Лимеренция (ЛП) - Долорес Х. К. - Страница 55

— Какого черта мы должны говорить о тебе, детка?

Я оцениваю Рика в течение нескольких долгих, затянувшихся мгновений, выискивая на его лице какой-либо обман или злой умысел, но он выглядит только раздраженным моим ответом на вопросы, а не двуличным.

Я качаю головой и бормочу:

— Неважно. Я поговорю с мамой.

Прежде чем Рик успевает задать мне вопрос, я бегу обратно в дом и запираюсь в своей комнате.

Срань господня.

Святой.

Черт.

Мне требуется по меньшей мере две минуты, чтобы усмирить скачущие мысли в моей голове, и даже тогда я знаю, что мне пиздец.

Из-за всего того, к чему, как я думала, я возвращаюсь домой, мальчик, чью жизнь я разрушила, не является одним из них.

Глава двадцать пятая

В доме больше не чувствуешь себя в безопасности из-за того, что поблизости может ошиваться Йен Кризи, вот почему я не выхожу из своей комнаты, пока не слышу, как открывается сетчатая дверь и по кухонному полу шуршат мягкие стоптанные кроссовки.

Мамочка.

— Поппи. — Она заключает меня в объятия, и даже восемь часов использования масла для жарки и жира от бекона не могут полностью заглушить аромат ее ванильных духов, которыми она пользуется, потому что они нравятся Рику. — У тебя получилось.

— В целости и сохранности.

Она отстраняется и убирает волосы с моего лица, из нее вырывается тихий смешок.

— О, посмотри на это! У тебя появляются морщины.

— Морщины?

Она хлопает меня по лбу.

— Ну, если ты и дальше будешь так морщиться, ты только сделаешь хуже.

— Мне восемнадцать, мама. Не думаю, что у меня есть морщинки, — парирую я, но мне все равно приходится подавлять инстинктивное желание броситься в ванную и посмотреть, права ли она.

Прошла минута, а она уже нашла, что критиковать.

Она пожимает плечами в ответ, но ее губы растягиваются в веселой улыбке — такой, какая, кажется, появляется у нее всегда, когда она знает, что задела меня за живое.

— Эй, это не моя вина, милая. Ты можешь поблагодарить за это своего отца. У тебя определенно его кожа.

Я чувствую, что разговор заходит на опасную территорию, поэтому переключаю передачу.

— Мам, ты выглядишь усталой, — говорю я. — Ты высыпаешься? — Это даже не должно было быть шуткой — ее карие глаза потускнели, а кожа приобрела землистый оттенок, но настоящим показателем ее истощения являются темно-каштановые корни, спускающиеся вниз по ее голове.

Потому что, как только я стала достаточно взрослой, чтобы получать комплименты по поводу пепельного оттенка моих волос, моя мама начала обесцвечивать свои. Она узнала это от меня, она рассказывала людям. Мой маленький близнец.

Ее или нет, но она никогда не гнушалась приписывать мне лучшие физические данные, оставляя все остальное моему отцу.

— Ну, в последнее время я подрабатываю в закусочной. Один из поваров уволился несколько месяцев назад, так что у нас не хватает персонала, — вздыхает она. — И чаевые были ужасными. Никто не хочет быть щедрым, когда время ожидания превышает тридцать минут.

— Прости, мам. Может быть, я смогу купить что-нибудь…

— Нет, нет, нет, — отмахивается она. — Все образуется само собой. Кроме того, тебе пора возвращаться в ту большую, модную школу-интернат, не так ли? Беспокойся о бесплатных массажах и маникюре-педикюре, милая. Я могу позаботиться о себе. — Я вздрагиваю, когда она отворачивается.

Последнее слово всегда остается за ней.

Мама снимает декоративный фартук — тот, на котором написано «Лучшие бургеры в Мобиле!» — на спинку кухонного стула как раз в тот момент, когда в поле зрения появляется Рик.

— О, милый! — Мама заметно оживляется и наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку. — Как прошел твой день? Дом выглядит великолепно. Было так мило с твоей стороны прибраться.

Рик хмыкает в знак согласия, и после всего, что произошло сегодня, мне на удивление легко избавиться от приступа раздражения из-за того, что Рик приписывает себе то, что я сделала.

