Влюбленный маркиз - Боумен Валери - Страница 6

Он выдохнул, откинул голову и, глядя в потолок, на мгновение закрыл глаза, воображая себе звуки вальса, под которые год назад они танцевали, и представляя, как держит в своей руке ее обтянутую перчаткой ладонь. От нее пахло сиренью. Всю прошлую весну он наполнял этим ароматом свой дом.

В коридоре раздались громкие женские голоса и в комнату ворвались три его сестры.

– Вот ты где, Джастин! – воскликнула Вероника, оглядывая темную комнату. – Что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь обрести хоть минуту покоя, – ответил он с натянутой улыбкой.

– В пустой гостиной? – нахмурившись, спросила Джессика.

– Именно пустота создает ощущение покоя, – с готовностью отозвалась Элизабет.

Джастин скрестил руки на груди и посмотрел на сестер. Он давным-давно понял, что единственный способ заставить их прекратить задавать вопросы – это начать спрашивать самому.

– А что вы все тут делаете?

– Тебя ищем, конечно, – ответила Элизабет, пожав плечами.

Самая рассудительная из сестер, вряд ли она пришла сюда по своей инициативе: скорее всего, это назойливая Вероника и ее столь же настойчивая подружка притащили ее сюда. Возможно, внешне Элизабет и Джессика не особенно отличались друг от друга, но характеры у них были разные. Джессика больше напоминала Веронику: обожала все модное, разные балы и светское общество и где только возможно совала нос в его дела.

– Эджфилд сказал нам, что ты высматриваешь некую даму! – выпалила Джессика.

– Правда? – Джастин вздернул бровь, про себя выругался и решил позже поблагодарить Эджфилда.

Вероника окинула Джессику осуждающим взглядом:

– Не надо было ему этого говорить.

– Ты это о чем? – отозвалась та, нахмурившись. – Ты ведь не думаешь, что он уже знает, что ищет даму?

Вероника провела по лбу тыльной стороной ладони:

– Нет. Я о том, что тебе надо поменьше болтать. Теперь он вообще не станет нам ничего рассказывать.

– Мне жаль вас разочаровывать, – произнес Джастин, направляясь к двери, – но здесь явно нет никаких дам.

– Я же вам говорила, что это пустая трата времени, – протянула Элизабет.

Милая разумная Лиз! Явно в это дело ее втянули сестрицы.

Джастин почти добрался до приоткрытой двери, когда заметил светло-розовое платье и до боли знакомый профиль… Да, ошибки быть не может: это она, Медлин, не плод его воображения. Вот только когда он ее увидел, она также мгновенно исчезла, быстрым шагом направившись в другую сторону, внутрь дома.

Джастин быстро повернулся к сестрам.

– Я только что вспомнил, что обещал Хезлтону зайти к нему в кабинет пропустить стаканчик-другой.

Под этим наспех выдуманным предлогом он вышел из комнаты и в коридоре успел заметить сполох розового, свернувший за угол. Ему пришлось почти бежать, чтобы на этот раз не дать ускользнуть, не узнав фамилии. Завернув за угол, он оказался в задней части дома и огляделся, чтобы успеть заметить, как закрылась дверь на черную лестницу. Он нахмурился. Куда это она?

Не раздумывая, он бросился следом за ней, распахнул дверь и, увидев взлетавшее по лестнице розовое пятно, тоже помчался вверх, выкрикнув на ходу:

– Стойте! Мне нужно с вами поговорить.

Сверху негромко ахнули, но шаги не стихли, и он взлетел по последним разделявшим их ступеням.

Она стояла, само очарование, в нежно-розовом платье с вышитыми вдоль лифа крошечными бутончиками. На ней были длинные белые перчатки, на плечах лежала легкая меховая пелеринка, в ушах сверкали бриллианты. Воздушная, как облачко, с тонкими чертами лица и ясными голубыми глазами, она смотрела на него с удивлением и – как он смел надеяться – с восторгом.

– Медлин, – выдохнул Джастин, чуть запыхавшись. – Я… Вы приходили в гостиную?

Он явно сморозил глупость, но ему было так приятно, что она пришла туда, где они встретились год назад. Наверное, ее спугнули его шумные сестры.

Медлин сглотнула и кивнула, оглядевшись по сторонам, словно боялась, что их застанут вместе. Он же по-прежнему не понимал, зачем она поднялась по черной лестнице, но теперь, глядя на нее, увидел, как она смущена.

