Оракул с Уолл-стрит 2 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 43

— Как вы получили доступ к швейцарским банковским записям? — спросил я, впечатленный ее источниками.

— У моего отца был друг, банкир из Женевы, — пояснила Элизабет. — После его смерти я поддерживала эту связь. Иногда даже самые секретные системы уязвимы перед человеческими отношениями.

Мы продолжили работу, выстраивая все более детальную картину деятельности Continental Trust.

Вскоре стена ее квартиры превратилась в масштабную схему связей, центром которой был Continental Trust. Красные нити соединяли документы, фотографии и газетные вырезки, формируя паутину влияния и манипуляций.

— А вот здесь самое интересное, — Элизабет указала на фотографию роскошного особняка. — Загородная резиденция Джеральда Восворта, председателя совета директоров Continental Trust. В ноябре 1927 года там прошла закрытая встреча с участием представителей двенадцати крупнейших финансовых институтов страны. Никаких официальных заявлений не было, но через месяц начался новый цикл слияний и поглощений на Уолл-стрит.

— Как картель, — задумчиво сказал я. — Они координируют свои действия, не привлекая внимания.

— Именно, — кивнула Элизабет. — И обратите внимание на этого человека, — она указала на фотографию импозантного мужчины в костюме-тройке. — Генри Форбс, один из руководителей Continental Trust. Он специализируется на сложных финансовых операциях и руководит отделом слияний и поглощений.

Я напрягся. Форбс тот самый человек, который недавно предложил мне работу над металлургическим проектом в Пенсильвании.

— Я знаю его, — признался я. — Он пригласил меня консультировать один из их проектов.

Элизабет широко раскрыла глаза.

— Уильям, это невероятно ценная возможность! Вы могли бы получить доступ к внутренней информации Continental Trust.

— Но и подвергнуться смертельной опасности, если они заподозрят, что я копаю под них, — заметил я.

Она на мгновение задумалась, затем решительно сказала:

— Я понимаю риск. Но это может быть единственным способом получить конкретные доказательства об «Анакондо».

Я понимал, что Элизабет права. Через Форбса я мог получить важную информацию о планах Continental Trust. Но это рискованно.

— Я подумаю над этим, — сказал я. — А пока нам нужно разработать систему безопасности для обмена информацией.

Мы продолжили работу, теперь сосредоточившись на практических аспектах нашего расследования. Элизабет предложила систему кодовых слов для обозначения ключевых фигур и организаций, на случай, если наши сообщения будут перехвачены. Я разработал график встреч в различных местах, чтобы не создавать узнаваемого шаблона.

Когда часы пробили два часа, я с удивлением осознал, как долго мы работали. Элизабет тоже выглядела утомленной, но ее глаза по-прежнему горели энтузиазмом.

— Мы должны быть готовы к тому, что они могут предпринять действия против нас, — сказал я, собирая документы. — Если Continental Trust действительно причастен к убийствам, они не остановятся, чтобы защитить свои секреты.

Собрав наиболее важные документы, я сложил их в свой портфель, чтобы изучить дома более детально.

— Я должен идти, — сказал я, глядя на часы. — Завтра рано вставать.

Элизабет проводила меня до двери. Мы стояли близко друг к другу, и напряжение, которое нарастало между нами в течение вечера, достигло кульминации.

— Спасибо за помощь, — тихо сказала она. — Вместе мы сможем раскрыть эту историю.

Поддавшись импульсу, я наклонился и нежно поцеловал ее. Элизабет ответила.

Сначала осторожно, затем с возрастающей страстью. Когда мы наконец отстранились друг от друга, я увидел в ее глазах смесь нежности и решимости.

— Будьте осторожны, Уильям, — прошептала она. — Эти люди крайне опасны.

— Вы тоже, — я сжал ее руку. — Никому не открывайте дверь без предварительного звонка. И если заметите что-то подозрительное, немедленно свяжитесь со мной.

Она кивнула, и я с неохотой покинул ее квартиру, унося с собой важные документы и тревожные мысли о Continental Trust. Но больше всего меня беспокоило другое — как я мог защитить Элизабет, когда наше расследование начнет приносить плоды?

