Лимеренция (ЛП) - Долорес Х. К. - Страница 43

А затем реальность возвращается, и я понимаю, что человек, который на самом деле спрашивает меня, — Адриан Эллис, убийца и друг поневоле, и он не спрашивает так, как вы бы хотели, чтобы кто-то спросил. Он спрашивает так же, как вы предлагаете суп вместо салата на обед: небрежно и без особых вложений в ответ.

— Почему? — Это первое слово, слетевшее с моих губ.

Наступает короткая пауза, во время которой Адриан выглядит слегка ошеломленным — как будто он сам не знает почему, — но затем он пожимает плечами и говорит:

— Считай это одолжением. Я избавляю тебя от монотонного вечера.

— Услуга? — Мои щеки начинают краснеть от чего-то, что пугающе похоже на смущение. — Ты хочешь пригласить меня на танцы в качестве одолжения.

Он самодовольно улыбается мне.

— Ну, это то, что друзья делают друг для друга, не так ли?

Водят их на свидания из жалости? Конечно.

По сути, он прав. Адриан Эллис, пригласивший меня на танцы, был бы с моей стороны одолжением. Благотворительный акт, направленный на укрепление его социального положения и моего. Он был бы Добрым Самаритянином, пожертвовавшим лучшим свиданием ради грустной, жалко выглядящей студентки.

Я уже представляю довольную усмешку Софи, когда прозвенит предупредительный звонок и последние ученики разбредутся по своим классам.

— Нет, — говорю я. — Все в порядке. Думаю, я рискну с Фрэдди.

Я собираюсь уйти, но рука Адриана сжимает мою руку тисками.

— Нет? — Его брови нахмурены, губы плотно сжаты. — Что значит «нет»?

— Я опаздываю на урок.

Он игнорирует меня, его хмурый взгляд превращается в неприкрытую гримасу.

— Почему нет?

— Я бы предпочла пойти с Фрэдди.

— Нет, ты не хочешь.

— Да, хочу.

— Тебе приходится лгать.

— Нет. Думаю, я отлично проведу с ним время.

У него вырывается недоверчивая усмешка.

— Это оскорбительно. Я пытаюсь сделать тебе одолжение, а ты по-прежнему предпочитаешь его мне. Ты должна быть благодарна, что я вообще делаю тебе предложение.

Гнев пульсирует во мне.

— Что ж, думаю, этим утром я, возможно, исчерпала запас благодарности. — Сарказм пропитывает каждое слово. — И я опоздаю. Отпусти. — Я пытаюсь стряхнуть его, но он не двигается с места.

— Скажи мне почему, — приказывает он. — Мне нужно знать почему. — В его голосе слышится отчаяние, которое почти выбивает из колеи.

— Тебе действительно нужно, чтобы я объяснила тебе это по буквам?

Его глаза сужаются, но он не произносит ни слова.

Я тихо вздыхаю.

— Знаешь, для человека столь проницательного, я не уверена, что ты видишь меня очень ясно. — Я заправляю выбившуюся прядь светлых волос за ухо. — Я выбираю пойти с Фрэдди, потому что он не пытается сделать мне одолжение.

Его хватка ослабевает, и я вырываю свою руку из его.

— Мне нужно на урок. Увидимся на четвертом уроке.

Я оставляю его тушиться посреди пустого коридора, и хотя я не оборачиваюсь, от его взгляда у меня покалывает затылок на всем пути к английскому.

Глава двадцатая

Его утренний спор постоянно прокручивается в моем мозгу. Чем дольше я его знаю, тем легче Адриана понять, но я официально в тупике. Либо Адриан затаил обиду на Фрэдди, которой не хочет делиться, либо — и это самое смешное — ревнует.

Как я уже сказала: нелепо.

Ничто не указывало на то, что Адриан относится ко мне так, но как человек, который был хорошо знаком с моим собственным большим зеленым монстром за последние четыре года, я знаю, как распознать его за милю.

Может быть, это ревность к неромантической разновидности.

В сочетании с правами богатого ребенка Адриан — единственный ребенок, которому никогда в жизни не приходилось ни с кем делиться, и я первый реальный человек, который увидел тьму, скрывающуюся за этой очаровательной внешностью, и все еще жива, чтобы рассказать эту историю.

