Ласковый Май (СИ) - Кроноцкая Нани - Страница 9

— Но дерево может засохнуть, его даже можно убить чужой магией, — как заворожённая я смотрела на яркие листья и удивительные цветы.

— Да, уязвимость живого. Я думал об этом, пытался вырастить ягоду, семечко. Сделать из него артефакт, — тут Мей тяжко вздохнул и носом уткнулся мне в волосы. — Но…

— Но сила теряется вместе с жизнью.

— Вот и ответ на твой первый вопрос. Я хочу научиться работать с металлами. С золотом, серебром. Руками создать драгоценное дерево и вдохнуть в него жизнь. Мастер, ты же поможешь мне в этом?

Его руки вдруг оказались под рёбрами и медленно двинулись вверх. Влажные губы коснулись тонкого кружева кромки домашнего платья на шее. Я резко вздохнула, послушно ему подаваясь навстречу. Умеет Мей выдвигать убедительно-твердые аргументы.

Императорский ботанический сад был словно укрыт пушистым, ослепительно- белым одеялом. Из-под толстого края которого робко выглядывали продрогшие ветки вечнозелёных кустарников и аккуратные кроны каких-то деревьев. Садоводство всегда было для меня какой-то особенной магией, неподвластной простым смертным.

Только таким, как Мей Кимберли.

Этим утром он решительно вытащил меня сначала из омута вдруг накатившей хандры, потом из-под одеяла, потом из постели, потом… мы с ним снова вернулись в постель, потому что ну невозможно же совершенно устоять перед нежным и ласковым Меем. Я лично на этом бы и задавила все неуместные порывы и провалялась в постели до ужина. Но, к моему величайшему изумлению, ведун оказался мужчиной не просто настойчивым и целеустремлённым, но ещё и упрямым, как… я?

И вот мы с ним уже напились вкусного кофе на Дворцовой площади, позавтракали (или пообедали) шоколадными пирожными, и бродим по едва только расчищенным дорожкам зимнего сада. Обнимаемся, хулиганим, играем в снежки и ведём себя как неразумные дети. Удивительное ощущение. Оказалось, что мне это нужно. Что малышка-Шарли всё это время мучительно тосковала по бесшабашному детству, прошедшему мимо прилежной и умной Шарлотты…

— Я ужасно устала! Ты хочешь моей смерти? — задыхаясь от смеха, я упала в объятия Мея.

— Я тебя очень хочу… — рыкнул Мей низким голосом и рассмеялся беззвучно.

Он всё ещё удивляет меня своей… разноликостью? Только что он хихикал, попав крепким снежком мне в лоб, и передо мной был смешливый мальчик, стремительный, гибкий, и лёгкий как ветер. А всего секунду спустя меня обнимает взрослый, многое в жизни повидавший мужчина. Нежно целуя в висок, снимает с моего покрасневшего носа, его тоже целует. Я губами тянусь к его рту, он совсем уже рядом, но… за долю секунды до неизбежной, казалось бы, встречи, Мей осторожно отстраняется, губами скользнув по щеке.

Мы с ним так и не поцеловались ни разу… Я знала и помнила вкус губ моего ныне покойного мужа, сухие, бесчувственные тычки тонких губ Стэма, а вкус Мея мне недоступен. Какая злая ирония.

Сегодняшним утром я запретила себе думать о завтрашнем дне. Не хочу страдать впрок. Хочу наслаждаться прекрасным сегодня. В объятиях самого лучшего во вселенной мужчины. Его сила мной ощущалась сейчас, как бесконечно-глубокое, тёплое море. В котором мучительно хочется утонуть.

— Почему вас так мало? — поправляя очки на носу, я выскользнула из его рук.

Мей остро взглянул на меня и обадривающе улыбнулся, тут же ловя мою руку и сплетая пальцы. Он очень чутко умеет ловить перемены в моём настроении.

— Кому мы нужны, ну сама посуди, это только звучит интригующе: “Ведуны”, — он поднял голову, вглядываясь в небо и ловя пухлыми губами снежинки. — что мы можем в век технического прогресса? Оживлять табуретки? Или, может быть, делать бесполезные живые игрушки?

Его тёмные волосы мягко рассы́пались по широким плечам. Кажется, зелени в них стало меньше.

