Позвонок (СИ) - Ланда Ив - Страница 2

— То есть, твой знакомый выбрал этот курган не просто так?

— Он считает его так называемым «местом силы», — объяснил Гален.

Сумрак густел, а вокруг возвышения ничего не происходило. Пару никто не встречал, нигде не горели источники света. Женщина хотела было что-то высказать на этот счет, но сверток в ее руках заворочался и закряхтел. Пришлось заняться его покачиванием, чтобы не заплакал.

Гельвия терялась всякий раз, когда Брайер плакал. Это происходило довольно редко, но, если случалось, молодая мама тут же впадала в ступор непонимания. Она никогда не угадывала, чего хотелось малышу в данный момент, а потому раздражалась. Женщине казалось, будто роль матери вовсе ей не подходит.

Но прошло всего три дня ее материнства. Этот факт непременно утешил бы, но Гельви гнала рассуждения об этом, надеясь, что так будет легче…

Легче не становилось. Страшный день наступил. Теперь она стоит перед мрачным белым курганом, колыбелью усопших, дрожащая от лютого холода посреди леса, и чувствует тепло только от обнимаемого крохотного человечка, укутанного в короткий овечий тулуп.

«Это чудовищно, — вертелось в мыслях. — Это неправильный поступок. Но уже слишком поздно отступать… Слишком поздно. Если сбегу с Брайером, то буду ненавидеть себя всю жизнь. Я не хочу существовать без Галена! Не вижу себя без него. Не хочу, чтобы он погиб. Мы вместе выросли, мы вместе прошли через столькие испытания этой жизни. Рука об руку. Неужели не справимся с этим? Конечно же справимся. Разве может быть препятствием трехдневный организм? Он ведь еще даже не личность! — Гельвия выдохнула паром и сильнее зажала травмированную губу. — Нет, я бы не стала ему хорошей матерью. Брайер превратится в напоминание о моей трусости, о смерти Галена. Родительство должно быть желанным, это осознанный зрелый шаг… Поэтому я должна проявить силу. Должна проявить хладнокровие и выдержать этот ритуал, чтобы спасти того, кто так дорог. Ради нашего будущего. Ради полноценного счастливого материнства. Когда-нибудь».

— Я люблю тебя, — прошептала Коу, заглянув в дымчато-серые глаза мужа. Она даже попыталась улыбнуться, чтобы подбодрить.

Но Гален был мрачнее засыпающих небес. Он осматривался, беспокойно расхаживая то в одну сторону, то в другую.

— Да где же он… — бормотал мужчина. — Уже почти стемнело.

И действительно, тьма практически овладела лесом, отчего к холоду добавлялось дискомфортное ощущение тревоги, словно из чернеющей чащи вот-вот явится опасность.

Хруст. Гельви ойкнула и рефлекторно обернулась назад, на звук, почему-то крепче сжав сына. Гален тоже напрягся, уставившись в густые тени между древесным частоколом.

От одного из припорошенных снегом деревьев будто отпочковался еще один ствол. Он червем тянулся вперед, выпрямляясь в долговязую тощую фигуру, ростом чуть переваливающую за два метра.

— Молак, — с облегчением выдохнул Гален Коу.

Его супруга не могла вымолвить ни слова. Ее по-животному пугало то, как ломано и резко двигается этот длиннющий человек в темном плаще с капюшоном. Каждый его шаг по глубоким сугробам выполнялся с кошачьей осторожностью, пружиня. Мужчина высоко поднимал тонкие ноги, втягивался, выгибался дугой, а затем только делал шаг. Как крадущийся паук. В руке он держал длинную палку, обмотанную с одной стороны.

Когда Молак приблизился достаточно, Гельвия сумела разглядеть в полумраке острый гладкий подбородок и недовольную линию рта, почти лишенного губ. Кожа мужчины была неестественно белой и тонкой, практически просвечивающейся.

Он молча воткнул перед Галеном палку в снег так, чтобы обмотанный конец смотрел вверх.

— Ветер не потушит? — поинтересовался Коу, пытаясь хоть как-то нарушить угнетающее молчание. Ему и так было тяжело на душе.

— Не потушит, — прошипел Молак. Этот голос звучал так, будто принадлежал змее: тихий, вибрирующий и сиплый. Невольно чувствовалась изношенность голосовых связок.

— Вы все приготовили? — выразила обеспокоенность Гельви. Ей было также неловко в тишине, как и ее возлюбленному.

