличия. Как и того, что жесткая, как наждак, трава перестала «щекотать пузико».

На твёрдом, но очень неравномерно выборочном покрытии потребовалось ещё больше внимания. И для того, чтобы объезжать ямы, в некоторых из которых вполне могла бы таиться целая корова в немецкой каске и с пулемётом. И для того, чтобы не выдать своё истинное отношение к ландшафту Павлику. Тот и так замер в своём кресле, словно настороженный локатор.

Деревни, то пролетавшие, то проползавшие мимо нас, в зависимости от степени наличия и качества дорожного полотна, казалось, не обратили внимания на крах советской власти. Некоторые из них и на приход её, вероятно, отреагировали со вселенским крестьянским терпением, приняв, как должное, а не всем сердцем. В пути я явно почувствовал, что мой подмосковный снобизм, в том смысле, что в столице все зажрались, в этих краях выглядел позорно и смешно. Судя по выцветшим и хлопающим на ветру остаткам предвыборных баннеров формата «три на шесть» вдоль дороги посреди чистого поля, и по гражданам, иногда попадавшимся на мятых и битых автобусных остановках, фраза родившегося сравнительно недалеко от этих краёв Салтыкова-Щедрина «Пьют и воруют» актуальности не теряла. Потому что по гражданам тем было крайне затруднительно отличить лицо от затылка — опухшими и заросшими они были равномерно, по кругу.

Сергий по-прежнему снабжал нас байками из истории края. По большей части — грустными. Проехали указатель «Столипино», и я вспомнил про неудачный поход в оперу Петра Аркадьевича. Но Хранитель поведал, что тут в окру́ге и вправду рос липовый лес, потому и славились эти места лыком и мёдом. Фразу «в лапоточках здешних цари щеголяли» мы приняли, как должное. Потом Липу местную и девяносто девять сынов и дочерей её спалили во прах, а земли распахали так, что и следов не осталось. Населенные пункты Пьянкино, Старое и Новое Несытово проезжали и вовсе молча.

Оживляться народ начал лишь ближе к финишу маршрута. Во-первых, проснулся Павлик, тут же уведомив об этом всех вслух и Речью:

— Атя! Ам!

Видимо, это означало: 'Здравствуйте, дамы и господа! Не пора ли отужинать?

Алиска, отчаянно смущаясь, вытащила его из кресла и покормила прямо на ходу. Я подумал, что надо бы ей приобрести платье с запа́хом или что-то ещё другого покроя — в футболке с обычным воротником, без выреза, это и вправду было не очень неудобно.

Солнце опускалось ниже, но день всё ещё длился. Машин ближе в столице области стало значительно больше. В самом городе мы встряли даже в самую настоящую пробку, о которых я, признаться, успел позабыть. Обилие перекрёстков и светофоров после нескольких часов привольной езды по Родине, раздражало. Как и флегматичная неторопливость местных автолюбителей с кодом региона «69», который будто сообщал неспешно: «а мне что так, что эдак — вообще всё-ра-вно!».

10
Перейти на страницу:
Мир литературы