Предрассветный Нью-Йорк окутывал туман, придавая улицам призрачный вид. После бессонной ночи, проведенной в тщательном изучении документов Элизабет, я возвращался домой.

Небо на востоке лишь начинало светлеть, а редкие прохожие, преимущественно молочники, разносчики газет и ранние рабочие, спешили по своим делам.

Мой маршрут намеренно включал несколько поворотов и переходов через переулки. Привычка, выработанная уже давно, ещё с прошлой жизни. Человек, знающий слишком много, должен всегда быть настороже.

Квартальный полицейский кивнул мне, когда я проходил мимо. Я ответил вежливым прикосновением к шляпе. Удивительно, как быстро я привык к ритуалам вежливости этой эпохи.

Подойдя к своему дому, я нырнул внутрь. Тихо прошел, и поднялся по лестнице на свой этаж, доставая ключи.

Что-то было не так. Я остановился в нескольких шагах от двери, внимательно изучая обстановку. После месяцев общения с Мэдденом и его людьми я научился замечать едва уловимые признаки опасности.

Дверь выглядела нетронутой, но небольшая щепка, которую я всегда оставлял в дверном косяке как примитивную сигнализацию, отсутствовала. Кто-то входил в мою квартиру в мое отсутствие.

Инстинкты требовали немедленно уйти, но любопытство и необходимость знать, что происходит, пересилили. Я достал из кармана тяжелую металлическую расческу. Не идеальное оружие, но лучше, чем ничего.

Вставив ключ в замок, я осторожно повернул его, стараясь не производить лишнего шума. Дверь открылась без скрипа, я регулярно смазывал петли именно на такой случай.

Квартира выглядела почти так же, как я ее оставил, но профессиональный взгляд замечал признаки тщательного обыска.

Книги на полке стояли в чуть ином порядке. Ковер у письменного стола имел следы чужих ботинок. Ящики комода были закрыты не полностью.

Я медленно прошел в гостиную, затем проверил спальню и ванную. Никого. Непрошеные гости уже ушли, оставив после себя едва заметные следы.

Но вернувшись к письменному столу, я заметил нечто странное.

Но вернувшись к письменному столу, я заметил нечто странное.

На столе, среди аккуратно сложенных бумаг, лежал конверт. Обычный белый конверт без марки, адреса или подписи. Его не было, когда я уходил.

Я осторожно поднял его, проверяя на предмет подозрительной толщины или неестественного веса. В наше неспокойное время даже почта могла стать орудием убийства. Но конверт выглядел безобидно, внутри прощупывался лишь один тонкий лист.

Вскрыв конверт перочинным ножом, я извлек содержимое и замер.

Фотография. На ней изображен Эдвард Стерлинг, стоящий возле станка на своей текстильной фабрике.

Судя по дате, отпечатанной в нижнем углу, снимок был сделан всего за неделю до его смерти. Человек на фотографии, официально мой отец, улыбался в камеру, не подозревая, что его дни сочтены.

Перевернув снимок, я обнаружил надпись, сделанную аккуратным каллиграфическим почерком: «Некоторые тайны лучше оставить погребенными».

Холодок пробежал по спине. Это не просто вторжение в мое жилище. Это было предупреждение.

Я внимательно изучил почерк. Четкие линии, наклон букв, нажим пера.

Все говорило о человеке образованном, аккуратном, привыкшем к формальным документам. Возможно, юрист или бухгалтер. Определенно не типичный громила из преступного мира.

Бумага тоже представляла интерес. Плотная, высокого качества, с легким кремовым оттенком. Такую используют в дорогих офисах для важной корреспонденции.

Я отложил фотографию и начал методично проверять квартиру. Если непрошеные гости оставили записку, что еще они могли оставить?

В фильмах моего времени часто показывали «жучки» и подслушивающие устройства, но сейчас такие технологии еще примитивны. И все же, я проверил наиболее вероятные места, под столом, за картинами, внутри телефонного аппарата. Ничего.