— Да, миссис Коу. И вы, очевидно, тоже. — Не глядя на женщину, мужчина в черном плаще чиркнул зажигалкой и поджег самодельный факел.

Ветер тут же набросился на ненавистный источник света и тепла, но задушить буйный пламенный язык не получалось — ткань, которой была густо обмотана палка, была чем-то пропитана.

Ожившие тени чащи заплясали на снегу.

«Начинается», — с тревогой осознала Гельвия Коу. Внезапно ей стало еще страшнее, чем было. Мерзкие мурашки поползли от коленок до самой шеи.

Тем временем Молак присел на корточки и, нащупав что-то возле ног, резко дернул вверх, сметая ворох снега. Как оказалось, это была клеенка, которой мужчина предусмотрительно накрыл выкопанную небольшую ямку.

Миссис Коу отвернулась. Ей было невыносимо представлять то, что вот-вот произойдет.

— И что же вам неугодно, позвольте спросить? — Молак вырос над ней жуткой червеобразной тенью. Глаза его скрывались глубоко натянутым капюшоном, но взгляд прошибал, давил почти на физическом уровне.

— Нет-нет, что вы! — тут же стал между ними Гален. — Моя жена полностью все осознает и всем довольна. Она просто… волнуется.

Но тихий голос Гельви почти перебил супруга:

— Вы правда жрец?

— Я — один из первейших служителей Деворинфир, — ответил Молак. Его шипение прозвучало с долей оскорбленности. — Это не равно жрецу, ибо все истинные жрецы ныне почивают в забвении. Но, как преданный слуга и последователь, в этом ритуале я с гордостью взял роль жреца на себя. Не волнуйся, дитя, Деворинфир услышит слова из моих уст. Ведь моя вера древнее египетских пирамид, Ей известно это. Она бдит, Она повсюду, мы дышим Ею…

Молак осторожно забрал у матери сверток из овечьего тулупа. Брайер тут же недовольно заурчал, в свете факела показалось хмурящееся маленькое личико с удивительно осознанными глазами. Ему явно не понравился страшный дяденька в черном, но плакать малыш пока не собирался. Он молчаливо изучал, морща лоб и сводя брови.

— И Галена больше не будут мучить эти припадки одержимости?

— Дух, пожирающий слабых, должен принять великую жертву и забрать проклятие, терзающее вашу семью, — ответил жрец. Он повернулся к Галену. — Ты принес то, с чего начались несчастья?

— Да, — кивнул тот. Гален суетливо вынул из кармана дорогого серого пальто черную цепочку с медальоном в виде полной луны, практически закрывающей солнце с тремя витыми лучами. В полумесяц, оставшийся от солнечного диска, был инкрустирован алый камень, похожий на рубин.

— Надень его на ребенка, — приказал жрец.

— Извините, — снова вмешалась миссис Коу. — Вы сказали, что Дух должен принять жертву. Это прозвучало так, словно нет стопроцентной гарантии того, что именно так и произойдет.

— Гельвия! — рыкнул на нее супруг.

— Так и есть, — плохо сдерживая раздражение, ответил Молак. Он дождался, пока Гален наградит сына украшением, и лишь тогда продолжил говорить: — Деворинфир — это вам не установленный алгоритм по снятию проклятий! Это разум. А что способно помешать разуму игнорировать? Быть может, Темная Госпожа прикажет мне вас перебить? А может, она сделает из мистера Коу служителя? Это неизвестно. Непостижима воля Госпожи, миссис Коу. Я лишь озвучиваю вам инструкцию и вероятный исход ритуала. Все, что в пределах моих возможностей, я исполню.

— И мы благодарны вам, Молак, — тут же не упустил возможность разрядить ситуацию Гален.

Черный и длинный, как палочник, силуэт мужчины присел возле ямы и положил рядом с ней младенца. Край тулупа грубо сорвал ветер, оголив нежное детское плечо и часть туловища. Мороз нещадно впился в уязвимую кожу, вынудив мальчика скривиться и захныкать.

Брайер не понимал, почему никто не пытается его укрыть. Его хныканье становилось громче, надрывнее, пока не превратилось в плач. Но мама с опущенной головой стояла неподвижно. Отец тоже не смотрел на него — страшный незнакомец вручил ему серп из красного кристалла, подобного тому, который был в медальоне. Но зачем?