Милфа (СИ) - Малиновская Маша - Страница 10

Глубоко вздыхаю, стараясь выкинуть из головы его слова. Достаю передник и набрасываю прямо поверх уличной одежды. Мою руки и вдруг задумываюсь, что в последний раз я ела по-настоящему, чтобы получить удовольствие, кажется, лет сто назад. Чтобы действительно хотела есть, а не заталкивала в себя хоть что-то только потому, что надо. Всё в последнее время механически как-то. Но сейчас... сейчас мне хочется.

Я нахожу помидоры, пару яиц, достаю луковицу и начинаю готовить. Разогреваю сковороду, слышу, как масло шипит, когда кладу нарезанные овощи.

Запах жарящихся помидоров наполняет кухню, дразня аппетит.

Бросаю взгляд на часы: поздно, но мне всё равно.

— Хочешь? — обращаюсь к Роману, перекладывая яичницу в тарелку.

Он смотрит на меня так, будто я сделала что-то неподобающее, и хмурит брови.

— Еда в десять вечера? Ты серьезно?

— Ром, это просто яичница.

— С чего это у тебя аппетит проснулся? — в его голосе звучит уже не удивление, а откровенное неодобрение. — Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы это вошло у тебя в привычку.

— И что это значит? — я не поворачиваюсь, но мои руки сжимают вилку сильнее, чем нужно.

— Да то и значит, — его голос становится жестче. — У моего зама, Артюхова, жена — жирная свинья. Жрет целыми днями. Он с ней ни на одно официальное мероприятие прийти не может. Думаешь, мне хотелось бы увидеть тебя такой?

Я застываю, не знаю, как ответить. Слова застревают в горле, горечь накатывает волной.

— Боже, Рома, это просто яичница! — резко разворачиваюсь, сжимая вилку в руке до белых костяшек. — Я устала и проголодалась. Что здесь, блин, такого?!

В этот момент открывается дверь, и в дом заходит Костя. Он буднично здоровается, бросает сумку и, увидев еду, усаживается за стол.

— Мам, дай и мне тарелку, — говорит сын. — Я голодный как волк.

Роман, раздражённый, швыряет газету на стол и уходит, а я, выдохнув перекладываю половину яичницы в чистую тарелку и ставлю перед Костей. Тот принимается за еду, что-то листая в смартфоне.

— Что у вас тут произошло? — спрашивает как будто для галочки. Мне кажется, если я не отвечу, он и не заметит.

Но я отвечаю. Мне хочется хоть какой-то поддержки от сына. Слово приятное услышать.

— Твой отец переживает, что если я буду есть на ночь, то стану жирной свиньей. Можно подумать, я каждый вечер наедаюсь до отвала.

Сажусь за стол и наконец принимаюсь за еду. Аппетит уже, конечно, испорчен, но я теперь как минимум на зло Роману поем.

— Знаешь, он прав, — говорит он вдруг, не поднимая голову.

— О чем ты? — замираю с вилкой и вскидываю на сына глаза.

— О том, что так оно и начинается — сначала раз, потом два. А потом ты не должна удивляться, если у него появится любовница.

Эти слова ударяют, как пощечина. Я смотрю на сына, пытаясь понять, действительно ли он это сказал.

— Костя.... — шепчу я, не в силах сформулировать хоть что-то внятное.

Он пожимает плечами, как будто это пустяк, а его слова — просто констатация факта.

— Мам, ты же знаешь, какой он. Он такой был всегда. Просто не надо его провоцировать.

Эти слова ранят глубже, чем я ожидала. Сын. Мой любимый мальчик. Он говорит это так легко, как будто это нормально, как будто это — моя вина.

Я отворачиваюсь, чтобы он не видел слез, которые предательски выступают на глаза. О еде уже и не думаю.

— Костя, — говорю я тихо, но голос мой звучит как чужой, — ты даже не представляешь, как больно мне это слышать.

Он молчит, снова пожимает плечами и продолжает есть, как вроде бы ничего не произошло.

А я смотрю в окно и думаю, как внутри всё закипает.

От злости закипает на саму себя.

Как я могла считать свою семью счастливой?

Идиотка.

Уже почти восемь вечера, но Романа до сих пор нет с работы. Час назад он прислал сообщение, что они с мужчинами с работы решили поехать в сауну. Тяжелая была неделя, и в пятницу захотелось отдохнуть и расслабиться им.