Его первый настоящий друг.

Это слово все еще кажется таким странным.

Конечно, это была шаткая дружба, но, тем не менее, дружба.

Он боится, что потеряет меня из-за Фрэдди?

Это не совсем абсурдная возможность, и ее легко исправить. Как только у него будет время остыть, я дам ему знать, что беспокоиться не о чем. Это просто танцы. У меня нет ни малейшего желания проводить время с Фрэдди дальше субботнего вечера.

Это то, что я говорю себе, направляясь на подготовку к поступлению в колледж и устраиваясь на заднем сиденье, как я обычно делаю. Фрэдди улыбается мне с третьего ряда, но, к счастью, не подходит.

Мне все еще нужно найти платье на субботу.

Если честно, это сейчас моя самая большая проблема, а не Адриан. Бал в честь Святого Бенедикта — одно из самых гламурных мероприятий года. Как и на большинстве мероприятий в Лайонсвуде, все будут соревноваться за лучший костюм, особенно среди девушек. Платья от кутюр заполонят танцпол, и я буду…

Не в платье из универмага, это точно.

Я знаю, что у меня все еще припрятано несколько сотен долларов — по иронии судьбы, от Фрэдди — на предложение для колледжа, но я могла бы потратить их на это начинание. Двести баксов не принесут мне никаких наград, но это продвинет меня дальше, чем стойки для оформления.

Я вешаю рюкзак Burberry на спинку стула и осматриваю его. Я могла бы попробовать продать и свою сумку, но…

Нет.

Мои пальцы почти бессознательно сжимаются на ремешках.

Только не это.

Я не хочу расставаться с первым в моей жизни вкусом роскоши.

Адриан выходит в коридор, находит свободное место в другом конце комнаты и не удостаивает меня взглядом — так что я предполагаю, что он все еще зол.

Что угодно. Я разберусь с этим позже.

Фрэдди запрокидывает голову и смеется над чем-то, что говорит его друг, и на мгновение эмоциональные американские горки этого утра останавливаются — и вспыхивает возбуждение.

Впервые за много лет мне не придется участвовать в школьном мероприятии ненужной.

Я иду на Бал в честь Святого Бенедикта.

Это то, на что должен быть похож выпускной год?

Танцы, свидания и положительные впечатления, которые заставляют меня чувствовать себя реальным человеком, а не призраком, бродящим по залам?

Я еще раз окидываю взглядом комнату. Обращаюсь к Адриану.

Он уже смотрит на меня, ониксовые глаза блестят под светом, и когда он ловит мой взгляд, его полные губы кривятся в кривой улыбке — нет, ухмылке.

Меня охватывает беспокойство, но профессор Кейн призывает аудиторию к вниманию, и я не задумываюсь над этим.

Следующие тридцать минут он бубнит о правильном форматировании, и как только мои веки начинают опускаться, раздается стук в дверь. Профессор Кейн делает паузу, достаточную для того, чтобы подойти и открыть ее.

У меня отвисает челюсть.

И я не единственная.

Я не уверена, чего я ожидала, но уж точно не увидеть входящего флориста с самым большим букетом красных роз, который я когда-либо видела в своей жизни. Это должно быть не менее двух-трех дюжин цветов, собранных вместе.

И это еще не все.

Сразу за ним другой флорист несет свой собственный комичных размеров букет из того, что я думаю , что это розы с накладывающимися друг на друга лепестками цвета абрикоса.

А затем третий — Иисус — держащий в руках какой-то гибридный цветок, красные лепестки которого переходят в белую серединку.

Розы четвертого флориста такие же темные, как глаза Адриана.

— Срань господня, — присвистывает кто-то рядом со мной. — Что это за приглашение на бал в честь Святого Бенедикта?

Это, должно быть, самое роскошное предложение, которое я когда-либо видела, и это происходит на глазах у всего старшего класса.

Лекционный зал наполняется благоговейным шепотом, и даже профессор Кейн выглядит сбитым с толку грандиозным зрелищем, которое в данный момент прерывает его занятия.