– Я должен извиниться. Надеюсь, я не… очень напугал вас. Мне хотелось бы поговорить с вами.

Ее ясные глаза сверкнули, и она покачала головой.

– Нет, но…

Она прикусила губку так мило, как и год назад.

– Но?

Она так часто оглядывалась по сторонам, что он тоже начал нервничать. Она кого-то ждет? Он чувствовал себя полным идиотом. У него не было причин следовать за ней, и теперь, когда догнал, он не смог сказать ничего вразумительного.

– Мне надо идти, – выдавила она наконец, стреляя глазами туда-сюда.

– Очень хорошо, – сказал Джастин, чувствуя себя ослом из-за того, что так назойливо добивался ее внимания. – Но… я хотел вам кое-что сказать.

Она удивленно уставилась на него в ожидании продолжения.

– Я… – Он облизал сухие губы. – Должен признаться, что непрестанно думал о вас… весь год.

Ее миловидное лицо осветилось застенчивой улыбкой, и от ямочек на щеках у Джастина побежали мурашки по спине.

– Я тоже все время думала о вас, – призналась она шепотом, прежде чем уйти.

Он не мог понять: если она тоже думала о нем, то почему так нервничает, стремится уйти?

– Погодите. – Джастин лихорадочно соображал, что бы такое сказать, чтобы задержать ее хоть на мгновение. – Позвольте… позвольте спросить вашу фамилию.

– О нет! – испуганно воскликнула она, качая головой. – Нет!

– Нет?

Джастин раздумывал, не спросить ли ее почему, пока твердил себе, что нужно принять ее отказ за ответ и уйти, когда она вдруг схватила его за лацканы фрака, притянула к себе и горячо поцеловала в губы.

Лишь несколько мгновений спустя, прежде чем он смог шевельнуться, не говоря уже о том, чтобы ответить на поцелуй, она отстранилась, подобрала юбки и побежала дальше по лестнице, помахав ему затянутой в перчатку рукой, словно уходящему в плавание моряку.

– Прощайте, мистер Уитленд. Была рада увидеться с вами.

Медди добралась наконец до крохотной спаленки, которую делила с Энн, и закрыла за собой дверь. Дыхание было хриплым и частым, а сердце колотилось так, что было больно. Она закрыла глаза и быстро прочла молитву. Слава богу, ее никто не видел. Это чудо какое-то: мужчина, которого она так хотела найти, остановил ее на лестнице по пути в часть дома, предназначенную для слуг.

Все эти месяцы она не могла забыть танец с лордом Уитморлендом. Это было какое-то волшебство. Как ни пыталась Медди перестать об этом вспоминать, ничего не выходило. Поздно ночью, пытаясь заснуть на узкой кровати, она закрывала глаза и вспоминала их вальс, когда его крепкие руки обнимали ее, темные глаза смотрели в ее глаза, а лукавая улыбка изгибала его плотно сжатые губы. Ощутив аромат сандала и услышав тихие звуки музыки, она сладко вздыхала и погружалась в крепкий сон.

Но вот наступало утро, и Медди просыпалась в реальном мире, и перед ней опять вставала та же проблема: скопить достаточно денег, чтобы перевезти сестру в Лондон. При той сумме, что Медди зарабатывала в месяц, причем экономила при этом каждый шиллинг, не хватит и жизни, чтобы подготовить Молли для дебюта в свете. Она спросила леди Генриетту, можно ли взять ее старые ненужные наряды, но хозяйка отказала, заявив, что это тряпье годится лишь для мусорной свалки, но никак не для кладовки Медди. Медди не была воровкой, хотя могла позаимствовать платье, туфли и серьги леди Генриетты на один вечер, чтобы потом вернуть в том же состоянии.

Девушка по-прежнему горько сетовала на судьбу, когда вспоминала обстоятельства, что привели их с Молли к такой жизни. Она всегда была слишком беззаботна и следовала велению сердца, в то время как надо было включать здравый смысл. Весь прошлый год она старательно исполняла обязанности камеристки леди Генриетты, перестала следовать своим капризам вроде желания потанцевать на светском рауте. На протяжении последних месяцев она напоминала себе, насколько эгоистично повела себя, подставив под удар будущее сестры ради какого-то танца, но по мере того как приближался новый крещенский бал, она все чаще думала о том джентльмене и гадала: а что, если он вернется?