И я, признаться, даже не знаю, что я сейчас чувствую. Я прекрасно понимаю, что там будут женщины. Обязательно. Готовые поддержать любое предложение.

И что я могу?

Злиться?

Да, злость накатывает, но вместе с ней приходит странное чувство облегчения. Романа нет дома. Он не пристает ко мне со своими претензиями, не требует ужина, не командует. Эта тишина… спокойствие…. Они почти приятны. Но всё равно тяжело.

Меня снова захлёстывает какая-то безысходность. Я стою у окна кухни и чувствую себя… ненужной. Как будто меня просто выбросили из жизни.

Муж с другой. Сын у друга. А я? Я осталась одна в этом доме, который больше похож на клетку.

Внезапно на столе вибрирует телефон, заставляя вздрогнуть от неожиданности.

Кто вообще может звонить вечером? Сестра в основном шлёт голосовые, а больше… больше мне никто особо не пишет. Не считая мужа с его распоряжениями. Но он сейчас занят.

Хватаю телефон и хмурюсь.

Номер незнакомый.

— Алло? — смахиваю для ответа.

— Лиля? — голос на другом конце дрожит, звучит почти истерично.

— Да, это я, — отвечаю растерянно, не понимая, кто это. Но сердце замирает. Вдруг что-то с Костей? Это всегда для меня самое страшное.

— Это Диана. Из клуба, помните?

— Помню, — отвечаю удивлённо, слегка выдохнув, что это не касается сына.

— Простите, что поздно звоню… но.… у нас проблема. Огромная проблема.

— Что случилось? — напряжение в ее голосе передаётся мне, и я сажусь на ближайший стул.

— Сегодня в клубе крупная тусовка, серьёзная развлекательная программа. И наш художник не приехал. Он заболел или что-то еще, я не знаю. Мы не можем с ним связаться. А у нас шоу через два часа, — быстро говорит она. — Вы… Вы могли бы приехать?

— Что? — я замолкаю, не верю своим ушам.

— Пожалуйста, Лиля, нам больше некому помочь. Вы же спасли меня тогда…

— Подожди, это… это невозможно. Уже поздно. И… — слова застревают в горле. Я хочу объяснить, почему ещё я вынуждена отказать, но вдруг понимаю, как именно это прозвучит вслух.

— Прошу вас! — она почти умоляет. — У нас пять танцовщиц, и их всех надо расписать. Если мы не выступим сегодня, Игнат нас просто уволит.

— Диана.…

Я замолкаю, прикидывая: пять девушек — одна я. Времени много уйдёт.

А если Роман вернётся? А как я вообще могу поехать в такое место так поздно?

Нет-нет, бредовая идея. Это чревато сильным скандалом дома.

Стою с телефоном в руках напротив большого зеркала на стене.

Смотрю на себя.

Какая же я…. жалкая.

Я устала быть мебелью. Устала быть чем-то, что можно просто оставить в доме, выключив свет.

И я, чёрт возьми, хочу пойти туда и сделать это! Для себя!

Снова взять в руки кисть и почувствовать хотя бы призрачный отблеск удовольствия.

Глубоко вдыхаю и принимаю решение.

— Хорошо, — говорю наконец. — Я приеду.

— Спасибо, Лиля! Спасибо тебе большое! — Диана всхлипывает от облегчения. — Тут все есть.

— Я вызову такси.

Я скидываю звонок и иду в спальню за одеждой. Чувствую, как сердце в груди взволнованно трепещет. Пальцы чуть покалывает, ладони хочется вытереть о домашнее платье.

Это рискованно, но я ведь ничего плохого не собираюсь делать!

По крайнем мере, это совсем не то же самое, что бухать сейчас в бане со шлюхами, как некоторые.

Я быстро собираюсь. Натягиваю джинсы, которые так редко ношу, легкий свитер. Вытаскиваю из шкафа старую шкатулку, в которой лежит моя палитра и несколько кистей. Даже не знаю, зачем я их перевезла из родительского дома и столько лет хранила.

Такси приезжает быстрее, чем я ожидала, и я выхожу из дома, чувствуя, как холодный вечерний воздух окутывает меня, пробирая через тонкое пальто.

Но мне всё равно сейчас. Я чувствую, как во мне пульсирует адреналин. Кому-то такой поступок совсем не покажется странным, но не для меня. Я не езжу поздними вечерами в ночные клубы расписывать красками обнаженные тела танцовщиц.