— Звучит как-то печально, — рукавицей я отряхнула снежинки с мужского пальто и прищурилась. — А големы? Неутомимые слуги, выполняющие все желания и не требующие оплаты. Солдаты, в конце концов. Непобедимая армия. Неужели Империи нет в них нужды?

— Отец мой их делал, — Мей снова коротко улыбнулся, но в голосе слышалась горечь. — По личному заказу Императора. Но... видишь ли, в чём дело… Каждое произведение ведуна несёт в себе частицу личности создателя. А Монатен Комберли по-своему добр, невероятно ленив, миролюбив и фантастически влюбчив.

— Получились ленивые големы-бабники? — я усмехнулась, и тут до меня вдруг дошёл смысл его слов.

— Погоди, твой отец…

— Жив, здоров, и покоряет сердца темнокожих дикарок где-то на Западном континенте. В день моего полного совершеннолетия он отказался от рода и быстро слинял, помахав всем на прощание ручкой. Его последний голем ди сих пор служит швейцаром в старом поместье Кимберли.

Глядя на моё ошарашенное лицо, Мей снова беззвучно рассмеялся и легко щёлкнул по носу. Я глупо моргнула. Всё услышанное нужно как-то переварить, а я пока даже сглотнуть не могла.

— Есть ещё одна интересная закономерность, — ведун зашагал по дорожке и потянул меня за собой. — Чем крупнее размером оживший предмет, тем больше влияние личности его создателя. Если я вдруг решу оживить целый дом…

— О, — пискнула я, ярко себе представляя последствия подобного эксперимента. — Неудобно получится.

— Я бы хотел стать для тебя таким домом, — неожиданно остановившись, ведун притянул меня к себе за руку ближе и заглянул в глаза. В его взгляде плескалась... растерянность? — И я — не мой отец. Никогда таким не был. Кстати, а что это за странный камень?

При этих слова Мей легко поднял мою руку, освобождая её из тонкой меховой оболочки рукавицы. На среднем пальце левой руки я носила кольцо. Непростое, конечно. И появилось оно там совсем не случайно.

— Это… — на секунду замявшись, я тут же поймала прямой взгляд мужчины и зябко поёжилась. — Это гиацинт. Редкой чистоты и тонкой огранки. Красивый?

— Ты ведь не просто так его носишь.

Он не спрашивал, он утверждал, и в его голосе я не услышала никакого упрёка.

— Каждый камень имеет свои магические свойства, — я тихо пролепетала, почему-то отчаянно краснея. — Усиленные магически, они…

— Не нужно, — он снова коротко, одними губами мне улыбнулся и взглянул понимающе — ласково. — И капли эти дурацкие свои выкинь, не пей их больше. Только травишь себя. Они уродуют женскую сущность. А магия ей резонирует.

В ответ я промолчала. Мне нечего было сказать ведуну. Я не собиралась оправдываться перед ним. Взрослая женщина Шарлотта Мойн самостоятельно защищается от возможных последствий встреч с мужчинами. Как умею, так и защищаюсь.

— Не волнуйся, Шарлотта, — Мей отпустил, наконец мою руку и теперь пристально всматривался в ветви заснеженного куста с нами рядом. — Я же ведун. Контрацептивная магия была мной изучена особенно тщательно. — Он вдруг рвано выдохнул и потёр лоб ладонью. Потом поймал мой взгляд и произнёс очень прямо и просто: — У меня нет и не будет бастардов. Мои слова тебе могут показаться излишне высокопарными и самоуверенными, но я очень надеюсь, что у моих ещё не рождённых детей всё же будет семья и хороший отец. Кстати, скажи, а зачемяпонадобился тебе? Или это было первое, что пришло тебе в голову в ходе ритуала?

Внезапно и оглушительно. Всё сказанное только что Меем для меня прозвучало настолько неожиданно, что к ответу на тихий вопрос я мучительно пробиралась. Как сквозь рыхлую, вязкую стену, долго и с неимоверным усилием. Что сказать ему? Откровенно признаться в собственной слабости и непростительных для профессионала ошибках? По-хорошему, — именно так. Это вдруг оказалось непросто, ведь выглядеть дурой в глазах ведуна неприятно. А выглядеть жалкой в глазах своего любовника, пусть и мимолётного, — больно. И пусть наша с ним связь эфемерна, как прочность снежинок на голой ладони, — мне не хотелось видеть во взгляде мужчины пренебрежение. Только не он.