— Что у нас на ужин? — Спрашивает Рик.

— Ну… — Мама поворачивается ко мне. — Что ты хочешь, милая? Это твоя первая ночь дома. Выбирай сама.

Я пожимаю плечами.

— Подойдет что-нибудь простое. Как насчет жареного сыра? — Прошло несколько месяцев с тех пор, как я ела кусок хлеба без глютена.

Ее улыбка становится шире.

— Что ж, тебе повезло. У меня осталось как раз столько американского сыра, как раз для готовки.

Это я знаю. Я заглянула в шкафы, когда убиралась на кухне, так что я знаю, насколько у нас мало продуктов.

Она бросает взгляд на Рика.

— Звучит нормально, милый?

— Ты же знаешь, мне не нравится вводить это дерьмо в свой организм, — хрипло говорит он, как будто его пивной живот не раздувался, как баскетбольный мяч, последние четыре года. — Ты сказала, что собираешься приготовить куриные ножки.

Мама хмурится.

— Ну, у нас закончилась курица, и мне бы хотелось настоящих булочек…

Рик открывает банку пива.

— Но я могла бы сбегать в магазин, — продолжает она. — Посмотреть, есть ли у них что-нибудь в продаже. — Ее взгляд метается ко мне. — Тебя устроят ножки с сыром на гриле, Поппи?

Это не должно меня расстраивать.

Уступить — это такая мелочь, за исключением того, что я всегда уступаю.

И не только для Рика. Как бы мне ни хотелось верить, что он выделяет отравленные никотином феромоны, чтобы держать мою мать под своим очарованием, она всегда так делала. С Эдом. Со Стивеном. С Джеймсом. Первое место в маминой жизни никогда не принадлежало мне.

Но я проглатываю свой гнев и натягиваю улыбку, потому что у меня осталось три недели в этом доме, и, как бы мне этого ни хотелось, занять второе место — не моя самая большая проблема прямо сейчас.

— Ножки — это прекрасно. На самом деле, почему бы мне не сходить за тобой в магазин? Ты только что с работы. Ты явно устала. Нет никаких причин, по которым тебе нужно выбегать из дома из-за чьих-то предпочтений на ужин.

Даже Рик улавливает этот намек, но что бы он ни бормотал себе под нос, направляясь в гостиную, я не слышу.

— Это было бы очень здорово, дорогая.

Я киваю и беру ключи от машины, но она хватает меня за рукав.

— А Поппи?

— Хм?

Она наклоняется ближе, ее губы поджимаются в хмурой гримасе.

— Я знаю, вы двое не всегда ладите, но ты только что вернулась. Пожалуйста, не раздражай своего отчима.

Как будто в теле Рика есть отцовская кость.

Требуется значительное усилие, чтобы я промолчала.

Это не самая большая моя проблема, помнишь?

Итак, вместо того, чтобы пытаться убедить маму принять мою сторону, я направляю разговор в полезное русло.

— Ты знаешь, почему Йен Кризи помогает Рику с некоторым его… — Я не решаюсь назвать металлолом, лежащий в гараже, работой. —… барахлом?

Она моргает, услышав смену темы.

— О. Йен. Точно! Рик уже месяцы пытается завести этот винтажный байк. Я говорила тебе, помнишь? По телефону?

Я смотрю на нее непонимающим взглядом. Если бы она упоминала имя Йена в последние несколько лет, я бы запомнила.

Она снова вздыхает.

— Ты никогда не слушаешь меня, Поппи. Он дружит с Джоном Кризи, который порекомендовал Йена. Он смышленый парень и, по-видимому, реставрирует старые автомобили за дополнительные деньги.

— Я понимаю.

— Ты увидишь, Поппи, — продолжает она. — Я имею в виду, они добились такого большого прогресса. Рик считает, что все это благодаря участию Йена, но я думаю, что он просто слишком скромен, чтобы…

Я отключаюсь от ее восторженных похвал Рику, зная, что это больше, чем она когда-либо расточала по поводу чего-либо, что я когда-либо делала, и спрашиваю:

— Итак… Йен. Он часто здесь бывает? В гараже?

Рик сказал, что пару раз в неделю, но мама — гораздо более надежный источник, чем он когда-либо будет.